Революционная действительность определила высокий и мощный расцвет поэтического творчества. Он был подготовлен развитием культуры стиха, характерным для предреволюционных лет, когда выступили такие большие поэты, как А. Блок, В. Брюсов, А. Белый и юный В. Маяковский, но революция открыла новую и значительно более богатую и яркую эпоху русской поэзии.
Уже в январе 1918 г. Александр Блок откликнулся на пролетарскую революцию поэмой «Двенадцать». Не только тема и идея, но и сама художественная форма этого произведения как бы намечает тенденции дальнейшего развития русской поэзии. Образность поэмы соединяет возвышенную символику и пеструю, неприкрашенную повседневность, в ее ритме слышны отзвуки величавых революционных гимнов и частушечной скороговорки. «Державный шаг» пролетарских отрядов сливается здесь с порывами ледяного ветра, разгулом стихии. Одновременно А. Блок создал другое значительное произведение — «Скифы», изображающее противостояние двух миров— старой Европы и новой России, за которой поднимается пробуждающаяся Азия.
Резко расходятся пути поэтов-акмеистов. Николай Гумилев видит в восставших рабочих враждебную силу, выражает в некоторых своих последних стихах настроение обреченности, отходит к неосимволизму. В то же время Сергей Городецкий и Владимир Нарбут, вступившие в Коммунистическую партию, воспевают героические будни революционных лет, а Анна Ахматова в стихах, сочетающих глубокую внутреннюю взволнованность с бесстрастностью лаконичной классической формы, стремится запечатлеть трагические противоречия эпохи. В эфемерном мире эстетических иллюзий остался близкий к акмеистам Михаил Кузьмин.
Значительную роль в эти годы играли поэты, связанные с течением футуризма. Велемир Хлебников, стремившийся проникнуть в истоки народного языка и показавший неизвестные ранее возможности поэтической речи, писал восторженные гимны о победе народа (поэма «Ночь перед Советами»), видя в ней, впрочем, лишь стихийное «разинское» начало и грядущий анархический «Людомир».
В начале 20-х годов в советской поэзии появляется ряд новых крупных имен, почти или совсем не известных в дооктябрьский период. Соратник Маяковского Николай Асеев при известных общих с ним чертах (пристальное внимание к жизни слова, поиски новых ритмов) обладал своим особым поэтическим голосом, так ясно выразившимся в поэме «Лирическое отступление» (1925 г.). В 20-х годах выдвинулись Семен Кирсанов и Николай Тихонов, баллады и лирика которого (сборники «Орда», 1921 г.; «Брага», 1923 г.) утверждали мужественно-романтическое направление. Героика гражданской войны сделалась ведущим мотивом творчества Михаила Светлова и Михаила Голодного. Романтика труда — основная тема лирики поэта-рабочего Василия Казина. Взволнованно и ярко, сближая историю и современность, заявил о себе Павел Антокольский. Видное место в советской поэзии заняло творчество Бориса Пастернака. Романтику революции и свободного труда воспел Эдуард Багрицкий («Дума про Опанаса», 1926 г.; «Юго-Запад», 1928 г.; «Победители»). Его стихи органично сливают материально-чувственное ощущение живой жизни с пафосом высокой мечты. В конце 20-х годов Багрицкий входил в группу конструктивистов, которую возглавил Илья Сельвинский, создавший произведения большой и своеобразной поэтической силы (поэмы «Пушторг», 1927 г.; «Уляляевщина», 1928 г.; ряд стихотворений). К конструктивистам также примкнули Николай Ушаков и Владимир Луговской.
В самом конце 20-х годов привлекает к себе внимание самобытная, полная образной силы поэзия Александра Прокофьева, выросшая на почве фольклора и народного языка русского Севера, и интеллектуальная, полная поэтической культуры лирика Николая Заболоцкого («Столбцы»), Переживает после длительного молчания новый творческий подъем Осип Мандельштам.
Однако поистине всенародную известность благодаря глубокому освещению судеб русской революции завоевал Владимир Маяковский.
Начав свой путь в русле футуризма, В. В. Маяковский под влиянием Великой Октябрьской революции пережил глубокий перелом. В отличие от Блока он смог не только «слушать революцию», но и «делать революцию». Начиная с «Левого марша» (1918 г.), он создает ряд крупных произведений, в которых с большой полнотой и силой рассказывает «о времени и о себе». Произведения его разнообразны по жанрам и тематике— от предельно интимных лирических поэм «Люблю» (1922 г.), «Про это» (1923 г.) и стихотворения «Письмо Татьяне Яковлевой» (1928 г.) до былины «150.000.000» (1920 г.) и новаторского «документального» эпоса «Хорошо!» (1927 г.); от возвышенно героических и трагедийных поэм «Владимир Ильич Ленин» (1924 г.) и «Во весь голос» до саркастической сатиры в серии «портретных» стихов 1928 г.— «Столп», «Подлиза», «Сплетник» и т. д.; от злободневных «Окон РОСТА» (1919— 1921 гг.) до утопической картины «Пятого Интернационала» (1922 г.). Но всюду Маяковский сохраняет целостность мироощущения; его лирика эпопейна, а эпос пронизан лиризмом; его сатира по-своему героична, и за героикой он не забывает о «дряни». Поэт всегда говорит именно «о времени и о себе»; во многих его произведениях целостно, необедненно выражается и революционная эпоха в ее грандиозности и сложных противоречиях, и живая личность поэта, его «сплошное сердце».
Все это воплощено Маяковским в неповторимой образности его поэзии, которая соединяет гиперболы и документализм, символы и грубую предметность. Изумительна его поэтическая речь, вбирающая в себя, сливающая в мощное целое фразеологию митинговых призывов, древнего фольклора, газетной информации, образного народного языка, научного трактата и обыденного разговора. Наконец, неподражаем ритмико-интонационный строй его стиха с «выделенными словами», дающими ощущение выкрика, с маршевыми ритмами или, напротив, небывало длинными строками, словно рассчитанными на хорошо поставленное дыхание оратора.
Творчество другого виднейшего советского поэта, С. А. Есенина, представляет собой единую лирическую исповедь, где с обнаженной искренностью выражены трагические противоречия, фокусом которых стала душа поэта. Поэзия Есенина — это песнь о неподвижной и дремотной крестьянской Руси, слитой с природой, полной «неизречимой животности», о человеке, соединившем в характере разбойную удаль с терпением и кротостью. Деревенские «видения», которые пронес Есенин через свою короткую жизнь, обретают особенную яркость и силу оттого, что переплавляются в словесное золото вдали от крестьянской рязанщины, среди шумного, враждебного города, многократно предаваемого поэтом анафеме и одновременно притягивающего его к себе.
В пафосных, отвлеченно-романтических стихах Есенин приветствует Октябрь («Небесный барабанщик»), но и революция воспринимается им как приход крестьянского Спаса, богоборческие мотивы оборачиваются прославлением деревенской идиллии («Инония»).
Неизбежное, по мысли Есенина, столкновение города и деревни приобретает характер глубоко личной драмы («Я последний поэт деревни…», «Мир таинственный, мир мой древний»), «Железным врагом», беспощадным поездом на чугунных лапах, побеждающим сельского «красногривого жеребенка», представляется ему новая, индустриальная Россия. Вовлечение в мир богемы привело к усилению в творчестве поэта мотивов безысходной обреченности и мрачности, вызвало резкие переходы от религиозного смирения к пьяному угару («Трерядница», «Исповедь хулигана»). В лирическом герое мутнеет, стирается лик кроткого, золотоволосого пастушка, славящего деревенскую родину, и проступают черты уличного повесы, душевно опустошаемого продажной любовью, захваченного пропащей гульбой. Одиночество и неуютность во взвихренном, чуждом мире переданы с огромной искренностью в «Москве кабацкой», а также в условно исторической поэме «Пугачев» (1921 г.).
Поэзией утрат пронизан лирический цикл («Пускай ты выпита другим», «Годы молодые с забубенной славой»), к которому примыкают напевно-цветистые «Персидские мотивы» (1925 г.). Крупнейшим достижением Есенина явились стихотворения «Возвращение на родину», «Русь советская», поэма «Анна Снегина» (1925 г.), свидетельствовавшие о его напряженном стремлении понять новую действительность, сблизиться с ней и воспеть ее. Поэма «Анна Снегина» с ее «простым» мастерством знаменует приближение поэта к Пушкинской ясности и чистоте слова, отход от перенасыщенной метафоризации и орнаментальности ранних стихов.
