ПОЭТ – СОЗДАТЕЛЬ СЛОВА. ГЛАВНОЕ ИС-ВО – ЖИВОПИСЬ.
Первый футурист – Игорь Северянин. Фут-ты: полемика с Богом: «Мы – творцы слова».
Пафос эпатажа, реформирование поэзии, слово – это творение. Тв-во – процесс творения через слово. Бунт против привычных норм стихотворной речи, экспер. В области ритмики, рифмы, ориентация на произносимый стих, лозунг, плакат, отрицание кул-х традиций, попытка создать ис-во, устремленное в будущее.
Неологизм – яв-ие синтаксического порядка (в словосоч-ии, напр. «крылышкуя золотописьмом» сжато произведение. Слово – как произведение).
Русский футуризм развился на фоне первых шагов футуристического искусства в западных странах (прежде всего, Италии с манифестами поэта Томмазо Маринетти, которые явно повлияли на интонации первых манифестов московских футуристов). Однако одновременно русский футуризм неразрывно связан с символизмом — именно с русским символизмом, причем символизмом соловьевцев с их изощренно разработанной теоретической платформой (синтез, символ, магия слов и звуков и т. д.). Эта связь обнаруживает себя в постоянной «оглядке» на символистские принципы — как правило, для того, чтобы подвергнуть их отрицанию и, как бы просто вывернув эти принципы наизнанку, самим сделать «наоборот». Символистской мистике, попыткам заниматься «магией слов» противопоставлялись вульгарный материализм и ерническое богохульство, туманномногозначному словусимволу — точное, однозначно осмысливаемое словопонятие, а принцип художественного синтеза был хотя и продолжен футуристами, но неузнаваемо трансформирован (причем во главу угла ими выдвигался не синтез по линии литература — музыка, как у символистов, а синтез по линии литература — живопись). Уже упоминалось, что русский символизм и русский футуризм — своего рода «кривозеркальные» двойники. Вне связи с символизмом логика футуристического новаторства в основном попросту непонятна.
Футуристы, отчаянно ругая символистов, насмехаясь над их попытками в глубинах обычных слов искать некие скрытые, позабытые магические смыслы, в собственных своих исканиях («корнесловие» В. Хлебникова, «заумный язык» А. Крученых и др.) нередко будут двигаться, как ни парадоксально, в общем по тем же линиям (заменив поиск скрытых смыслов в обычных словах созданием неологизмов — то есть слов принципиально новых, «необычных», специально придумываемых для выражения нового смысла).
Жизненным примером символистов (прежде всего, раннего Брюсова) были подсказаны футуристам и те приемы саморекламы, с которых началось их вхождение в литературу. Однако и здесь проявилась та же «кривозеркальность» — брюсовский литературный скандал подразумевал сохранение безукоризненно «светских» манер, футуристы же сознательно начали с грубого хулиганства:
«Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней. Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня? Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот? Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Соллогубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным. С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..».
Так начинается знаменитая «Пощечина общественному вкусу» (1912) — литературный манифест футуристической группы «Гилея» (гилейцы, в подражание футуристам в живописи, называли себя также «кубофутуристами»), подписанный Д. Бурлюком, А. Крученых, В. Маяковским и В. Хлебниковым (вскоре к ним присоединился поэт В. Каменский).
Кроме символистов (и вообще крупнейших современных писателей) в праве на существование в «Пощечине» отказывается также классикам русской литературы — футуристическое отрицание всего и вся глобально и абсолютно. Сделано это, само собой разумеется, в расчете на привлечение к себе внимания путем эпатажа читающей публики. Впрочем, далее кратко излагается то, что можно счесть позитивной программой подписавшей документ творческой группы:
«Мы приказываем чтить права поэтов:
1. На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Словоновшество).
2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку, 3. С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования. И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших «здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервые Зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова»
