Главным объектом критики в романе становится романтическое мироощущение, скрывающее от человека грубую реальность жизни и неспособное дать ему силы для противостояния ей. Типичным романтиком сентиментальноготипа выведен Дмитрий Круциферский – разночинец по происхождению, культурный, начитанный человек, пытающийся строить свою жизнь по идеальным образцам, почерпнутым в поэзии Жуковского, творчество которого сыграло едва ли не определяющую роль в его воспитании. Высмеивая сентиментальный настрой Круциферского, Герцен заставляет его беспрерывно, почти по любому поводу лить слезы и прямо указывает на литературных предшественников изображаемого им типа – Вертера из романа “Страдания юного Вертера” Гете и Владимира Ленского из пушкинского “Евгения Онегина”. Женившись на Любоньке, Круциферский полагает, что обрел счастье, которое теперь будет продолжаться вечно. Но вся его наивная философия разрушается в один миг, когда он узнает, что Любонька по-настоящему любит другого человека – Владимира Бельтова. Столкнувшись с реальной жизнью, с ее сложными и непредсказуемыми проявлениями, Круциферский совершенно теряется, не знает, как себя вести и что предпринять, и наконец находит выход, который подсказывает ему его слабая натура: он начинает пить, чтобы уйти от мучительных жизненных противоречий.
Другой жертвой романтического в широком смысле, т. е. оторванного от жизни воспитания представлен в романе его главный герой Владимир Бельтов. Сын богатого помещика Бельтова, женившегося на гувернантке, когда-то бывшей крепостной крестьянкой, Владимир воспитывался матерью и специально нанятым ею учителем-гувернером, швейцарцем Жозефом, в полной изоляции от действительности. Мать, еще в юности столкнувшаяся, по выражению Герцена, со “злотворной материей” жизни, всеми силами старалась уберечь сына от подобного столкновения. По выходе из университета Бельтов определяется на службу в министерство и, столкнувшись с рутинной, пошлой жизнью чиновничьего аппарата, довольно быстро понимает, насколько она далека от тех идеалов добра и справедливости, которые он поначалу, исполненный юношеских надежд, собирался привнести в нее. Не совладав с “чиновничьим Голиафом”, Бельтов прекращает служить, пробует заняться медициной, потом ваянием, но ничем не может увлечься всерьез, разочаровывается во всякой деятельности и превращается – Герцен прямо намекает на это – в некое подобие “лишнего человека”, продолжая ряд, начатый пушкинским Онегиным и лермонтовским Печориным. В соответствии с теориями философов-позитивистов, разделяемых так или иначе всеми писателями “натурального” направления, бездеятельность своего героя Герцен стремится объяснить не столько идейными влияниями, духом эпохи и проч., сколько материальными, социологическими причинами, или, как принято было говорить в то время, “средой”, предопределяющей, как считалось, и все идейные влияния, накладывая на них свой неизгладимый отпечаток. Отсюда принципиальная важность указания на тот факт, что Бельтов, унаследовавший после смерти отца имение Белое Поле, достаточно богат, чтобы позволить себе не служить и вести праздный образ жизни.
“Материалистический” взгляд на вещи защищает в романе постоянный оппонент романтика Круциферского доктор Крупов, убежденный в том, что все идейные мотивы, которыми руководствуются люди, включая веру в судьбу и Провидение, в конечном счете могут быть сведены к простейшим столкновениям физических, природных элементов, познаваемых самой трезвой из существующих наук – медициной. Позиция Крупова во многом напоминает последовательно “материалистическую” позицию брата Герцена А. А. Яковлева. Позиция же самого Герцена в романе много сложнее. Материалистическую концепцию Герцен дополняет почерпнутой у западников и отчасти у Фейербаха теорией “лица”, или личности, способной не подчиниться сформировавшей ее “среде”, не быть только пассивным ее отпечатком, а сопротивляться ее воздействию, если таковое представляется зрелой личности стесняющим ее стремление к дальнейшему развитию и ограничивающим ее потребность в свободе.
С одной стороны, человеческие характеры представлены как неизбежные и закономерные порождения определенной “среды”, и авторское отношение к этому вполне нейтрально, лишено, как и должно быть при научном подходе, какой-либо этической оценки: какова “среда”, таковы и ее порождения, и тут никого нельзя ни осуждать, ни винить. С другой стороны, сама “среда” со всеми ее порождениями описывается как какое-то чудовищное отклонение от нормы: она безобразна, уродлива, почти гротескно нелепа. С этой точки зрения “среда”, безусловно, подлежит суду и должна быть отрицаема во имя идеала, которого требует новое человеческое сознание, неудовлетворенное несовершенством окружающей жизни.
Носительницей такого нового человеческого сознания Герцен делает главную женскую героиню романа – Любоньку Круциферскую. Дочь крестьянки и помещика Негрова, взятая из милости на воспитание в дом отца, она, в отличие от Круциферского и Бельтова, с детства знала, какой грубой и жестокой может быть жизнь. Но именно это знание закалило ее волю, научило, по крайней мере внутренне, сопротивляться “злотворной материи” жизни и сформировало ее сильный характер. Полюбив Бельтова, Любонька понимает, что не должна стыдиться общественного мнения, которое в силу предрассудков, опутавших сознание жителей города NN, а по Герцену – вообще все “безумное” сознание прошлого и современного мира, должно считать ее преступницей и грешницей. Сама Любонька не считает себя таковой. Сознание ее настолько развито и свободно, что даже страх религиозного возмездия она почитает пустым предрассудком и усилием ума и воли пытается избавиться от него. Духовному уровню Любоньки под стать духовный уровень ее избранника Бельтова, авторское отношение к которому к концу романа становится все более и более сочувственным. Оба они рисуются как почти идеальные фигуры, сумевшие вырваться из мира всеобщего безумия. В авторском понимании, если кто и виноват в случившемся, то никак не “соблазнитель” Бельтов и не “поддавшаяся соблазну” Любонька. Так, по Герцену, могли бы рассуждать славянофилы. С точки зрения Герцена, если уж искать виноватого, то им будет не кто иной, как Круциферский, слабый человек, изуродованный романтическим воспитанием, закрепившим в нем эту слабость и навсегда оставившим его в плену отвлеченных представлений о жизни.
Роман завершается на драматической, если не трагической ноте. Все три главных героя – участники “любовного треугольника” – несчастны: спивается Круциферский; Любонька, истерзанная внутренней борьбой, угасает в чахотке; Бельтов под давлением обстоятельств вынужден уехать из города. Такой финал есть своего рода ответ на вопрос “кто виноват ”, вынесенный в название романа. Ответ направлен против мнения, что основная вина лежит на героях, нарушивших традиционные правила семейного общежития и религиозного долга. Такое мнение опровергается положением, выводимым в романе: виноваты не отдельные люди, а само “безумное” общество, с древних времен живущее ложными понятиями о природе и назначении человека и на корню губящее все попытки отдельных индивидуумов противостоять этому всеобщему безумию.
