Глава 1 Трудности определения предмета психологии • Плюрализм подходов к решению данной проблемы в современной психологии • Психологическая феноменология (круг явлений, изучаемых психологами) • Понятия объекта и предмета научного исследования, их соотношение • Предварительное решение проблемы объекта и предмета психологической науки • Деятельность как исходное понятие психологии • Психика как ориентировочная «часть» (функциональный орган) деятельности • Психология в системе других наук • Отрасли психологии
§ 1. Трудности определения предмета психологической науки
Любой учебник по основам какой-либо науки начинается обычно с определения ее предмета. Но по отношению к психологической науке дать такое определение крайне сложно по следующим причинам.
Во-первых, предмет любой науки не дан (задан) исследователю раз и навсегда, а меняется с развитием науки. На протяжении своего исторического пути психологическая наука также изменяла свой предмет, однако — в отличие от многих иных дисциплин — так и не достигла стадии более или менее общепринятого решения этого вопроса. Одни психологи на вопрос о предмете психологии отвечают, что это душа, другие говорят, что психология изучает явления и функции (акты) сознания, третьи — поведение, четвертые — деятельность и т.д.1. Таким образом, современная психология развивается в условиях крайнего плюрализма точек зрения на решение как проблемы предмета исследования, так и других фундаментальных вопросов, и пока психологи не создали единой общепсихологической теории, способной охватить своими объяснениями все изучаемые в психологии феномены и соединить в целостную непротиворечивую систему все име-
Ниже мы определим все указанные понятия.
10
ющиеся в ней подходы и точки зрения (многие психологи сомневаются в том, что такое вообще возможно).
Во-вторых, психологическая наука — одна из самых сложных наук вообще. «Ни в одной науке, — писал известный отечественный психолог Лев Семенович Выготский (1896—1934), — нет стольких трудностей, неразрешимых контроверз, соединения различного в одном, как в психологии. Предмет психологии — самый трудный из всего, что есть в мире, наименее поддающийся изучению; способ ее познания должен быть полон особых ухищрений и предосторожностей, чтобы дать то, чего от него ждут» [17, 417\[. Широко известны также слова А. Эйнштейна о том, что решение физических проблем — это детская игра по сравнению с научно-психологическими исследованиями детской игры.
В-третьих, психология находится в тесной взаимосвязи едва ли не со всеми иными науками о природе, обществе и человеке, и поэтому всегда имеется опасность подмены собственно психологического исследования физиологическим, социологическим и т.д., что в конечном счете может привести психологию к утрате собственного предмета. В истории психологии неоднократно встречались попытки подобного рода, и поэтому психологическая наука должна четко отграничивать свой предмет от предмета другой науки, даже если объекты этих наук совпадают2.
Поэтому, отложив на некоторое время определение предмета (и объекта) психологической науки, дадим пока лишь расшифровку термина «психология». Его можно буквально перевести как
Л.С.Выготский
1 В квадратных скобках даются ссылки на работы, которые под соответствующими номерами включены в общий список литературы, помещенный в конце книги. После номера работы, если необходимо, указывается страница, отделяемая запятой и выделенная курсивом. Номера разных работ разделяются точкой с запятой.
2 Соотношение понятий «объект» и «предмет» науки специально рассматривается нами в § 3, однако для предварительной ориентации в данном вопросе укажем, что объектом науки мы называем реальность, которая может изучаться разными науками, предметом — ту сторону этой реальности, которую выделяют представители именно данной, конкретной науки. При этом определение предмета конкретной науки означает одновременно выстраивание целой системы четко взаимосвязанных между собой понятий (категорий науки), характеризующих, в свою очередь, уже разные аспекты (стороны, моменты) предмета конкретно-научного исследования. В последнее время наблюдается тенденция не очень строго разделять понятия «объект» и «предмет» научного исследования.
11
«наука о душе» (от древнегреч. psyche — душа, logos — разумное слово, наука). Авторами этого термина, зафиксировавшего исторически первое представление о предмете психологии, историки психологии называют немецких схоластов Р. Гоклениуса и О. Кас-смана [33]. Самым интересным является то, что в тот момент, когда этот термин появился (1590 г.), психология как наука уже встала перед необходимостью уйти от сложившегося ранее понимания психологии как учения о душе и начать эмпирически (т.е. опытным путем) изучать явления сознания. В XVII в. возникла эмпирическая психология как наука о явлениях сознания.
Впоследствии новых определений предмета психологии было много, но неизменным оставалось одно — название науки, которое фиксировало преемственность в развитии научно-психологического знания. Тем же исследователям, которые хотели отказаться от термина «психология» по причине изменения предмета психологической науки, Л.С.Выготский отвечал: «Мы не хотим быть Иванами, не помнящими родства; ...мы не хотим получить от истории чистенькое и плоское имя; мы хотим имя, на которое осела пыль веков... Мы должны рассматривать себя в связи и в отношении с прежним; даже отрицая его, мы опираемся на него» [17, 428]. Кстати говоря, неизменность названия науки, несмотря на изменения ее предмета, может означать также и то, что все ее представители так или иначе изучают с разных сторон одну и ту же реальность, выступающую объектом психологии (и некоторых других наук).
А вот какова природа данной реальности — это вопрос, который, как и проблема определения предмета исследования, относится к наиболее сложным проблемам психологической науки. В русском языке сложилась традиция использовать для обозначения этой реальности то же слово, что и для науки, ее изучающей, — «психология». Так, к примеру, говорят о детской психологии или психологии подростка, имея в виду очень разные по сути явления: и особенности восприятия ребенком мира, и специфику его мышления, и способы поведения в разных ситуациях, и его изобразительное творчество и многое другое. Возможно, для решения каких-то житейских или практических задач эта неопределенность не имеет значения, но для психологической науки требуются строгие определения объекта и предмета психологии и соотнесение друг с другом родственных, но не тождественных понятий «психология», «психика», «поведение» и др. Чтобы приблизиться к решению этой сложной задачи, представим сначала те явления, которые попадали в поле зрения людей, называвших себя психологами, в разные годы и в различных школах (этому будет посвящен следующий параграф данной главы).
12
§ 2. Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ)
Слово «феноменология», вынесенное в заглавие параграфа, означает в данном случае «совокупность феноменов»1. Феномен — философская категория, служащая для обозначения явления, которое постигается в чувственном (иногда говорят «непосредственном») опыте. Феномен противопоставляется «ноумену» — категории, обозначающей сущность вещи, которая, хотя и проявляется в феноменах, не сводима к ним-, познается иным — опосредствованным — образом и требует рациональных способов ее осмысления.
Ниже мы рассмотрим шесть групп различных феноменов, которые в разное время попадали в поле зрения психологов.
1. Если спросить новичка в психологии, какими явлениями занимается психология как наука, то он, скорее всего, скажет — психическими и при этом укажет на явления «внутреннего мира», точнее, явления сознания, о которых мы все знаем по собственному опыту и можем отдавать себе в этом отчет. Эти явления представляются многим особенными, качественно отличными, например, от физических или химических явлений (изучаемых соответственно физикой и химией). Ведь физики и химики могут наблюдать одни и те же явления (например, испарение воды при нагревании или покраснение лакмусовой бумажки при помещении ее в кислоту) все вместе, эти явления объективны, т. е. их существование и научное познание не зависят от субъективных переживаний того или иного исследователя2. Психические же феномены представляются, напротив, субъективными, поскольку кажутся открытыми для «непосредственного» познания только тому лицу, который их переживает, тогда как другой человек может составить представление об этих явлениях только в том случае, если сам переживет нечто подобное. Впервые влюбившись в кого-нибудь, подросток думает, что никто никогда не переживал подобного чувства, и может сказать своему товарищу: «Ты никогда не поймешь меня, потому что никогда не любил». Можно, конечно, попытаться описать эти субъективные переживания в дневнике или рассказе; при этом, несомненно, что-то теряется (вспомним тютчевское: «Как сердцу высказать себя?..»), но носитель данных переживаний убежден, что уж он-то лучше всех знает, что творится у него в его внутреннем мире, «в его душе». Поэтому надо (под-
1 Это же слово имеет и другие значения; чаще всего им называется философское направление XX в., создателем которого был немецкий философ Э.Гуссерль.
2 Здесь мы даем самое распространенное (главным образом, в естественных науках и в обыденной жизни) определение понятий «объективное» и «субъективное»; существуют и иные определения этих понятий (см. ниже).
13
сказывает нам здравый смысл) научиться описывать свои переживания так, как это делали великие писатели-психологи, знатоки человеческих душ, умевшие заглянуть «вовнутрь» и воссоздать внутренний мир субъекта.
Вспомним, например, описания Л.Н.Толстым переживаний Николеньки Иртеньева, героя повести «Детство», по поводу смерти горячо любимой им матери. Обратим внимание на то, как ребенок во время ее похорон прекрасно различает, что он на самом деле чувствует, а что хочет показать «для других»: «Прежде и после погребения я не переставал плакать и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к ней всегда примешивалось какое-нибудь самолюбивое чувство: то желание показать, что я огорчен больше всех, то заботы о действии, которое я произвожу на других, то бесцельное любопытство, которое заставляло делать наблюдения над Мими и лицами присутствующих. Я презирал себя за то, что не испытываю исключительно одного чувства горести, и старался скрывать все другие; от этого печаль моя была неискренна и неестественна. Сверх того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастия, и это эгоистическое чувство больше других заглушало во мне истинную печаль...» [123, 87].
Многие занимавшиеся научной психологией различали, конечно, собственно научное познание внутреннего мира и художественное его осмысление, но тем не менее были убеждены, что психология как наука имеет огромное преимущество перед другими науками: если в других науках сущность (ноумен) изучаемой реальности нужно долго и опосредствованно выявлять через анализ и сопоставление явлений (феноменов), то в психологии изучаемая реальность открыта для непосредственного познания так, как никакая иная (т.е. сущность и явление в психологии совпадают). Так, известный русский психолог Лев Михайлович Лопатин (1855 — 1920) писал: «Мы все познаем через призму нашего духа, но то, что совершается в самом духе, мы познаем без всякой посредствующей призмы. В противоположность явлениям физической природы, явления сознательной душевной жизни (а... только они являются прямым предметом психологического изучения) сознаются нами как они есть» [75, 9— 10].
Многие психологи считали, что для познания явлений сознательной жизни не существует иного метода, кроме метода интроспекции (от лат. introspecto — смотрю внутрь). Интроспекция — это особый тип самонаблюдения, который предполагает наблюдение за своими внутренними переживаниями, происходящее в процессе их осуществления. «Психология не была бы возможна, — писал другой известный русский психолог — Георгий Иванович Челпанов (1862— 1936) в начале XX в., — если бы не было самонаблюдения» [136, 97], и приводил следующий пример, доказы-
14
вающий это его утверждение. Никто из присутствующих не видит непосредственно чувства печали, которое испытывает некий чет ловек, и лишь по «каплям прозрачной жидкости», текущим из его глаз, по опустившимся углам рта и т.п. присутствующие умозаключают об этом чувстве — и то только потому, что сами когда-нибудь испытывали нечто подобное. Психологов, разделявших подобные взгляды, называли психологами-интроспекционистами.
Данная точка зрения кажется настолько правдоподобной и соответствующей здравому смыслу, что она продержалась в научной психологии довольно долго, несмотря на ее критику (см. историю интроспективной психологии в главе 3). Однако за прошедшее с той эпохи время существенно изменилось само понимание сознания и методов его изучения, хотя мы по-прежнему говорим, что «явления сознания» выступают теми феноменами, которые психолог, безусловно, должен включить в круг изучаемых им явлений, и они изучаются в современной психологии, хотя уже и не с позиций интроспекционизма.
2. Постепенно в психологической науке накапливались факты, говорящие о том, что кроме сознательных явлений, о которых субъект может дать себе отчет, существуют еще бессознательные (неосознаваемые)' психические процессы. О них субъект может даже не догадываться, но эти процессы играют существенную роль в его поведении и определяют особенности его сознательной психической жизни. Проявления бессознательного психического очень многообразны (в главе 7 мы рассмотрим возможные классификации бессознательных процессов в психологии). Приведем примеры проявлений бессознательного, которые выступают второй (после явлений сознания) областью эмпирического изучения в психологии. Мы заимствуем эти примеры из знаменитой книги «Психопатология обыденной жизни» великого австрийского психолога Зигмунда Фрейда (Freud, 1856— 1939), который сыграл огромную роль в разработке путей проникновения в бессознательную сферу нашей психики, создав свое собственное направление в психологии — психоанализ.
З.Фрейд был убежден в том, что в психической жизни не может быть ничего случайного, т. е. ничем не обусловленного: любые ошибочные действия (обмолвки, описки, забывание впечатлений и намерений, закладывание куда-либо предметов и т.п.) являются результатом значимых для субъекта желаний, которые остаются для его сознания скрытыми, и только специальное толкование указанных ошибочных действий (в отдельных случаях весьма трудное и долгое) может открыть их истинный смысл. Здесь уже явле-
1 В настоящем учебнике термины «бессознательное» и «неосознаваемое» используются чаще всего как синонимы (за исключением специально оговоренных случаев).
15
ние и сущность не совпадают: субъекту кажется, что он хочет одного, тогда как на самом деле оказывается, что он желал совсем другого, чаще всего противоположного.
Один из примеров З.Фрейд заимствовал у своего коллеги доктора В.Штекеля. Тот говорит о себе, что как врач никогда не руководствуется соображениями заработка и всегда имеет в виду лишь интересы больного. Тем не менее оговорка, которую он сделал однажды, открыла его истинные желания. Одна его пациентка, пережившая тяжелую болезнь, наконец выздоравливает. Радостный от того, что ей лучше, В. Штекель расписывает прелести ее будущей жизни и прибавляет: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». Причины этой обмолвки, признается доктор, «очевидно, эгоистический бессознательный мотив — желание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое совершенно чуждо моему сознанию и которое я отверг бы с негодованием» [132, 236].
А вот случай из практики самого З.Фрейда. Первого января он просматривает свою записную книжку, чтобы выписать гонорарные счета больным, встречает в ней июньскую запись о больном под таким-то именем — и не может вспомнить, кто это такой. С большим удивлением он обнаруживает далее, что он лечил этого больного довольно долго и посещал ежедневно. З.Фрейд задается недоуменным вопросом: как и почему он мог забыть, что это был за случай? С большим трудом он наконец вспомнил, что этим больным была 14-летняя девочка, которой он поставил диагноз «истерия» и лечение которой шло первоначально очень даже неплохо. Под влиянием видимого улучшения родители девочки решили, что можно прекратить лечение, хотя у нее еще наблюдались боли в животе (З.Фрейд расценил их как проявления истерии). Но вскоре девочка умерла от саркомы брюшных желез. З.Фрейд, по его собственным словам, «будучи ослеплен шумными, но безобидными явлениями истерии, быть может, не заметил первых признаков подкрадывавшейся неизлечимой болезни» [132, 254]. За последние годы это был самый тяжелый случай из его практики, и немудрено, что он был забыт.
В настоящее время психоанализ не является единственным направлением в психологии, которое занимается изучением бессознательных процессов. Многие школы так или иначе имеют дело с бессознательным, хотя и истолковывают его иным образом, чем это делалось и делается в психоаналитических работах.
Надо, однако, отметить, что явления бессознательной психической жизни не даны нам столь же «непосредственно» в самонаблюдении, как кажутся нам данными явления сознательной психической жизни. До них нужно «докапываться» с помощью особых методов, анализируя, в частности, изменения поведения (см. приведенные выше примеры), сновидения субъекта, которые
16
многие называют измененными состояниями сознания, и т.п. Многие даже считают, что бессознательные психические процессы нельзя, строго говоря, называть явлениями — коль скоро они не даны нам в форме «непосредственно переживаемой нами реальности». Это, скорее, скрытая сущность определенных «лежащих на поверхности» вполне сознательных явлений.
Чтобы снять возможные споры по этому вопросу на данном этапе обучения, отметим, что противопоставление соотносительных философских категорий (в том числе категорий «сущность» и «явление») имеет определенные границы, и одна и та же реальность при решении разных научных задач может квалифицироваться и как «сущность», и как «явление». В настоящем учебнике мы назвали бессознательные психические процессы «психологическими феноменами» с целью подчеркнуть, что с определенного момента они обратили на себя внимание психологов как особая реальность, требующая эмпирического (как бы это эмпирическое ни понималось) изучения.
3. В начале XX в. некоторые американские психологи, не удовлетворенные субъективностью современной им интроспективной психологии, предложили в качестве явлений, которые могут быть изучены объективно, различные формы поведения. Под поведением они понимали все внешне наблюдаемые реакции человека (и животных) на стимулы (раздражители) из окружающей среды. Так возникло мощное психологическое направление, названное бихевиоризмом (от англ. behavio[u]r — поведение). Основатель этого направления Джон Уотсон (Watson, 1878— 1958) писал: «С точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рождения до смерти... И поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии» [126, 129-ПО].
Таким образом, бихевиористы предложили изучать не явления сознания, которые, по их мнению, недоступны объективному исследованию, а феномены поведения, которые могут наблюдаться несколькими психологами одновременно и поэтому изучаться объективно. Тем самым психология вставала в ряд таких наук, как физика, химия и др., переставая быть «на особом положении». Бихевиористы предполагали также, что,
17
Дж. Уотсон
изучив закономерности поведения индивида, можно им управлять и формировать в нужном обществу направлении.
Надо отметить, что внешне наблюдаемое поведение, действительно, может многое сказать о человеке. Вспомним, например, одного из персонажей романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени» — Максима Максимыча. Вот он узнает, что подъехавшая коляска его старого знакомого Печорина: «Ну так!.. Так!.. Григорий Александрович? Так ведь его зовут?.. Мы с твоим барином были приятели, — прибавил он, ударив дружески по плечу лакея, так что заставил его пошатнуться». Вот он ожидает Печорина, а тот все не идет: «Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве... Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего не отвечал». Вот Максим Максимыч приходит спать: «Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, швырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался...
— Не клопы ли вас кусают? — спросил я.
— Да, клопы... — отвечал он, тяжело вздохнув».
Вот, наконец, он увидел Печорина: «Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи... Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колена его дрожали... он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить» [71].
Поведение как внешне наблюдаемая реальность, действительно, заслуживает изучения в психологии. Однако далеко не всегда прямое изучение внешне наблюдаемого может помочь психологу в истолковании реальных причин того или иного человеческого поступка. Внешне одно и то же поведение может быть вызвано самыми разными, скрытыми от прямого наблюдения мотивами, поэтому изучение феноменов поведения в современной психологии происходит гораздо более сложными методами, чем в классическом бихевиоризме.
4. В свое время многие ученые обратили внимание и на то, что невозможно понять психологию отдельного человека без понимания особенностей той общественной среды, в которой человек воспитывался, и той культуры, которую человек усвоил. Еще в середине XIX в. об этом говорил К. Маркс, определявший сущность человека как «совокупность (ансамбль) всех общественных отношений». В конце XIX — начале XX в. данные идеи распространились в социологии и этнографии (Э.Дюркгейм, Л.Ле-
18
ви-Брюль и др.)- В 20-х гг. XX в. появились психологические направления, для которых эти идеи стали центральными (Л. С. Выготский, А. Н.Леонтьев и др.). Таким образом, в поле зрения психологов попадают различные феномены общественных отношений (экономических, политических, нравственных, религиозных и т.п.), изучаемых кроме психологии множеством других наук. Психологи должны использовать поэтому достижения этих наук в своих целях — для того, в частности, чтобы понять конкретную социальную обусловленность тех или иных особенностей психологии человека. Приведем примеры, иллюстрирующие сказанное.
Известный российский ученый-энциклопедист Ю.М.Лотман, рассматривая правила дуэльного поведения русского дворянина рубежа XVIII и XIX вв., пишет, что участник дуэли не властен был остановить ее или изменить что-либо в ней, поскольку дуэль имела своей целью восстановление чести, а для дворянина честь была «основным законодателем» поведения [76]. Характерно, что если вначале, до поединка, дворянин мог не испытывать неприязни к своему противнику (вспомним, например, дуэль Евгения Онегина с Владимиром Ленским из романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»), то в процессе дуэли ее участник чувствует, как вдруг возникает желание убить противника. В свое время состоялась дуэль А.С.Грибоедова с будущим декабристом Якубовичем. Они стрелялись по правилам так называемой четверной дуэли, согласно которым после противников должны были стреляться их секунданты. Оба — и Якубович, и Грибоедов (они и были секундантами) — не испытывали друг к другу неприязни, о чем они заявили до начала дуэли. Тем не менее она состоялась, и после нее Грибоедов признался (об этом сообщает его современник Н.Муравьев-Карский), что «целился Якубовичу в голову и хотел убить его, но что это не было первое его намерение, когда он на место стал» [76, 175]. Так действующие в ту эпоху социокультурные нормы — в данном случае дуэльного поведения — могли повлиять на чувства дуэлянтов и на их динамику.
Без включения субъекта в общественные отношения человеческая психика вообще не сформировалась бы. Об этом говорят многочисленные случаи, когда находили детей, воспитывавшихся по разным причинам животными и попавших в человеческую среду слишком поздно (феномен «Маугли»). Они так и не стали людьми — многие из них по-прежнему передвигались на четвереньках, ели сырое мясо, выли на луну и т.п. Однако простое наличие общественной среды прямо не приводит к формированию человеческой психики — ребенка нужно приобщать к общественным ценностям в совместной со взрослым деятельности. «Маугли» могут появляться и сегодня, если родители не занимаются воспитанием ребенка.
19
Известный российский психиатр М. И. Буянов приводил такой случай: к нему попал мальчик 6 лет из неполной семьи (отец-пьяница отказался от ребенка еще до его рождения). Мать была тяжело больным человеком и занималась тем, что разводила дома и продавала породистых собак. С четырех месяцев мальчика кормила собака (мать отказывалась его кормить). Он сосал молоко собаки или пил из бутылки, которую опять-таки приносила ему собака. Он ходил за ней на четвереньках, оправлялся, как собака, играл со своей «приемной матерью», брал в рот все подряд. После помещения в детский дом он не выполнял никаких требований персонала, ел землю, сосал палки и т.п. Если мать забирала его домой, опять начиналась его «собачья жизнь». При этом явных признаков какого-либо психического заболевания у мальчика не находили, но полноценным человеком он так и не стал, практически не овладев человеческой речью и не приобретя человеческого опыта [12].
5. Общественные отношения на психологическом уровне проявляются прежде всего в межличностном общении и совместной деятельности, которые опосредствованы различными предметами материальной и духовной культуры (вообще говоря, понятия «общество» и «культура»1 неразделимы). Они также заслуживают внимания психологов. К материальной культуре относят обычно орудия труда, жилища, одежду и т.п., помогающие человеку не только приспособиться к природным условиям, но и овладеть ими, к духовной — прежде всего язык как средство общения и передачи опыта и то «психологическое орудие» (Л.С.Выготский), с помощью которого человек овладевает своими психическими процессами. К духовной культуре относят также регулирующие человеческие взаимоотношения нормы и ценности, произведения искусства, религиозные представления и обряды и др. Надо отметить, однако, что разделение культуры на материальную и духовную носит условный характер. Как справедливо заметил один из современных авторов А. С. Кармин, «вся культура в целом духовна, потому что она есть мир смыслов, т.е. духовных сущностей» [43, 317], и в то же время она вся в целом материальна, «потому что представлена, "материализована" в чувственно воспринимаемых кодах, в знаках и текстах» [там же]. Поэтому под материальной культурой он предлагает понимать «знаковую оболочку» всякой культуры, т.е. объективные, материальные формы выражения культурных смыслов.
1 Определений культуры в настоящее время бесчисленное множество; один из авторов насчитал таковых около 500 [43]. В целом под культурой понимается «вторая природа», т.е. все созданное человечеством — материальные и духовные «вещи», совокупность всех видов человеческой деятельности, обычаев, верований и т.п. Культура фиксирует, таким образом, приобретения человечества в процессе его общественного развития и передает их от поколения к поколению.
20
Зачем психологу обращаться к изучению предметов материальной и духовной культуры? Потому что в них «опредмечены» человеческая деятельность, человеческие представления о мире, его переживания и размышления, его желания и стремления. Совокупность всех созданных человечеством предметов выступает, по образному выражению К. Маркса, чувственно представшей перед нами человеческой психологией [82]. Возьмем, к примеру, средневековую архитектуру, в которой в специфической форме воплощались представления человека Средних веков о мировом порядке и которая, как отмечал П. Бицилли, выполняла одну из важнейших функций Церкви — просветительство: «Готический собор, со своими сотнями и тысячами статуй, барельефов и рисунков, изображающих... всю земную жизнь с ее будничными заботами и повседневными трудами... всю историю человечества от грехопадения до Страшного Суда, является великой энциклопедией, "библией для неграмотных"» [цит. по.: 115, 63]. Даже подверженность тем или иным оптико-геометрическим иллюзиям зависит от культуры, в которой человек живет. Оптико-геометрическими иллюзиями называются зрительные иллюзии, которые возникают у многих людей при восприятии специально подобранных фигур, углов и линий. Примерами являются иллюзия Ф. Мюл-лера-Лайера (две одинаковые по длине стрелки с разным оперением — внутрь и наружу — кажутся, как правило, разными по длине — вторая больше, см. рис. 1), горизонтально-вертикальная иллюзия (одинаковые по длине линии, составляющие срединный перпендикуляр, кажутся, как правило, неравными: вертикальная линия воспринимается длиннее горизонтальной, см. рис. 2). Люди, выросшие в западном «прямоугольном» мире (т.е. с упорядоченными прямоугольными объектами, прямыми линиями и т.п.), больше подвержены, например, иллюзии Мюллера-Лайера, чем живущие в ином — «непрямоугольном» мире [49]. Примеры воплощения человеческих смыслов в формах духовной культуры (языке, искусстве и т.п.) будут приведены нами ниже, при рассмотрении задач различных отраслей психологии.
6. Наконец, в поле зрения психологов попадают различные психосоматические явления (внешне-телесные и физиологические
Рис. 1. Иллюзия Мюллера-Лайера
Рис. 2. Горизонтально-вертикальная иллюзия
21
процессы, выражающие в той или иной форме психические состояния). Говорят, М.И.Кутузов следовал при подборе офицеров на должности младшего командного состава следующему правилу: ввести офицера в реальный бой и посмотреть, каким будет его лицо во время этого боя. Если лицо бледнеет — значит, человек испытывает страх и его брать на должность командира нельзя; если краснеет — значит, человек, по выражению А.С.Пушкина, испытывает «упоение в бою и бездны мрачной на краю» и поэтому вполне пригоден для командной должности. Научную основу под это житейское наблюдение подвел крупнейший отечественный психофизиолог Е. Н. Соколов: он установил, что покраснение лица (т.е. расширение кровеносных сосудов головы) является признаком ориентировочного рефлекса, тогда как бледность лица (сужение сосудов) говорит о наличии оборонительного рефлекса [108]. В настоящее время психология располагает широким арсеналом различных методик оценки психологического состояния человека по показателям его физиологических реакций, о чем можно узнать из соответствующего курса психофизиологии.
Таким образом, мы перечислили те феномены, которые так или иначе попадали в разное время и в разных школах в поле зрения психологов и выступали предметом эмпирического (опытного) изучения. Правда, одни психологи не признавали, скажем, феноменов бессознательной психической жизни (интроспекцио-нисты), а другие не считали возможным эмпирически изучать сознание (бихевиористы), при исследовании одной и той же реальности могли использоваться принципиально разные методы, принимаемые одной школой и отвергаемые другой, поэтому до сих пор многие психологические школы не могут согласовать свои концепции друг с другом.
С нашей точки зрения, во всех этих столь разнородных на первый взгляд феноменах есть нечто общее — все они представляют собой проявления, формы существования и/или результаты человеческой1 деятельности. В следующем параграфе мы подробнее раскроем это положение, а также приведем краткие определения понятия «деятельность» и других связанных с ним понятий.
§ 3. Категория «деятельность» в психологической науке. Предварительные определения объекта и предмета психологии
В деятельностном подходе, подробный рассказ о котором у нас впереди, категория деятельность считается исходной в системе
1 Здесь мы говорим о человеческой деятельности как главном объекте психологического изучения; однако у животных есть свои специфические формы деятельности, которые изучаются в зоопсихологии и сравнительной психологии.
22
психологических категорий1. Деятельностью называется система различных форм реализации отношений субъекта к миру объектов2. Так определял понятие «деятельность» создатель одного из вариантов деятельностного подхода в психологии Алексей Николаевич Леонтьев (1903— 1979). Для понимания этого определения необходимо обратиться к понятиям субъекта и объекта, которые являются соотносительными философскими категориями. Под субъектом, читаем мы в недавно изданной Новой философской энциклопедии, понимается «носитель деятельности, сознания и познания» [59, 659]; под объектом — «то, на что направлена активность (реальная и познавательная) субъекта» [57, 136]. Без субъекта нет объекта и наоборот. Это означает, что деятельность, рассматриваемая как форма отношения (точнее, форма реализации отношения) субъекта к объекту, является осмысленной (необходимой, значимой) для субъекта, она совершается в его интересах, но всегда направлена на объект, который перестает быть «нейтральным» для субъекта и становится предметом его деятельности.
Таким образом, мы ввели еще одно понятие — предмет, которое определяется как философская категория, «обозначающая некоторую целостность, выделенную из мира объектов в процессе человеческой деятельности и познания» [114, 329]3. Как исходно неразделимы субъект и объект, так же неразделимы деятельность и предмет (поэтому постоянно говорят о «предметности» деятельности; «беспредметной» деятельности не бывает). Именно благодаря деятельности объект становится предметом, а благодаря предмету деятельность становится направленной. Таким образом, деятельность объединяет понятия «субъект» и «объект» в неразделимое целое.
А. Н.Леонтьев
1 К созданию этого психологического направления причастны выдающиеся отечественные психологи С.Л.Рубинштейн, А.Н.Леонтьев, П.Я.Гальперин, Д. Б. Эльконин и другие. Здесь и далее мы будем говорить о том варианте деятельностного подхода в психологии, который был создан А.Н.Леонтьевым и его школой.
2 Здесь термин «деятельность» употребляется в широком смысле слова. В узком смысле деятельностью называется отдельная «единица» жизни субъекта, побуждаемая конкретным мотивом, или предметом потребности (А.Н.Леонтьев).
3 В менее строгом смысле предметом называется объект (вещь). В современной философской литературе, как мы уже говорили, наблюдается тенденция отождествлять понятия «объект» и «предмет».
23
Для иллюстрации этого кажущегося, вероятно, чрезвычайно абстрактным положения приведем конкретный пример превращения ненаправленной активности субъекта в направленную на определенный предмет деятельность. Этот пример взят из исследований австрийского этолога Нобелевского лауреата Конрада Лоренца (Lorenz, 1903—1989) поведения птенцов выводковых птиц (например, гусят или утят), только что вылупившихся из яиц (впрочем, сам К.Лоренц не описывал изучаемые им феномены в философских терминах «субъект», «объект» и т.п.; это делаем мы в целях иллюстрации вышеизложенных положений). Для продолжения существования в незнакомом для птенца мире объектов он как субъект должен «вписаться» в него, учитывать его свойства и взаимосвязи. В момент вылупления активизируется генетически заданная программа — найти тот объект, за которым птенец будет следовать до тех пор, пока не начнет самостоятельную жизнь. К.Лоренц говорил о том, что у птенца возникает специфическая «энергия действия» (другие авторы, например А.Н.Леонтьев, говорили об актуализации у птенца потребности следования), требующая своей разрядки (удовлетворения).
Однако объект, способный «разрядить» ситуацию напряжения («опредметить» потребность), еще не найден и должен быть обнаружен в результате специфической (хотя по времени и не долгой) поисковой активности птенца. При встрече с этим объектом (им, как правило, оказывается мать) происходит снятие напряжения (по К.Лоренцу), или опредмечивание потребности (по А. Н.Леонтьеву), и теперь выделенный из мира объектов предмет становится предметом потребности птенца и направляет его деятельность (он следует за матерью). При этом происходит так называемый импринтинг — запечатление (буквально: «впечатывание») образа именно этого объекта в памяти птенца. Теперь отношение субъекта (птенца) к миру объектов приобретает подлинно деятельностный характер: эта деятельность имеет определенный смысл для субъекта (обеспечивает его защиту от возможных опасностей), направлена на конкретный предмет (за которым птенец следует) и им (этим предметом) фактически определяется.
Важно подчеркнуть, что образ конкретного объекта не записан в генетической программе птенца — в ней имеются лишь возможные и довольно общие параметры объекта, который в результате поисковой активности птенца становится предметом его последующей деятельности. Это должен быть первый попавший в поле зрения птенца объект, который движется и имеет определенный угловой размер1. Если бы в генетической программе птенца был бы жестко записан образ необходимого объекта, то мно-
1 Это означает, что за меньшим по размеру объектом птенец будет следовать на меньшем расстоянии до него, за большим — на большем (угловой размер предмета будет и в том и другом случае одинаковым).
24
гие гусята погибли бы, так как цвет оперения матери, ее размеры и иные индивидуальные особенности могли бы не подойти под имеющийся образец. Однако, если вместо матери перед взором птенца окажется иной движущийся объект — например, сам К.Лоренц или мяч, который он тянул перед птенцом за веревочку, и т.п., — импринтинг все равно происходит — и с этого момента птенец следует только за данным предметом. Иногда подобные драматические для птенца случаи происходили вне рамок эксперимента. Однажды птенец журавля вылупился из яйца в тот момент, когда мать отлучилась. Недалеко от гнезда, сооруженного на обочине поля, по полю перемещался трактор — и птенец буквально через несколько минут после вылупления зашагал за движущимся трактором [137].
Деятельность как связь субъекта и объекта имеет сложную структуру (подробнее см. в главе 5). Кратко перечислим составляющие этой структуры. Каждая отдельная деятельность побуждается мотивом (мотив — предмет потребности, то, ради чего осуществляется та или иная деятельность; отметим, что сам субъект может не осознавать свои мотивы, т.е. не отдавать себе в них отчета). Побуждаемый тем или иным мотивом к деятельности, субъект ставит перед собой определенные цели, т.е. сознательно планирует своими действиями достичь какого-либо желаемого им результата. При этом достижение цели всегда происходит в конкретных условиях, которые могут меняться в зависимости от обстоятельств, и тогда мы говорим о способах осуществления действий — операциях. Наконец, субъект выступает в процессе совершения им той или иной деятельности как организм со своими психофизиологическими особенностями, и они также вносят свой вклад в специфику совершаемой субъектом деятельности.
С точки зрения школы А. Н.Леонтьева, знание свойств и структуры человеческой деятельности необходимо для понимания психики человека. Для предварительного определения объекта и предмета психологической науки представим возможное соотношение категорий «деятельность» и «психика». С этой целью рассмотрим деятельность с динамической (процессуальной) стороны.
Традиционно в деятельностном подходе выделяются несколько динамических составляющих («частей», или, точнее, функциональных органов') деятельности2, необходимых для ее полноцен-
1 Слово «часть» здесь поставлено в кавычки потому, что речь не идет о выделении в деятельности каких-то отделяемых друг от друга «кусков»; поэтому чаще мы будем называть составляющие деятельности ее функциональными органами. Мы используем термин «функциональный орган» в определении, данном когда-то отечественным физиологом и философом А.А.Ухтомским: это временное сочетание сил, способное совершить определенную работу.
2 Обычно в деятельностном подходе говорят о «частях» действия, а не деятельности. В данном случае мы не видим необходимости разделять эти понятия.
25
ного осуществления. Главными из них являются ориентировочная и исполнительная составляющие, функциями которых выступают соответственно ориентировка субъекта в мире и исполнение действий на основе полученного образа мира в соответствии с поставленными им целями.
Разберем чуть более подробно задачи каждой из них. Задачей исполнительной составляющей деятельности (ради которой деятельность вообще существует) является не только приспособление субъекта к миру объектов, в котором он живет, но и изменение и преобразование этого мира.
Приведем пример из художественной литературы (из произведения А. И. Куприна «Молох»), в котором деятельность предстает прежде всего в ее исполнительной функции: «Еще дальше, на самом краю горизонта, около длинного товарного поезда толпились рабочие, разгружавшие его. По наклонным доскам, спущенным из вагонов, непрерывным потоком катились на землю кирпичи; со звоном и дребезгом падало железо; летели в воздухе, изгибаясь и пружинясь на лету, тонкие доски. Одни подводы направлялись к поезду порожняком, другие вереницей возвращались оттуда, нагруженные доверху. Тысячи звуков смешивались здесь в длинный скачущий гул: тонкие, чистые твердые звуки каменщичьих зубил, звонкие удары клепальщиков, чеканящих заклепы на котлах, тяжелый грохот паровых молотов, могучие вздохи и свист паровых труб и изредка глухие подземные взрывы, заставлявшие дрожать землю.
Это была страшная и захватывающая картина. Человеческий труд кипел здесь, как огромный, сложный и точный механизм» [53, 7—8].
Однако для полноценного осуществления исполнительной функции деятельности ее субъекту необходимо ориентироваться в свойствах и закономерностях объектов, т.е., познав их, уметь изменить свою деятельность (например, использовать те или иные конкретные операции как способы осуществления действий в определенных условиях) в соответствии с познанными закономерностями. Именно это является задачей ориентировочной «части» (функционального органа) деятельности. Как правило, человек должен, прежде чем что-то делать, сориентироваться в мире для построения адекватного образа этого мира и соответствующего ему плана действий, т.е. ориентировка должна забегать вперед исполнения. Так чаще всего поступает взрослый человек в обычных условиях деятельности. Однако на ранних ступенях развития (например, у маленьких детей) ориентировка совершается в процессе исполнения, а иногда и после него. Например, в одном из психологических экспериментов школы А.Н.Леонтьева, проведенных еще в 30-е гг. XX в. В. И.Лениным, ребенок полутора-двух лет, решая задачу на открытие запора ящика, где лежит привлекающая его игрушка, не исследует запор, прежде чем открыть ящик: он просто пытается открыть его различными доступными
26
ему способами и в процессе различных действий (в том числе не приводящих к успеху) познает закономерности устройства запора (т.е. исходно познание осуществляется в форме реальных практических действий). Лишь гораздо позже ориентировка, которая ранее «плелась в хвосте» исполнения, начинает забегать вперед него.
На наш взгляд, именно ориентировочная функция деятельности (или, иначе говоря, функциональный орган деятельности, решающий задачи ориентировки в мире) и есть психика. Последняя изначально неотделима от деятельности. Поэтому для понимания психики как функционального органа деятельности необходимо изучение структуры и динамики деятельности вообще.
Вернемся теперь к перечисленным в § 2 явлениям, которые выступали в разные годы и в разных школах предметом эмпирического изучения в психологии. Мы утверждали, что все эти явления имеют нечто общее, так как выступают формами существования, выражения и результатами каких-либо форм деятельности. Рассмотрим данное положение более подробно.
Явления внутреннего мира представляют собой особую «внутреннюю» форму существования деятельности и ее результатов. В самом деле, возьмем, к примеру, решение той или иной алгебраической задачи человеком «в уме». Процесс решения, несомненно, деятельность, так как предполагает ту или иную заинтересованность субъекта в решении и при этом направленность его активности на определенный объект, который становится в данном случае предметом умственного действия субъекта. Полученное в результате процесса решения новое знание, которое представляет собой «понимание» принципа решения данной задачи, переживается также как «внутреннее явление». Все явления внутреннего мира (переживания, образы, воспоминания и т.п.) выступают либо в форме процессов, либо в форме результатов какой-либо деятельности (как в ее «внутренних», так и «внешних» формах1).
Бессознательные процессы также имеют непосредственное отношение к деятельности. С точки зрения школы А. Н.Леонтьева,
1 Слова «внутреннее» и «внешнее» поставлены в кавычки неслучайно. В психологической теории деятельности признается определенная условность разделения деятельности на ее «внешние» и «внутренние» формы. Так, например, явно внешняя деятельность — хождение по специально сконструированному как аттракцион лабиринту с высокими стенками в поисках выхода из него — приводит рано или поздно к формированию «во внутреннем плане» образа этого лабиринта (своеобразной «когнитивной карты») как «свернутого» опыта «внешних» действий. Напротив, результаты произведенных в уме расчетов участвуют как необходимое ориентировочное звено в реальной внешне-практической деятельности (например, в построении математически выверенного архитектурного сооружения). О соотношении понятий «внутренняя деятельность» и «психика» см. главу 6.
27
деятельность человека всегда побуждается каким-то конкретным мотивом, который часто (или даже как правило) не осознается1.
Поведение человека (как внешне наблюдаемая реальность, изучаемая в бихевиоризме) выступает внешним проявлением деятельности, но необходимо помнить, что «пружины» деятельности (ее мотивы — то, ради чего деятельность совершается) скрыты от прямого внешнего наблюдения.
Общественные отношения не существуют иначе, как в формах человеческой деятельности и общения (последнее многими авторами рассматривается как особый вид деятельности). Вспомним приводимый выше пример из «Молоха» А.И.Куприна — отдельные трудовые операции каждого рабочего по изготовлению какого-либо «промежуточного» продукта являются необходимым звеном деятельности всего коллектива, направленной на изготовление «окончательного» продукта. В данном случае формой реализации общественных отношений выступает конкретная трудовая деятельность человеческого сообщества. Общение людей друг с другом также можно рассматривать как деятельность, т.е. как форму реализации особого отношения субъекта к объекту — этим последним в данном случае выступает другой человек. Это вовсе не означает, что другой человек перестает быть субъектом и выступает лишь объектом манипуляций другого человека (хотя и так бывает). Это значит, что общение с другим человеком, как и любая деятельность, всегда чем-то мотивировано, направлено на реализацию каких-либо целей общения, опосредствованно соответствующими «орудиями» общения и т.д.
Предметы материальной и духовной культуры выступают непосредственными результатами различных форм деятельности субъекта. Деятельность как бы умирает в предмете, превращаясь в его свойства. Мы часто говорим о «душе» предмета — это перед нами предстал теперь уже в предметной форме создавший его субъект и его деятельность — его мысли, его чувства, его желания, его видение мира и себя в нем. Так, в статуях известного французского скульптора О. Родена воплощен его взгляд на отношения мужчины и женщины. В «Седьмой» («Ленинградской») симфонии Д.Д.Шостаковича нашли отражение размышления композитора о странностях истории: как мог народ, давший миру Л. Бетховена, принять фашизм! Когда мы, напротив, используем предметы (пьем из созданной другим человеком чашки, слушаем написанную кем-то симфонию и т.п.), мы «распредмечиваем» скрытые в них результаты человеческой деятельности, превращая
1 Впервые об этом научно обоснованно заговорил З.Фрейд, открывший пути эмпирического изучения бессознательных мотивов (влечений). Другие бессознательные явления (установка, автоматизированные операции и т.п.) также выполняют свои особые функции в деятельности (см. главу 7).
28
их в наше собственное достояние, приобщаясь к мыслям, чувствам, смыслам другого человека.
Наконец, телесные (физиологические) процессы не просто сопровождают деятельность — без них никакая деятельность вообще не была бы возможна. Однако они не определяют деятельность. Они являются формами реализации различных деятельност-ных структур (подробнее см. главу 9).
Вышесказанное дает нам право утверждать, что все феномены, изучаемые психологами разных школ, представляют собой многообразие форм существования, механизмов реализации и результатов человеческой деятельности. Именно деятельность, на наш взгляд, и является объектом психологической науки, т.е. той реальностью, которая может и должна изучаться не только психологами, но и представителями других наук (например, социологии, эргономики, педагогики и др.). Предметом же психологии (т.е. той стороной объекта, которая выделяется в специфической исследовательской деятельности только представителями данной науки) выступает ориентировочная функция различных форм (внешней и внутренней) этой деятельности, т.е. психика.
Подробное обоснование данного вывода мы оставим на будущее, поскольку оно предполагает более фундаментальное знакомство с основными понятиями психологической науки, в частности понятием «психика» (научному определению которого посвящена глава 6) и понятием «деятельность» (см. главу 5). В данном параграфе мы ограничились самыми общими, предварительными определениями понятий объекта и предмета изучения, необходимых для каждой науки.
