Прототипом образа Николая Климентова стал друг Д.И. Стахеева, известный литературный критик XIX века Николай Николаевич Страхов. Восемнадцать лет писатель прожил со Страховым в одной квартире, это событие не могло не отразиться на творчестве Стахеева. В своём произведении «Группы и портреты» он пишет: «Предлагаемые листочки заключают в себе, между прочим, воспоминания о Н.Н. Страхове, о многолетнем сожительстве с которым я намеревался написать больше и подробнее… Намерения своего я, однако, не мог выполнить, и именно потому, что в рассказе «Пустынножитель» Страхов был уже мною описан, хотя и без означения его фамилии».
В образе уединенного мыслителя и книжника, живо очерченном беллетристом Д. И. Стахеевым в его повести «Пустынножитель», легко узнаются черты и привычки философа, литературного критика и публициста Н. Н. Страхова (1828–1896). Проживший всю жизнь холостяком
Страхов на протяжении 16 лет делил с семьей Стахеева общую квартиру. И вряд ли кто лучше автора многочисленных романов, повестей и рассказов, жившего по соседству, знал бытовой уклад этого скромного, одинокого и тихого человека. Необычный сосед по жилищу, который вел образ жизни, чем-то схожий с монашеским, запечатлен Стахеевым, пусть и несколько поверхностно, но ярко, в нескольких его литературных произведениях.
Как известно, Страхов собрал огромную библиотеку, которая после его кончины досталась по завещанию владельца Санкт-Петербургскому университету. Книги заполонили почти всё пространство его жилища, состоявшего из двух комнат, и вышли даже в переднюю. Стахеев писал в другом, тоже весьма занятном рассказе-воспоминании, уже прямо посвященном Страхову: «Всю жизнь свою со дня молодости до последнего, можно сказать, дня своего земного существования он был занят книгами, разыскивал их по ларям букинистов, расставлял по полкам своей квартиры и с утра до вечера был погружен в их чтение»2. Сосед философа шутил, что тот живет в огромном книжном шкафу. И почти всё свое свободное от службы время в ненастном Петербурге мыслитель проводил в своеобразном затворничестве, наедине со своими думами и рукописями, среди любимых книг.
Действительно, среди „сильных мира“ у него было много друзей, но он был совершенно независим от них и не извлек никакой корысти из этой дружбы. Не со всеми, а только с избранными по уму и дарованию водился он, причем имел бесстрашие любить, кого хотел».
Чтобы убедиться в верности этих слов, достаточно прочесть полный юмора рассказ Стахеева о том, как Страхов расстроился в связи с присвоением ему ордена Святослава первой степени, и о его мытарствах из-за отсутствия денег, необходимых, чтобы выкупить этот орден. Так и не решившись просить о помощи высокопоставленных знакомых, включая своего друга-однокурсника, министра финансов И. А. Вышнеградского, Страхов смиренно продал свою добротную шубу и сделал вывод, что следует обходиться собственными средствами.
Важным моментом в знакомстве Страхова и Толстого с монастырским укладом жизни стала их совместная поездка в Оптину пустынь летом 1877 года. Первым об этом путешествии сообщил в своих воспоминаниях Стахеев, что-то слышавший о нем от самого Н. Н. Страхова. Но видно, что интересы Стахеева далеки от религии, а его знания по теме настолько приблизительны, что воспринимать эти описания и рассуждения нужно с осторожностью.
Например, ему непонятно, почему именно этот монастырь «облюбовали» писатели и философы, и с какой целью стремились туда, в частности, Гоголь, Достоевский и Соловьев, — «может быть, и с религиозною, а, может быть, и просто так, для развлечения и отдыха после утомительных литературных трудов» (с. 82). Неведомо автору и то, как и зачем туда попал сам Страхов. Стахеев скептически заявляет, что Страхова в Оптину пустынь «заманил» Толстой («Несомненно, он заманил»), хотя известно, что Страхов интересовался Оптиной задолго до поездки и инициатива посещения монастыря исходила именно от него.
Стахеева возмутила статья Матвеева, в которой резко негативно была представлена данная поездка в Оптину пустынь с Толстым. Статья вышла уже спустя годы после смерти Страхова: «На днях получил апрельскую книжку „Ист<орического> Вестн<ика>“ и изумился статье Матвеева о Страхове. Видно, ему, как ослу, хотелось лягнуть покойника, да с ним вместе — и меня. Лягнуть-то легко, но какая от этого и кому честь? И врет он, что Страхов не пожелал перед смертью исповедоваться. Мне лучше знать, что он говорил в последние минуты, а говорил он (слабым голосом), что «желаю исповедоваться». Из статьи его между прочим, и еще не следует, что квартира у нас была общая и прислуга — тоже и стол — тоже, а он говорит, что Страхов жил со своей прислугой: ему, видно, обидно, что люди могут по стольку лет жить, видеться и не поссориться. Н. Н. (скажу по секрету) очень тяготился знакомством с Матвеевым, но по ангельскому своему характеру терпеливо переносил его и нередко говаривал про него: „Да, да, он навязчив и очень неприятен, но что делать — надо переносить и его, как и всякое другое житейское огорчение“».
В листочках воспоминаний «Группы и портреты» Стахеев пишет: «Страхова иначе нельзя себе и представить, как с улыбкой, и не только в то время, когда он хлорированный лежал под ножом оператора в Николаевском сухопутном госпитале, на лице его оставалось обычное добродушное выражение улыбки, но даже и тогда, когда он был разлучен со своими книгами и уложен в гроб, ‑ на лице его сохранилась улыбка».
Весной 1890 года в «Русском Вестнике» Стахеев опубликовал повесть «Пустынножитель», в герое которой узнается прототип – Н. Н. Страхов. Дмитрий Иванович прожил с критиком 18 лет в одной квартире, и об этом удивительном человеке написал в своей повести. Произведение было изучено В. А. Фатеевым в статье «“Пустынножитель” (Непройденный путь философа Николая Страхова)», где исследователь обращает внимание на сходство главного героя повести Д. И. Стахеева с прототипом, на его черты и привычки. Это заметили и критики, не скрывал этого обстоятельства и сам автор произведения: «…Страховъ былъ уже мною описанъ, хотя и безъозначенiя его фамилiи».
Вышеназванная повесть входит в ряд произведений, посвященных Дмитрием Ивановичем теме искусства: повесть «Пустынножитель», романы «Неугасающий свет», «Из рассказов художника», «У храма искусств». Стахеев считает, что важнее всего – не просто прожить жизнь, а найти в ней себя. Всем положительным героям его произведений удается найти свой путь. Перед смертью и сам Дмитрий Иванович Стахеев признается, что, несмотря на равнодушие окружающих, тяготы и лишения, трудности писательской жизни, он нашел дело всей своей жизни – литературу.
Характер художественной условности времени и пространства в большей степени зависит от рода литературы. В эпических произведениях образ пространственно-временных отношений может быть представлен как обобщенно, так и фрагментарно, при этом осуществляясь свободно благодаря фигуре повествователя – посредника между изображаемой жизнью и читателем. Николай Александрович Климентов – главный герой обозначенной повести – человек, отличающийся «необыкновенной осторожностью в своих суждениях и отзывах обо всем, даже о предметах и событиях хорошо ему известных».
В статье «Образ одаренной личности в повести Д. И. Стахеева «“Пустынножитель”» Г. Н. Божкова и Е. М. Матвеева уделяют внимание анализу образа Николая Александровича, обладающего поистине духовно-нравственной одаренностью. Исследователями были определены основные качества героя, такие как доброта и тактичность, чувство милосердия, отзывчивость и другие духовно-нравственные характеристики образа, так полно отражающие Климентова. Главной особенностью героя с юных лет была страсть к книгам, поисками которых он был всегда заинтересован, книги волновали его сознание, «оживляли» и составляли его духовный мир.
Описание главного героя и его образа жизни составляют хронотоп отчего дома. Автор знакомит нас с Климентовым с первых страниц повести, раскрывая его внутренний мир. В жизни героя не было семейного счастья, был он «старым холостяком», еще в молодости персонаж повстречал «черноокую деву», но испугавшись и смутившись ее искренних чувств, он покинул Петербургскую сторону.
Время и пространство в произведениях Д. И. Стахеева значимы для полноценной характеристики главного героя, именно его глазами мы видим культурную столицу. В повести «Пустынножитель» центральное место занимают пространственно-временные измерения, а именно образ Петербурга в зимний пасмурный день. Писатель использует конкретный хронотоп, который усиливается через описание реальных исторических улиц и переулков города: Садовая улица, Толмазов переулок, Пажеский Корпус, Апраксин двор, набережная Фонтанка. Конкретный хронотоп не просто соотносит изображенный мир с теми или иными топографическими реалиями, но и придает динамику изображаемым событиям. Ежедневный путь Климентова – это путеводитель по Петербургу. Замкнутость его одиночества передает и место, которое раскрывает жизненные события героя, художественные детали и городской пейзаж дополняют мироощущение Николая Александровича.
При описании Толмазова переулка Д.И. Стахеев употребляет художественные детали городского пейзажа «тесный и грязный, занятый с одного конца до другого трактирами низшего разряда» [30, с. 6], тем самым передавая эмоциональное восприятие героя и обстановку конца XIX века, утопающую в суете и шуме города. Нельзя не заметить и сходства манеры изображения города с приемами натуральной школы близкой Н. В. Гоголю и Ф. М. Достоевскому. В переулке мы замечаем представителей низшего сословия, которые заполоняют город с одного конца переулка до другого: это и «посыльные», и «театральные ламповщики», и «актеры с непризнанными талантами» [30, с. 6]. Совсем иным предстает перед нами Апраксин двор. Д. И. Стахеев описывает бедность лавок, в которых была «старая мебель», «ломаные диваны», «разное тряпье», изображение торговых рядов усиливается с помощью соундального кода: «зазывание, приставание торговцев», «праздная болтовня» [30, с. 7] – так создается болезненный, раздражительный фон произведения. Вещественный мир двора противопоставлен спокойному душевному внутреннему миру героя, который сравнивает разглядывание товаров «хождением души по мытарствам».
Особое место в произведении Д. И. Стахеева занимает идиллический хронотоп. Для Николая Александровича подобным пространством выступал мир книг: «Книг около него лежали груды. Направо и налево от кресла, на котором он сидел, стояли маленькие столики, заваленные книгами» [30, с. 23]. Автор сопоставляет дом героя с книжным шкафом, который заполняет бытовое пространство и заменяет Климентову реальность. Свою любовь к книгам он объясняет тем, что они давали ему ту особенную гармонию с самим собой, спокойствие от мирской суеты: «…такое обилие книг служило утешением Николаю Александровичу и доставляло большие удобства при чтении» [30, с. 23].
Заглавие повести «Пустынножитель» представляет собой индивидуально-авторский хронотоп. Прообразом главного героя был Н. Н. Страхов, которого часто посещали известные писатели на их общей квартире с Д. И. Стахеевым. Одним из таких гостей был Л.Н. Толстой, поведавший ему свою поездку в Оптину Пустынь. Позднее критик сам посещает старцев, подробно рассказав писателю об увиденном. В очерке «Группы и портреты» [29] Д. И. Стахеев со слов свидетелей и Н. Н. Страхова ставит вопрос о правомерности и обоснованности интереса к Старчеству, выражая свое разочарование в подобной философии жизни. Герой повести «Пустынножитель» Николай Александрович Климентов и был тем самым старцем своего времени, для которого обывательская жизнь была чуждой и пустой. Именно пустыня стала для него неким убежищем, где его душа, не находившая успокоения в мирской суете, могла сосуществовать в гармонии с самим собой – так создаётся идиллическое пространство.
Категория времени в повести выполняет сюжетообразующую, суггестивную и смыслообразующую функции.
