Легенда о вел. Инквизиторе. В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» центральное место занимает Легенда о Великом Инквизиторе. Это — пространный пересказ Иваном Карамазовым брату Алеше содержания своей якобы сочиненной поэмы. Здесь — один из кульминационных пунктов композиции романа – средоточие идейных споров героев романа. Значение Легенды для Достоевского: «вселить в души идеал красоты». ЦЕЛЬ: «изображение крайнего богохульства и зерна идеи разрушения того времени в России, в среде оторвавшейся от действительности молодежи», которую представляет в романе Иван Карамазов.Достоевский считал, что природа человеческая не может быть сведена к сумме рациональных оснований. В основе ее сюжета – выдуманное пришествие Христа в средневековую Италию, где свирепствовала католическая инквизиция. (+ др. т.зр. Основа – сюжет о 3х искушениях Христа дьяволом в пустыне – хлебом, властью, идеальным знанием о мире. Возрастающая сила искушений. Принимая их человек превращается в тварь дрожащую). Сицилийский инквизитор готов отпр Сына Божьего, Учителя на костер, лишь бы тот не мешал проповедью гуманизма и свободы осуществить Учение способами инквизитора (несовместимые). Способы инквизитора повторяют доводы Раскольникова и Шигалева: люди, ничтожные по своей природе, не справляются со свободой. => отдали свободу за хлеб, свобода отнята у людей для их счастья. Инквизитор в этом уверен, так он по-своему заботится о человечестве. Он человек идеи. У Христа другое понимание человека – высокое. Он целует уста Инквизитора, видя в нем самую заблудшую овцу из своего стада. Алеша чувствует бесчестность Инквизитора, кот исп-ет имя Христа для достижения своих целей. Иван, сопоставляя 2 тчки зрения, слонется к инквизиторской. Он не верит в людей, отрицает сам мир, богом созданный. Иван на стороне тех, кто бунтует против Творца. Рассуждения Ивана: если Бог допускает страдания ни в чем не повинных, абсолютно безгрешных существ, значит, или Бог несправедлив, неблагостен или не всемогущ. И от установленной в мировом финале высшей гармонии он отказывается: «Не стоит она слезинки хотя бы одного только… замученного ребенка». Но, «возвращая билет» в Царствие небесное, разочаровавшись в высшей справедливости, Иван делает роковое, алогичное по сути умозаключение: «Все позволено». **Великий Инквизитор противопоставляет: духовные ценности Vs первобытная сила инстинктов, идеал героической личности Vs суровой стихие человеческих масс, внутреннюю свободу Vs потребности каждодневно добывать хлеб насущный, идеал красоты Vs кровавому ужасу исторической действительности. Образ Инквизитора помогает Достоевскому развенчать два важнейших тезиса сторонников преобладания материального над духовным. Первый — что люди — невольники, «хотя созданы бунтовщиками», что они слабее и ниже Божественного Промысла, что им не нужна и даже вредна свобода. Второй — будто подавляющее большинство людей слабы и не могут претерпеть страдание во имя Божье ради искупления грехов, и, следовательно, Христос в первый раз приходил в мир не для всех, а «лишь к избранным и для избранных». Писатель опровергает эти по виду очень складные рассуждения Инквизитора. И в Легенде финал, помимо воли автора поэмы, Ивана Карамазова, свидетельствует о торжестве идей Христа, а не Великого Инквизитора. Финал: Инквизитор умолк, он оч хотел, чтобы тот ответил ему что-нибудь, но тот лишь поцеловал его в губы. Поцелуй оказывается самым сильным возражением против всех хитроумных и вроде бы логичных теорий строителей царства Божьего на земле. Чистая любовь к человечеству начинается лишь тогда, когда любят не телесную, внешнюю красоту, а душу. К душе же Великий Инквизитор в конечном счете остается безразличен. Достоевский рисует нам картину борьбы добра и зла в душе человеческой. При этом носитель злого начала наделен многими привлекательными чертами, общими с самим Христом: любовью к людям, стремлением к всеобщему, а не личному счастью. Однако все благие намерения сразу рушатся, как только оказывается, что Великий Инквизитор вынужден прибегать к обману. Писатель был убежден, что ложь и обман недопустимы на пути к счастью. Гордыня Великого Инквизитора, мечтающего заместить собою Бога, прямиком ведет его душу в ад. Христос же, которому, как показывает писатель, при втором пришествии был бы уготован застенок инквизиции и костер, остается победителем в споре. Палачу-инквизитору нечего противопоставить его молчанию и последнему всепрощающему поцелую. Своей нигилистической философией, идеями «вседозволенности» Иван толкает лакея Смердякова на преступление — убийство Федора Карамазова. Крах философии: Итак, отрицание Бога ведет непременно к утверждению на его место человеко-Бога, а отрицание бессмертия — к диктату закона «все позволено» в земной жизни. Понятно, что такие мысли-идеи приводят, не могут не привести к преступлению, как в случае с Раскольниковым, к самоубийству, как в случае с Кирилловым, или к сумасшествию, как и случилось, в конце концов, с Иваном. Но ведь перед этим-то «в конце концов» прошел он и путь героя «Преступления и наказания», и Голгофу героя «Бесов». Но если с преступлением Ивана Карамазова все более-менее ясно и вина его в смерти-убийстве отца сомнений не вызывает не только у Смердякова, но и у читателя, то «самоубийственные» настроения его многие могли пропустить мимо внимания. А этот герой думал-мечтал о самоказни, не мог не мечтать и не думать. О том, что борьба веры и неверия способна довести и доведет его до петли, Черт напомнил Ивану в его кошмаре. Стоит обратить внимание и на то, что Иван, собираясь уехать из Скотопригоньевска, при прощании говорит-признается Катерине Ивановне Верховцевой «...я еду далеко и не приеду никогда. Это ведь навеки...» Вполне возможно, что Иван Федорович, действительно, собирался уехать-вернуться туда, где «новые люди» культивируют милый его разуму атеизм, на Запад, но ведь известно, какие на самом деле «дальние вояжи-путешествия» предпринимали герои-атеисты Достоевского вроде Свидригайлова...(пуля в лоб) В главе «Братья знакомятся» выясняется, что Иван как бы определил себе срок жизни до 30 лет, ибо, как он объясняет Алеше, только до такого возраста молодость способна победить «всякое разочарование, всякое отвращение к жизни». Чуткий младший брат почему-то не встревожился, не заподозрил суицидальный подтекст в этом признании, видимо не принял всерьез, так как Иван, необычайно веселый и разговорчивый в этот раз, поразил его признанием, что уж до тридцати-то лет жизнь любить будет. Именно в этом разговоре Иван и произнес известные слова о «клейких весенних листочках», которые есть символ бескорыстной любви к миру, к жизни. И именно здесь, в сцене-разговоре братьев устами Алеши и определяется то, чего все же не хватает Ивану Карамазову и вообще всем людям, проходящим через «горнило сомнений», для нормальной счастливой и долгой судьбы: надо прежде полюбить жизнь, а уж затем искать в
ней логику, смысл; полюбить жизнь прежде логики — и тогда откроется смысл жизни. Как просто!
Дальше в разговоре братьев возникает тема соотношения «слезинки ребенка» и гармонии мира, и именно в этот момент Иван восклицает: «Что мне в том, что виновных нет и что я это знаю, — мне надо возмездие, иначе ведь я истреблю себя...» И в «Легенде о Великом инквизиторе», каковую следом рассказывает Алеше Иван, заявлено, опять же однозначно: «Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его все были хлебы...». Когда херувим Алеша, выслушав поэму брата, горестно просит уточнить, действительно ли Иван на стороне Инквизитора и тоже считает Христа лишним на этой земле, тот со смехом уверяет, мол, это все вздор, и еще раз повторяет: «.. .мне бы только до тридцати лет дотянуть, а там — кубок (жизни. — Я. Я.) об пол!..» И вот теперь-то брат, наконец, услышал:
«— А клейкие листочки, а дорогие могилы, а голубое небо, а любимая женщина! Как же жить-то будешь, чем ты любить-то их будешь? — горестно восклицал Алеша. — С таким адом в груди и в голове разве это возможно? Нет, именно ты едешь, чтобы к ним примкнуть... а если нет, то убьешь себя сам, а не выдержишь!..»
«К ним», то есть к западным, европейским атеистам-социалистам. И здесь противительный союз «а» смотрится-воспринимается странно, да и логики маловато. Атеисты-социалисты в ту эпоху привольно чувствовали себя, набирали силу и в России, именовались «народовольцами» и исповедовали идею именно жертвенного самоубийства ради общего революционного дела и светлого будущего всего человечества вообще и русского народа в частности. И эта стезя — революционера-убийцы, социалиста-смертника, террориста-самоубийцы — намечалась во втором романе дилогии вовсе не Ивану, а как раз младшему из Карамазовых, «херувиму» Алеше.
Предшественником Ивана Карамазова в мире Достоевского являются в какой-то мере «мыслитель» и «бунтарь» Ипполит Терентьев из «Идиота» и «демонический» Николай Всеволодович Ставрогин из «Бесов» (в журнальном варианте Ставрогин рассказывал Дарье Шатовой о бесе, чрезвычайно похожем на Черта из «Братьев Карамазовых», который его посещает).
Крах идеи, видимо, в том, что она не жизнеутверждающа, подвод жизни под четкую логику и рацио несет ее полное обеднение и разочарование в ней, отсутствие «общей идеи» - Бога – может привести только к самоуничтожению любого рода – у Ивана – сумасшествие. Дьявол – его идеи, которые в процессе раздвоения кажутся ему ужасными – метущаяся личность должна полюбить в первую очередь жизнь, чтобы потом уже в приятном процессе понять ее смысл, а если начинаешь с логического познания – то конец плачевен.
