пользователей: 30398
предметов: 12406
вопросов: 234839
Конспект-online
РЕГИСТРАЦИЯ ЭКСКУРСИЯ

Психология:
» Тема1. Общее представление о психологии как науке
» Тема 2. Историческое введение в психологию
» Тема 3. Эволюционное введение в психологию
» Тема 4. Возникновение, историческое развитие и структура сознания.
» Тема 5. Психофизиологическая проблема
» Тема 6. Человек как субъект познания и деятельности
» Тема 7. Индивидуальные особенности человека как субъекта деятельности
» Тема 8. Эмоционально-волевая регуляция деятельности
» Тема 9. Психология потребностей и мотивации
I семестр:
» Микроэкономика
» Политическая экономика
» Экономика предприятия
» Финансы
» Макроэкономика
» Мировая экономика
» Мат-эк модели
» Вопросы

Уровни построения движений, по Н.А.Бернштейну. Конкретные примеры. Исследование П.Я.Гальперина и Т.О.Гиневской как психологическая иллюстрация к физиологической концепции Н.А.Бернштейна. Значение идей Н.А.Бернштейна для психологии.

 

§ 7. Уровни построения движений, по Н.А.Бернштейну

Чем сложнее (точнее, осмысленнее, предметнее) двигательная задача, тем более высоким является «уровень построения движения» и тем более высокие уровни нервной системы принимают участие в решении этой задачи и реализации соответствующих движений.

Н.А.Бернштейн выделил и подробно описал пять основных уровней построения движений, обозначив их латинскими буквами Л, Я, С, D, Е.

292

Самый древний в филогенетическом отношении — уровень А, который называется уровнем «палеокинетических регуляций», или руброспинальным, по названию анатомических «субстратов», которые отвечают за построение движений на этом уровне: «красное ядро» выступает «высшей» регулирующей инстанцией этого уровня построения движений, к которому имеют отношение и другие подкорковые структуры. Система данных структур обеспечивает поступление и анализ проприоцептивной информации от мышц, удержание определенной позы, некоторые быстрые ритмические вибрационные движения (например, вибрато у скрипачей), а также ряд непроизвольных движений (дрожь от холода, вздрагивание, стучание зубами от страха). Уровень А у человека практически никогда не бывает ведущим уровнем построения движений.

Второй — уровень В — называется также уровнем «синергии и штампов», или таламо-паллидарным уровнем, поскольку его анатомическим субстратом являются «зрительные бугры» и «бледные шары». Он отвечает за так называемые синергии, т.е. высокослаженные движения всего тела, за ритмические и циклические движения типа «ходьбы» у младенцев, «штампы» — например, стереотипные движения типа наклонов, приседаний. Этот уровень обеспечивает анализ информации о расположении отдельных конечностей и мышц безотносительно к конкретным условиям осуществления соответствующих движений. Поэтому он отвечает, например, за бег вообще (скажем, за бег на месте) как переменную работу различных групп мышц. Однако реальный бег совершается по какой-нибудь конкретной поверхности со своими неровностями и препятствиями, и чтобы он стал возможным, необходимо подключение других, более высоких уровней построения движений. Этот уровень отвечает также за автоматизацию различных двигательных навыков, выразительную мимику и эмоционально окрашенные пантомимические движения.

Уровень С, называемый уровнем пространственного поля, или пирамидно-стриальным, поскольку его анатомическим субстратом выступают уже некоторые корковые структуры, образующие так называемые пирамидные и экстрапирамидные системы, обеспечивает ориентацию субъекта в пространстве. Движения, выполняемые на данном уровне, носят отчетливо целевой характер: они ведут откуда-то, куда-то и зачем-то. Соответственно они имеют начало, середину и конец. Таковы, к примеру, плавание, прыжки в длину, высоту, вольные акробатические упражнения, движения рук машинистки или пианиста по клавиатуре, движения наматывания, т.е. такие, где требуется учет «пространственного поля».

Еще более высоким уровнем является уровень D, называемый также теменно-премоторным, поскольку его анатомическим субстратом являются исключительно кортикальные структуры в те-менно-премоторных областях. Он называется также уровнем пред-

293

метных действий, поскольку обеспечивает взаимодействие с объектами в соответствии с их предметными значениями. Примеры движений на этом уровне: питье из чашки, снятие шляпы, завязывание галстука, изображение домика или человека. Если вспомнить структуру деятельности, по А.Н.Леонтьеву, то речь идет о выполнении именно действий, а не операций, т.е. цель действия, строящегося на этом уровне, может быть достигнута разными способами (за осуществление операций отвечают другие уровни).

Наконец, уровень Е (Н. А. Бернштейн говорил, что этот уровень наименее изучен в физиологии активности, — возможно, это даже не один, а несколько уровней) отвечает за «ведущие в смысловом отношении координации речи и письма», которые объединены уже не предметом, а отвлеченным заданием или замыслом. Таковы, например, речевые и другие движения читающего лекцию преподавателя, танец балерины и т.п. Здесь речь уже идет о передаче научных знаний или замысла художника, что предполагает исключительно произвольный уровень регуляции разворачивающихся действий. Анатомический субстрат движений данного уровня еще не вполне изучен, хотя Н. А. Бернштейн подчеркивал несомненное участие в произвольной регуляции движений лобных долей коры головного мозга, ссылаясь на работы А. Р.Лурия.

Как правило, в построении действий человека принимают участие структуры всех уровней, хотя иногда более простые движения регулируются лишь низшими уровнями. В принципе одно и то же движение может строиться на различных уровнях, если включается в решение разных задач. Строго говоря, это движение не будет «одним и тем же» (как было показано выше, даже амплитуда движений рук раненых бойцов увеличивается, если больной выполняет более значимую для него работу). Поэтому можно изменить характер протекания движений, изменив его смысл для человека.

Из вышеизложенного явствует, что концепция неклассической физиологии Н.А. Бернштейна помогает подойти к диалектическому решению психофизиологической проблемы. Анатомо-физио-логические структуры здесь всего лишь инструменты для реализации задач деятельности субъекта. То, какие именно структуры участвуют в обеспечении построения движений человека, зависит от того, какое место занимает это движение в структуре деятельности субъекта, какой смысл оно имеет для него. Образно говоря, мозг и нервная система в целом — инструмент, с помощью которого человек «проигрывает мелодии своей жизни».

Мы не должны, однако, забывать, что устройство этого инструмента также заслуживает своего изучения в психологии, поскольку ни один из психических процессов, обеспечивающих ориентировку субъекта в мире и регуляцию его деятельности, невозможен без нормально работающего мозга. Естественно, патология мозговой деятельности приводит к ограничениям (иногда весьма

294

существенным) в формировании адекватной деятельности субъекта, подобно тому как поломанный или расстроенный инструмент не позволяет музыканту извлечь достойную музыку (хотя, впрочем, Н.Паганини мог играть и на одной струне). Обратимся поэтому к некоторым аспектам работы головного мозга, изучаемым в психологии при решении разных задач, и в частности в связи с практическими запросами к нейропсихологии, одним из создателей которой был А. Р.Лурия.

§ 8. Концепция системной динамической локализации высших психических функций

При рассмотрении данной концепции мы должны остановиться на важном как для физиологии, так и для психологии понятии «функция». В физиологии понятие «функция» имеет два основных значения. Как правило, в классической физиологии под функцией понималась «работа» определенной ткани или органа (например, функцией поджелудочной железы является выделение инсулина). В неклассической физиологии функцией называлась приспособительная деятельность целого организма: например, функция дыхания, функция пищеварения. Так понимаемые функции нельзя считать работой строго определенного органа: это сложный результат совместной деятельности целой системы органов, мышц и нервных центров. К примеру, дыхание может быть обеспечено функционированием разных групп мышц, которые при определенных условиях могут брать на себя большую или меньшую работу. У беременных женщин, например, в силу понятных причин в осуществлении дыхания практически не участвуют брюшные мышцы, тогда как участников хора, напротив, учат дышать, используя именно их (для певца важно набирать в легкие воздух незаметно для слушателя, не используя грудные мышцы и мышцы плечевого пояса). То же относится, например, и к обеспечению изменения положения тела в пространстве, за которое могут отвечать разные группы мышц.

Таким образом, речь идет уже о сложнейшей функциональной системе органов и нервных центров, каждый из которых входит в эту систему, обеспечивая какую-либо сторону ее работы. Термин «функциональная система» ввел в физиологию известный отечественный исследователь П.К.Анохин, которого можно также рассматривать как представителя неклассической физиологии. А. Р.Лурия, используя эти идеи и опираясь на концепцию Л. С. Выготского, создал свою теорию системной динамической локализации высших психических функций.

Концепция А. Р.Лурия диалектически разрешает противоречие между двумя противоположными точками зрения на решение проблемы локализации психических функций в головном мозге, а

295

именно между позициями «узкого локализационизма» и «антило-кализационизма». Первой точки зрения придерживался, например, австрийский врач и анатом Ф.А. Галль, чьи идеи о точной локализации отдельных психических «способностей» (таких, например, как «влечение к вину», «остроумие», «дружба и общительность» и т.д.) в строго определенных участках головного мозга широко распространились на рубеже XVIII и XIX вв. Согласно этой точке зрения, мозг представляет сумму автономно работающих участков, что вполне соответствовало господствовавшему в это время в психологии принципу элементаризма. Умозрительная концепция Ф.А. Галля получила, казалось бы, мощное эмпирическое подтверждение уже во второй половине XIX в., когда французский анатом П. Брока установил четкую связь конкретного нарушения речи, названного моторной афазией (больной понимал речь других, но не был способен к артикулированной речи), с поражением задней трети нижней лобной извилины левого полушария головного мозга.

П. Брока обнародовал свое открытие в 1861 г. Спустя 13 лет немецкий психиатр К. Вернике установил связь между поражением задней трети верхней височной извилины левого же полушария и нарушением понимания речи. После этого многие психиатры и неврологи стали настойчиво искать «мозговые центры», отвечающие за строго определенные функции. Однако параллельно этим поискам накапливались факты, которые говорили о том, что мозг работает как единое целое. Французский ученый Ж. П. Флу-ранс, удаляя участки головного мозга у птиц, еще в первой половине XIX в. обратил внимание на то, что нарушенные в результате такой операции психические функции восстанавливаются (причем скорость и успешность восстановления функций зависят не от того, где удален участок мозга, а от того, какого он объема), и сделал вывод, что кора головного мозга представляет собой однородное целое. Но он не учел, что кора больших полушарий у птиц недостаточно дифференцирована. Однако благодаря этим исследованиям и аналогичным экспериментам более позднего времени (немецкого физиолога Ф. Гольца в 70-е гг. XIX в., который удалял участки головного мозга у собак; американского невролога К. Леш-ли в конце 20-х гг. XX в. и др.) возникли и укрепились идеи целостного подхода к решению проблемы локализации. Идеи о том, что мозг работает как единое (и однородное) целое, находили сочувствие у гештальтпсихологов и представителей других школ целостной психологии. Так возникла позиция «антилокализацио-низма» — убеждение в том, что не существует жесткой локализации тех или иных психических функций в отдельных участках мозга: за их отправление отвечает весь мозг «целиком».

Концепция А. Р.Лурия диалектически «снимает» противоречие между этими крайними позициями, каждая из которых несет в

296

себе свою «правду» и в то же время в абсолютном смысле слова неверна. Опираясь на идеи своих предшественников в неврологии (среди них А. Р.Лурия особенно выделял английского невролога Х.Джексона), в физиологии (П.К.Анохина и А.А.Ухтомского) и в психологии (Л.С.Выготского), он приходит к выводу, что мозг действительно работает как «единое целое», но не однородное, а системно организованное целое. При решении субъектом конкретной задачи каждый раз оказываются «задействованными» разные участки коры его головного мозга.

При этом, если нарушается работа какого-либо звена этой системы, разлаживается работа всей системы, но каждый раз по-разному в зависимости от конкретного поражения. Для примера рассмотрим некоторые нарушения сложнейшей деятельности письма. Для ее осуществления необходима работа самых разных участков головного мозга. Одни участки мозга отвечают за акустический анализ звукового состава слов (при их поражении будут смешиваться близкие по звучанию фонемы, сложные звукосочетания восприниматься как шумы и пр.), другие — за «перешифровку» полученных результатов в зрительно-пространственные схемы (при их поражении окажется невозможным, например, правильное пространственное расположение элементов букв), третьи — за организацию общей кинетической организации движений (при их поражении могут наблюдаться трудности при переходе от одной графемы к другой) и т.п.

Таким образом, выпадение «собственной» функции конкретного участка мозга ведет к определенному нарушению работы всей системы в целом, однако благодаря функциональным перестройкам могут наблюдаться компенсации (до определенных пределов) возникшего дефекта. Так, например, если поражены вторичные корковые зоны зрительного анализатора (18-е и 19-е поля) и у больного наблюдается невозможность узнавания предметов с помощью зрения (у него возникает зрительная предметная агнозия), это вовсе не означает, что больной вообще теряет способность воспринимать значения предметов. Те же предметы можно распознать с помощью подключения иных звеньев системы — например, дать испытуемому возможность опознать данные предметы с помощью осязания.

Чем более сложна психическая функция, тем более «широко» она локализована в структурах мозга. Отдельные элементы этой системы могут (до известных пределов) заменять друг друга при решении одной и той же задачи. При этом мозговая локализация изменяется в онтогенезе. Мозговая организация речи у взрослого человека (правши) существенно отличается от таковой у детей 5 — 6 лет, не владеющих еще грамотой. Это обусловлено как раз прижизненным характером формирования высших психических функций, изменением их структуры на разных возрастных ступе-

297

нях и соответственно изменением их локализации в мозге. Поражение одних и тех же мозговых зон в разном возрасте может привести к разным последствиям у ребенка и взрослого человека. Так, например, поражение «низших» сенсорных отделов коры в раннем детстве может привести к недоразвитию познавательных функций, тогда как то же самое поражение у взрослых может быть скомпенсировано влиянием уже сложившихся высших функциональных систем. При этом сами мозговые структуры развиваются при «включении» их в решение различных психологических задач. Известно, что при поражении лобных долей головного мозга расстраиваются произвольная и волевая регуляция психических функций, управляемость и целесообразность поведения в целом. Однако, когда ребенок рождается, у него нет произвольного поведения не потому, что лобные доли еще не «созрели», а потому, что развитие произвольности у ребенка происходит благодаря совместной деятельности со взрослым, процессам знакового «опосредствования» и т.п. Именно благодаря построению у ребенка соответствующих систем ВПФ мозг развивается в онтогенезе специфически человеческим образом и окончательно формируется только к 12—14 годам.

Характеристика системной работы головного мозга была бы неполной, если бы мы не остановились на трех выделяемых А. Р.Лу-рия «блоках мозга» [79]. Они, несомненно, работают согласованно, но решают каждый свои задачи.

Первый — так называемый энергетический блок мозга, или блок регуляции тонуса и бодрствования, — отвечает за оптимальное состояние коры, необходимое как для переработки и сохранения информации (за что отвечает второй блок мозга), так и для планирования и контроля деятельности субъекта (что обеспечивает третий блок мозга). Кстати говоря, измененные состояния сознания вызываются, вероятно, намеренными (искусственными) или непреднамеренными изменениями закономерностей работы именно этого блока мозга (см. главу 7). В него входят образования верхних отделов ствола мозга (имеются в виду структуры гипоталамуса, зрительные бугры и ретикулярная формация, которые обеспечивают двустороннюю связь этих подкорковых образований с корой) и структуры древней, или лимбической, коры, также связанные с вышеперечисленными отделами ствола (а именно образования, входящие в так называемый гиппокампов круг, — гип-покамп, мамиллярные тела и др.). Поддержание тонуса коры в оптимальном состоянии зависит от информации, поступающей от органов чувств, от интерорецепторов, реагирующих на отклонения от постоянства внутренней среды организма, и от идущих сверху вниз влияний высших образований коры, которые обеспечивают произвольную регуляцию человеческого поведения. Известно, например, что до известных пределов усилием воли чело-

век может поддерживать бодрствующее состояние даже в условиях, когда нервная система истощена от трудной работы и человек чувствует, что засыпает.

Второй блок, называемый А. Р.Лурия блоком приема, переработки и хранения информации, физиологически обеспечивает деятельность субъекта, имеющую своей целью познание свойств и закономерностей окружающего мира.

Он включает в свой состав мозговые структуры, расположенные в задних отделах головного мозга (теменной, височной и затылочной областях). Первоначально модально-специфическая информация поступает от рецепторов (соответственно кожных, слуховых и зрительных) в первичные (проекционные) зоны коры головного мозга. В них имеются высокоспециализированные нейроны, реагирующие лишь на отдельные признаки внешних раздражителей. Раздражение этих участков головного мозга (например, при операциях на мозге) в области «зрительной коры» (17-е поле) приводит к возникновению у человека отдельных зрительных ощущений — светящихся шаров или точек и т.п. При этом имеет место соматотопическая проекция отдельных рецепторных поверхностей на участки первичной коры. Так, корковое представительство кожного анализатора имеет четко различающиеся зоны клеток, перерабатывающих информацию, идущую от конкретных кожных рецепторов: например, кожные рецепторы левой ноги имеют свою корковую проекцию в верхних отделах задней центральной извилины правого полушария (в силу перекреста волокон в стволе мозга), а кожные рецепторы правой ноги, напротив, «представлены» в соответствующих участках задней центральной извилины левого полушария. Кожные рецепторы рук имеют свое корковое представительство в средних отделах, а кожные рецепторы лица, языка и губ — в нижних частях этих же извилин. При этом площадь территории, занимаемой проекцией рецепторов тех или иных кожных зон, пропорциональна не размерам соответствующих частей тела, а их значимости для деятельности субъекта. Так, значительную часть площади занимают проекции рецепторов губ и языка, а также больших пальцев рук в силу их особой значимости для деятельности человека, в то время как проекция кожных рецепторов ног занимает не столь существенное место. Клетки первичных зон анализаторов выполняют функцию анализа поступающей в органы чувств информации.

Вторичные, «гностические» участки коры, расположенные недалеко от первичных зон, осуществляют функцию синтеза полученной и проанализированной первичными участками коры информации. Соматотопическая проекция в этих зонах уже отсутствует. Раздражение клеток вторичных полей коры приводит к появлению образов предметов (цветов, бабочек, мелодий и пр.). Нарушения в работе этих зон приводят к нарушениям предметно-

299

го восприятия, получившим название агнозий (мы уже рассматривали случай зрительной предметной агнозии, когда больной с подобным поражением не узнает предмет, хотя и может его описать).

Наконец, существуют так называемые третичные зоны коры головного мозга, которые являются специфически человеческим образованием и очень поздно созревают в онтогенезе. Они расположены на границах корковых представительств трех рассмотренных нами анализаторов (кожного, зрительного и слухового), т.е. на границах теменной, затылочной и височной областей, и осуществляют синтез информации от разных анализаторов. Повреждение этих зон приводит к нарушению сложных форм пространственного восприятия субъектом мира, затруднению в определении положения стрелок часов на циферблате, перепутыванию левой и правой сторон и т. п.

Третий блок головного мозга обеспечивает программирование, регуляцию и контроль деятельности. Обеспечивающие его работу участки головного мозга расположены в передних отделах больших полушарий (в их лобных долях). Любопытно, что соответствующие этому блоку корковые структуры также могут быть рассмотрены с точки зрения выделения первичных, вторичных и третичных зон, только эти зоны, в отличие от рассмотренного выше блока переработки и хранения информации, включаются в выполнение задач своего блока в обратном порядке: первыми в организацию работы по планированию и осуществлению необходимых программ поведения вступают третичные зоны лобной коры — специфически человеческие образования, которые созревают в онтогенезе самыми последними и формирование которых определяется овладением человеком речью, усвоением им социального опыта, в том числе нравственных ценностей и правил поведения в обществе. По сути дела, эти зоны и составляют материальный субстрат произвольной и волевой регуляции человеком своей деятельности. Нарушения работы этого блока вызывают соответствующие расстройства поведения («полевое поведение»), которые можно наблюдать у так называемых лобных больных.

Необходимая для реализации функций данного блока информация поступает затем во вторичные поля — в премоторную область, подготавливающую непосредственную реализацию двигательных импульсов с помощью работы первичных двигательных зон коры и играющую главную роль в формировании навыков (двигательных привычек), выступающих, образно говоря, «кинетической мелодией», которая включает в себя в качестве составляющих отдельные движения. Выполнять эти последние предназначены уже первичные зоны двигательной коры. Первичные поля двигательной коры имеют такое же четкое соматртопиче-ское строение, как и первичные зоны второго рассмотренного нами блока; при этом сохраняется тот же принцип не геометри-

300

ческого, а функционального представительства разных групп мышц в этих зонах: значительную площадь занимают корковые представительства не самых крупных мышц, а тех, которым в наибольшей степени необходимо управление.

Существуют также значимые различия между спецификой работы правого и левого полушарий мозга, которые в обычных условиях работают слаженно и согласованно, однако в отдельных случаях (при перерезке так называемого мозолистого тела, соединяющего полушария друг с другом) они начинают работать независимо друг от друга. При этом у человека (в отличие от животных) левое полушарие, являющееся «мозговым аппаратом» речи, доминирует у правшей (правое полушарие является у них подчиненным). У левшей доминирующую роль может играть правое полушарие.

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что и в концепции А. Р.Лурия (как и в работах Н.А.Берн штейна) соотношение между психическим и физиологическим предстает в форме их диалектического единства — нет ни одного психического процесса, который не был бы каким-то образом (причем весьма специфическим образом) локализован в мозговых структурах, но в то же время психическое не сводимо к физиологическому. При конкретизации этого единства следует отметить, что поставленная субъектом та или иная психологическая задача определяет систему мозговых процессов, которые будут задействованы при решении данной задачи.

Закончить разговор о возможном соотношении психического и физиологического в деятельностном подходе (который в той или иной степени развивался как в работах Н. А. Бернштейна, так и в работах А. Р.Лурия) можно очень емкой цитатой из выступления А. Н.Леонтьева в 1969 г., когда подводились итоги сделанной в его школе работы: «Если составить систему единиц, понять ее иерархически — от деятельности к операциям, функциям, то движение, формирование, развитие идет сверху вниз: от высших образований — к физиологии. Невозможно движение восхождения от мозга к неким процессикам, от процессиков к более сложным образованиям и, наконец, к сложению жизни» [28, 150]. Можно сказать еще короче: от жизни к мозгу, а не от мозга к жизни. Это означает, что в психологической теории деятельности физиологические процессы рассматриваются как то, что обеспечивает реализацию предметной по своему существу психической деятельности, но, чтобы понять суть этой последней, необходимо выйти за пределы мозга (и вообще нервных и телесных структур) в систему отношений «субъект — объект», которые реализуются разными формами деятельности субъекта.

Круг замкнулся — мы опять возвратились к необходимости поместить категорию «деятельность» в центр понятийной систе-

301

мы психологической науки. Только при понимании психики как функции деятельности (а не мозга как такового) можно адекватно решить и психофизиологическую проблему. Постоянно приводимые в нашей литературе определения психики как функции мозга могут быть приняты с большими оговорками (как выражение абстрактно-философской позиции не деятельностного, а вульгарного материализма). Сам по себе мозг несет в себе лишь возможность физиологической реализации психической деятельности, однако искать истоки самой этой деятельности в мозге — значит впадать в физиологический редукционизм, ограниченность которого уже вполне доказана современной наукой. Однако при решении психофизиологической проблемы можно впасть в не менее опасный для конкретно-научного ее решения философский редукционизм, на котором мы остановимся в следующем параграфе.

§ 9. Философская проблема идеального и разведение философского и психологического аспектов изучения сознания

В психологической литературе (особенно отечественной — в силу специфических социокультурных условий развития психологии в советский период) часто встречается определение психического (точнее — сознательного психического) через категорию идеального (тогда как физиологические процессы, естественно, рассматриваются как материальные процессы). На наш взгляд, обращение к философским категориям «материальное» и «идеальное» не только не помогает решить поставленную психофизиологическую (и — шире — психофизическую) проблему, но и чрезвычайно затрудняет ее решение. Попробуем доказать это.

Начнем с того, что даже в марксистской философии (в верности которой в свое время клялись, вероятно, почти все отечественные философы) определения категории «идеальное» были весьма различными (с «материальным» было проще — считалось, что классическое определение категории «материя» было дано В. И.Лениным в работе «Материализм и эмпириокритицизм» — и с ним никто, естественно, не спорил). Существовало минимум три разных определения категории идеального в работах наиболее известных советских философов, работавших над этой проблемой. Идеальное трактовалось как субъективная реальность, субъективный образ объективного мира (наиболее распространенная точка зрения) [31; 32]. Идеальное определялось и гораздо более нетрадиционно — как «схема реальной, предметной деятельности человека, согласующаяся с формой вне головы, вне мозга», обладающая особого рода объективностью (так определялось идеальное в работах Э.В.Ильенкова [42; 30]). Наконец, под идеальным понималось «совершенное», объективные пределы совершенства

302

(завершенности) природных и материальных вешей, т.е. «идеальное» было прилагательным от существительного «идеал»' [72]. Имелись и попытки соединить эти три точки зрения в одну [45; 93].

Нам представляется, что следует выделить два основных значения понятия «идеальное» в философии. Они отличаются друг от друга не только собственно содержанием, но и своей функцией при решении проблем двух разделов философии: онтологии (учения о бытии) и гносеологии (учения о познании). Рассмотрим сначала «гносеологическое значение» понятия идеального. Одним из главных вопросов гносеологии является вопрос о соотношении материального и идеального. В данном случае, если термин «материя» обозначает объективную реальность, существующую независимо от сознания субъекта, совершенно логично предположить, что под идеальным следует иметь в виду субъективную реальность. Речь идет в данном случае о философствующем субъекте, который в процессе философской рефлексии обнаружил для себя непримиримую противоположность Я и не-Я, субъективно переживаемого и объективно существующего (вспомним, например, как Р.Декарт пришел к этому выводу), реальности «для» меня и реальности «вне» меня.

Эта противоположность существует как непримиримая только в контексте упомянутого выше гносеологического вопроса (т.е. вопроса, связанного с познанием мира: что первично, что вторично). По тому, как отвечают философы на этот вопрос, они условно разделяются на два лагеря: материалисты считают первичной объективную реальность, а субъективные явления — вторичным; идеалисты, напротив, рассматривают субъективную2 реальность как исходную, а материальный мир — как вторичное по отношению к ней3. Надо отметить, что в истории философии для обозначения этих двух реальностей использовались, как известно, многообразные термины: «бытие» и «мышление», «материя» и «сознание», «материя» и «ощущение», «материальное» и «идеальное», «природа» и «дух», «физическое» и «психическое». Многие из этих понятий используются и в конкретных науках, в частности в психологии. Это-то и вносит путаницу в понимание сущности психики.

Если психолог будет использовать применительно к психике и сознанию термин «идеальное» именно в этом, гносеологическом значении (т.е. считать их абсолютной противоположностью материальному), он придет к отождествлению психики и сознания с субъективной реальностью — и тогда надо признать, что психо-

1  В немецком языке существуют два прилагательных от слова «идеал» — ideate и ideelle.

2  В качестве субъекта мог выступать и Бог.

3  Мы уже говорили выше о том, что для некоторых философов данный вопрос не был основным или они решали его иначе.

303

логия как наука не может существовать в принципе, поскольку не может быть науки «о призраках», «о кажимости», как говорил Л.С.Выготский, т.е., собственно говоря, о том, что существует только «для» субъекта1. Как ни странно, до сих пор многие современные отечественные философы, решая проблему идеального, отождествляют психическое с субъективным и тем самым возрождают в той или иной степени позиции интроспективной психологии. Вот характерные цитаты: «Сознание потому и понимается как субъективная реальность, что выступает как реальность лишь для субъекта (человека), обладающего этим сознанием» [77, 213]; «Для другого человека его сознание существует так же, как для меня существует мое сознание» [77, 214]. Мало того, что тем самым психология как объективная наука о сознании оказывается невозможной: данные высказывания противоречат также и накопленному в научной психологии опыту объективного изучения сознания — в частности в школе Выготского — Леонтьева — Лу-рия.

Известный отечественной психолог Б. М.Теплов не уставал повторять, что в самонаблюдении наше сознание нам непосредственно не дано: «В ощущении и восприятии мы непосредственно воспринимаем объективную реальность. Самих же ощущений и восприятий мы непосредственно не воспринимаем, о них мы узнаем опосредствованно» [119, 293]. И уж совсем анахронизмом (после трудов А. Р.Лурия и Н.А. Бернштейна) выглядят попытки некоторых философов, загнавших себя в угол абсолютного противопоставления психического как идеального физиологическому как материальному, искать «интимный механизм» их взаимодействия на клеточном и субклеточном уровнях [34].

На наш взгляд, подобные попытки представляют собой поиски ответа на неверно поставленный вопрос. Ведь определяя (в пределах гносеологии) психические явления как идеальные, мы находимся лишь в начале исследования, а не в его конце, поскольку относим их к некоторой категории явлений, еще только требующих объяснения, и намечаем в лучшем случае путь, ведущий к этому объяснению (материалистический или идеалистический). С точки зрения материализма, определение психических явлений через категорию «идеальное» говорит лишь об их вторичности по отношению к материи, но не об их конкретных механизмах. Для идеалистов, наоборот, идеальные явления — исходная точка отсчета для дальнейших процедур познания. В любом случае гносео-

1 «Невозможна никакая наука только о субъективном, о кажимости, о призраках, о том, чего нет. Чего нет — того нет вовсе, а не полунет, полуесть... Нельзя сказать: в мире существуют реальные и нереальные вещи — нереальное не существует. Нереальное должно быть объяснено как несовпадение, вообще отношение двух реальных вещей; субъективное — как следствие двух объективных процессов. Субъективное есть кажущееся, а потому — его нет» [17, 415\.

304

логия не может дать ответа на вопрос о конкретных механизмах этих явлений.

Теперь обратимся к онтологическому значению категории «идеальное». На наш взгляд, известный отечественный философ Э. В. Ильенков давал именно онтологическое определение идеального, характеризуя его как «очень своеобразное и строго фиксируемое соотношение между двумя (по крайней мере) материальными объектами (вещами, процессами, событиями, состояниями), внутри которого один материальный объект, оставаясь самим собой, выступает в роли представителя другого объекта, а еще точнее — всеобщей природы этого другого объекта...» [42, 17]. Таким образом, и в онтологическом плане идеального как особого бытия нет, оно представляет собой «инобытие» материального. Если теперь определять психическое через так понимаемое идеальное, то и в этом случае мы не можем без специального исследования конкретных механизмов установить, в чем заключается специфика психической деятельности. Поэтому, по нашему мнению, в психологии как конкретной науке о психической деятельности определение психического через философскую категорию идеального имеет смысл только в ограниченном масштабе, для определения возможной философской основы конкретного исследования. Когда, например, А. Н.Леонтьев говорил о значениях как «идеальной форме существования предметного мира», он имел в виду то, что система значений представляет собой форму существования предметного мира в формах деятельности субьекта (идеальное — бытие одного в другом), но, если ограничиться этим философским определением, мы не раскроем никаких конкретных механизмов значений как таковых, для изучения которых на конкретно-психологическом уровне категория «идеальное» нам уже помочь не может.

Впрочем, совсем изгнать термин «идеальное» из психологии не представляется возможным, поскольку он несет в себе еще одно значение, отмеченное М.А.Лифшицем: идеальное — прилагательное от слова «идеал». Можно спорить о том, является ли это значение философским, однако в психологии оно в большом ходу. Когда мы говорим в психологии, например, о «реальных» и «идеальных» целях, мы ведь не предполагаем их абсолютной противоположности как «материальных» и «идеальных». Реальные цели, с точки зрения гносеологии, столь же «идеальны», поскольку принадлежат субъекту и представляют собой лишь «модель», «план» потребного будущего, которые еще не осуществлены в реальности. Психолог же имеет в виду совсем другое. Реальные цели достижимы человеком в данных конкретных условиях, идеальные — в особо благоприятных («идеальных») обстоятельствах.

Отвергнув все варианты редукционизма в объяснении психической деятельности в психологии (как физиологические, так и

305

философские), подведем итоги обсуждения возможных решений двух рассмотренных в данной главе проблем — психофизической и психофизиологической. С точки зрения представителей школы А.Н.Леонтьева, психика (появляющаяся на определенной стадии эволюции живой материи как смысловое отражение мира субъектом) является неотъемлемой составляющей его деятельности в целом, обеспечивающей ориентацию субъекта в мире и адекватную регуляцию этой деятельности. Поэтому любой психический процесс подлежит объективному научному изучению, как и любое другое свойство или составляющая объективной реальности.

Однако не следует забывать о чрезвычайной сложности изучения психики, поскольку ее носитель часто ведет себя непредсказуемо, ставит перед собой нереальные цели, поступает порой нелогично, изменяется в диалоге с психологом и т.п. Таково в целом решение психофизической проблемы в школе Выготского — Леонтьева — Лурия.

Кроме того, объективное изучение психического не может быть сведено (редуцировано) к изучению его физиологических оснований. Несмотря на то что психическое невозможно без физиологического, оно не сводимо к физиологическим процессам. Психика есть функция деятельности субъекта, а не его мозга как такового — мозг лишь обеспечивает реализацию тех целей и задач, которые поставил перед собой субъект, им обладающий. Таково, на наш взгляд, решение психофизиологической проблемы с точки зрения данной школы.


31.07.2020; 20:41
хиты: 73
рейтинг:0
для добавления комментариев необходимо авторизироваться.
  Copyright © 2013-2024. All Rights Reserved. помощь