Литературная жизнь 20-х годов
Литературный процесс 1920-х годов представляет собой сочетание трех взаимодействующих потоков. Во-первых, продолжают существовать и развиваться модернистские течения, которые образовались в противовес реализму: символизм, акмеизм, футуризм. Во-вторых, продолжается развитие реализма (И.А.Бунин, И.С.Шмелев, Б.К.Зайцев, А.Н.Толстой). Причем особый пласт литературного процесса 20-х годов представляет литература социалистического реализма, которая была далеко не однородна. Не стоит забывать и о литературном наследии русской эмиграции (А.М.Ремизов, М.А.Алданов, М.Осоргин).
Кроме того, появляются новые литературные группы и направления, точного числа которых нет. Они по-своему решали стоящие перед литературой задачи. Западные специалисты рассматривают 20-е годы как единственную эпоху свободного творчества за всё существование советской литературы. Однако далеко не все группировки оставили значительный след в истории литературы. Некоторые из них были несерьезными. Например, ничевоки («Группа – три трупа», – иронизировал по этому поводу В.Маяковский), фуисты, биокосмисты и ряд других.
Проза 20-х годов
Тема революции и гражданской войны в прозе 20-х годов
Развитие прозы 20-х годов было обусловлено взаимодействием трех основных творческих методов: реализма, модернизма и соцреализма. Однако в произведениях писателей часто сочетались элементы разных методов. Реалистическая традиция развивалась в творчестве М.Горького, М.Шолохова, А.Толстого, Л.Леонова, А.Платонова. В реализме XX века утвержается новый взгляд на человека, который способен не только испытывать влияние среды, но и активно воздействовать на мир, участвовать в процессе жизнетворчества. На первый план выдвигается исследование возожностей формирования нового человека и его участия в преобразовании мира. Прежнее мироощущение, исходящее из идеала гармонии человека и мира, сменилось иным представлением о мире как хаосе, где невозможна гармония. На основе этого мироощущения на рубеже XIX – XX веков возникла литература модернизма.
Главной темой русской литературы 20-х годов становится изображение трагических событий Первой Мировой войны, Февральской и Октябрьской революций, гражданской войны (в противовес ей появится другая важная тема – мирного созидательного труда). Качество прозы тех лет определяется взаимодействием с публицистикой. Отсюда её документальность и автобиографичность. Большинство произведений о революции и гражданской созданы на основе воспоминаний авторов, которые принимали участие в этих исторических событиях, чудом остались живы и по-разному восприняли и осознали пережитое.
Различие взглядов на революцию породило две основные художественные концепции и гражданской войны:
1. Отношение к гражданской войне как к явлению героическому, достойному воспевания: А.Малышкин «Падение Даира», Вс.Иванов «Бронепоезд 14 – 69», Д.Фурманов «Чапаев», А.Фадеев «Разгром», И.Бабель «Конармия», А.Толстой «Гадюка». Однако эти произведения объединяет только объект художественного исследования и общее направление (общая концепция), в остальном они все разные.
2. Негативное отношение к гражданской войне как к кровавой бойне и народной беде: А.Ремизов «Взвихренная Русь», М.Булгаков «Дни Турбиных», А.Аверченко «Дюжина ножей в спину революции» и др.
Александр Александрович Фадеев
(1901 – 1956)
«Разгром» (1927)
Фадеев задумал «Разгром» еще в первые послеоктябрьские годы. Но роман был написан позднее, после того, как появились «Бронепоезд 14-69» Вс.Иванова, «Чапаев» Дм.Фурманова, «Железный поток» А.Серафимовича. Обращение к теме уже исследованной требовало от автора новых решений.
В основу произведения легли личные наблюдения и переживания Фадеева. Осенью 1919 года автор участвовал в партизанском движении на Дальнем Востоке (книга явилась результатом собственного житейского опыта). Роману предшествовал очерк «Особый коммунистический» − название отряда, в котором воевал сам Фадеев. Командир Пезнер – историческая фигура – стал прототипом образа Левинсона.
Сюжетная завязка – получение командиром Левинсоном приказа сохранить отряд как боевую единицу. Так внешняя канва событий воспроизводит судьбу одного из партизанских отрядов на Дальнем Востоке, т.е. близка к важнейшему социально-историческому, классовому конфликту – столкновению сил революции и контрреволюции. Выбраны факты наиболее драматичные: паника на переправе, столкновение с японцами, разведка Метелицы, внезапное ночное нападение колчаковцев, отступление в лес, неожиданная засада на Тудо-Вакском тракте. Финал трагичен (см. заглавие): отряд сохранен, но ценой гибели десятков людей (погибают Дубов, Бакланов, Метелица, Морозка). В живых остается лишь 19 человек, однако Левинсон (как и автор) уверен, что задача выполнена, так как боевое ядро уцелело, и отряд еще может сражаться.
Обращение к героико-драматической ситуации было определено замыслом автора. Фадеева интересовали не только события сами по себе, но и их участники. Ему хотелось проникнуть в сущность характеров, понять мотивы поведения людей, перспективы развития личности, связавшей себя с революцией, а значит и представить завтрашний день революции. Драматическая ситуация давала возможность обнаружить нравственный потенциал действующих лиц. Такой аспект изображения судьбы народа был новым для советской литературы 20-х годов. До сих пор ее привлекал единый порыв массы, а не анализ единиц, её составляющих. Интерес к исследованию личности определяет и композицию романа «Разгром». Отряд для Фадеева – сложное единство индивидуальностей, и автор вплетает в общий сюжет частные судьбы: историю взаимоотношений Морозки, Мечика и Вари, сюжетные линии Левинсона, Бакланова, Чижа, Пики, Гончаренки и других. К тому же каждая сюжетная линия строится так, что не только включает развитие действия, но и содержит подробную психологическую характеристику каждого из действующих лиц.
В изображении гражданской войны Фадеева интересовали сами её участники, закономерность их подвига, сознательность их действий, процессы, которые происходят в сознании людей под
влиянием революции. В гражданской войне, как показывает Фадеев, «происходит отбор человеческого материала, всё враждебное сметается революцией, всё не способное к настоящей революционной борьбе, случайно попавшее в лагерь революции отсеивается, а всё поднявшееся из подлинных корней революции, из миллионных масс народа, закаляется, растет, развивается в этой борьбе. Происходит огромнейшая переделка людей. Эта переделка происходит успешно потому, что революцией руководят передовые представители рабочего класса – коммунисты, которые ясно видят цель движения и которые ведут за собой более отсталых и помогают им перевоспитываться».
В романе 3 персонажа составляют идейную основу произведения.
Образ Левинсона
– один из центров повествования. Командир отряда, большевик. Фадеев предложил свое решение вопроса, на который в 20-е годы искали ответ многие писатели: как изображать нового человека, нового героя. Новый человек для писателя был, прежде всего, человеком действия, поэтому в характеристике Левинсона большое место занимает поступок. В кризисной, драматической ситуации, когда, например, отряд гатит болото при отступлении, его характер раскрывается наиболее ярко. Фадеев впервые в советской литературе применил по отношению к фигуре руководителя-большевика приемы психологического анализа (главы 6, 11, 13, 15, 17).
Фадеев нарочито подчеркивает внешнюю обыкновенность и даже неказистого героя (портрет – 5 глава): «Он был такой маленький, неказистый на вид – весь состоял из шапки, рыжей бороды да ичигов выше колен». Мечику во время боя бросается в глаза, «какой он маленький и смешно размахивает маузером».
Фадеев специально подчеркивает и слабости Левинсона, обращает внимание на физическое недомогание, испытываемое героем. Но эти подробности не снижают образ Левинсона, а напротив, возвышают его, так как герой господствует «над недугами, над слабым своим телом».
Такой подход к характеру связан со стремлением Фадеева нарисовать процесс превращения обыкновенного человека в человека «особой породы» и тем самым доказать, что подобная возможность открыта для каждого. Внутренние монологи также помогают увидеть, каков источник превращения обыкновенного человека в необыкновенного: все его поступки освещены ярким светом идеи (размышления, Левинсона после разговора с Мечиком в 13 главе). Смысл своей деятельности командир видит в воспитании нового человека.
В создании образа Левинсона (и не только) писатель активно использует и прием сопоставления: Левинсон – Бакланов, Левинсон – Дубов, Левинсон – Сташинский, Левинсон – Гончаренко, Левинсон – Метелица (Морозка – Мечик).
Метелица – ответ автора на вопрос об идеале эпохи. Метелица «воплощает те черты характера, которых не хватает у Левинсона… если бы последний имел вдобавок к имеющимся у него качествам и качества характера Метелицы, он был бы идеальным человеком» (воля, цельность).
Образ Мечика
Проникновение во внутренний мир Мечика позволяет почувствовать его изначальную романтическую настроенность и стремление к подвигу. Но под прикрытием романтического максимализма Фадеев показывает глухоту к жизни, неумение видеть красоту в обыкновенной, пронизанной реальными противоречиями действительности. За стремлением к подвигу Фадеев открывает не любовь к людям, не желание принести им счастье, а тягу к самоутверждению.
Развитие действия неоднократно разоблачает Мечика. См. сцену, когда отряд отбирает у корейца единственную свинью и эпизод приговора к смерти партизана Фролова. В этих сценах автор раскрывает проблему истинного и ложного гуманизма, сравнивая мотивы поведения Левинсона и Мечика. В то время, как решения командира продиктованы социальной необходимостью и
целесообразностью, Мечик лишь голословно возмущается «жестокостью» и
«бесчеловечностью». Автор показывает, что за красивой сострадательностью Мечика скрываются безволие и беспринципность: в решительную минуту он обрекает на смерть своих товарищей и спасшего его Морозку.
Таким образом автор грамотно и последовательно подбирает ситуации, предшествующие бегству Мечика, который оказывается неспособным ни на любовь, ни на благодарность, ни на подвиг.
Образ Морозки
Морозка – рядовой боец революции. В «Разгроме» впервые этот образ раскрыт во всей сложности его психологии, во всей противоречивости его натуры (сцена суда над Морозкой).
Роман «Разгром» – лучшее в художественном отношении произведение в прозе 20-х годов на тему революции и гражданской войны:
1. Фадеев избежал штампов.
2. Автор создал глубокие психологические, а значит и подлинно художественные образы.
Самым слабым и устаревшим в романе является решение проблемы гуманизма, его деление на:
· буржуазный: «Мне всё равно, чем ты занимаешься – мне важно, что ты человек»;
· социалистический: «Если ты ничем не занимаешься и ничего не делаешь для победы революции, я не признаю в тебе человека, как бы ты ни был добр и умен».
Александр Серафимович
(Александр Серафимович Попов)
(1863 – 1949)
писатель, журналист
Пишет: рассказы («Месть», «Пески» – отмечен Л. Толстым оценкой 5+ и др.), очерки, статьи, фельетоны, пьесы («Марьяна», 1918 – из деревенского быта; «Именины», 1919 – сатира на буржуазно-либеральную интеллигенцию), роман «Город в степи» (1912).
Как писатель Серафимович дебютировал в 25 лет рассказом «На льдине», а в 1901 году опубликовал свой первый прозаический сборник «Очерки и рассказы».
Серафимович вел большую общественную работу: был членом президиума РАПП, с 1926 по 1930 редактировал журнал «Октябрь», прошел Мировую войну в качестве корреспондента «Русских ведомостей», а с начала революции работал в советской прессе, писал листовки, воззвания по заданиям Московского Совета (с 1918 года – член ВКП(б).
«Железный поток»
(1921)
«Железный поток» – первая часть крупного, но нереализованного замысла, эпопеи «Борьба» (действие романа заканчивается в 1919 году), последнее значительное произведение писателя.
В 1920 году гибнет сын Серафимовича, что могло охладить пыл о героизации гражданской войны. Личное письмо Ленина (от 21 мая) – попытка поддержать писателя в трудную минуту: «Ваши произведения и рассказы сестры внушили мне глубокую симпатию к Вам, и мне очень хочется сказать Вам, как нужна рабочим и всем нам Ваша работа». Опубликованный в 1924 году роман стал своеобразным ответом Ильичу.
В основе сюжета – реальное историческое событие – переход Таманской армии из контрреволюционной Кубани через Кавказский хребет на воссоединение с регулярными частями Красной армии. К армии присоединилось мирное население – «людское взбаломученное море», – что существенно осложнило переход.
Переход возглавлял Ковтюх (историческое лицо), ставший прототипом Кожуха, в который привнесено много домысла. Данный роман – есть художественная версия, переосмысление, обобщение конкретных исторических событий.
Творческой задачей писателя было не осветить поход, а показать, как меняются люди, толпа, её сознание в ходе военной операции. «Я взял анархическую массу, не подчинявшуюся, готовую каждую минуту посадить на штыки своих вожаков. И через страдания, через муки провел их до конца, до тех пор, пока они не почувствовали себя организованной силой октябрьской революции», – так автор говорил о замысле.
Таким образом достоверная история о выходе из белого окружения Таманской армии была переплавлена в эпическую историю становления новой формации – «революционного народа», некогда бывшего разрозненной солдатско-крестьянской массой, обремененной обозами и ранеными.
Отсюда характерные особенности сюжета, основу которого составляет судьба масс в целом, а не судьбы отдельных героев. Нарастание действия достигается описанием трудностей, препятствий, преодолеваемых Таманской армией. Кульминацией становится тяжелое решение Кожуха ввести толпу, сделав крюк, в одно из Кубанских сел, где развешены красноармейцы и мирные жители, чтобы показать, что будет, если допустить послабление.
Главная проблема романа – герой и народная масса, их взаимоотношения. Автор решает её так: «Кожух – герой и не герой. Он не герой потому, что, если бы масса не сделала его своим вожаком, не влила в него своё содержание, то Кожух был бы самым обыкновенным человеком. Но в то же время он и герой, так как масса не только влила в него своё содержание, но и шла за ним и подчинилась ему как командующему».
Повторением сцен, ситуаций (например, сцена митинга в начале и конце похода – гл. 2 и гл. 11) автор подчеркивает идейный рост массы под руководством Кожуха (художественный приём – параллелизм). Обрамляющий повествование пейзаж с доминирующим образом «шумящей реки» также оттеняет идейный смысл произведения. Ту же функцию выполняет и соответствующий подбор
метафор, эпитетов, связанных с основным образом «железного потока». Например, с одной стороны – «толпа течет бесконечным потоком», «человеческое море», «льется человеческий поток», «выливались воинские массы» и т. п.; с другой стороны – «железные лица», «железное кольцо восставших», «железные шеренги», «железный охват» и т. д. И чем ближе к концу похода, тем больше закаляется в борьбе армия Кожуха, тем чаще и решительнее употребляется эпитет «железный».
Все художественно-изобразительные средства направлены на раскрытие идеи романа – идеи преображения вчерашней толпы в боевую единицу, поток людей, спаянных волей и дисциплиной.
Так в романе проявилась главная особенность прозы 20-х годов – ставить массу выше героя, то есть приписывать героическое народу.
Целостный образ массы – центральный образ эпопеи, поэтому индивидуальных героев почти нет (исключение составляют баба Горпина и Кожух). Из «текучего потока» Серафимович в целях большей конкретизации выделяет отдельные лица, рисует их с сохранением конкретно-бытовых деталей. Таковы образы бабы Горпины и её мужа. Перелом в сознании Горпины свидетельствует о пробуждении в ней чувства коллективизма. Осознание себя членом единого «потока» типично не только для неё, но и для всей массы в целом (каждого из участников похода).
Слабые стороны романа:
· очень слабая психологическая основа образа Кожуха, что сделало его односторонним и слишком схематичным;
· штампы 20-х годов.
Фурманов Дмитрий Андреевич [26.10(7.11).1891, с.Середа Нерехтского уезда. Костромской губ. (ныне г.Фурманов Ивановской обл.) — 15.3.1926, Москва] — прозаик.
Родился в крестьянской семье, вскоре приписавшейся к мещанскому сословию. Учился в Городском училище и Торговой школе Иваново-Вознесенска, затем в Кинешем-ском реальном училище (V—VII классы, 1909-12). Для поступления в университет сдал экстерном экзамен по латинскому языку и в 1912 был принят на юридический, затем переведен на историко-филологический факультет Московского университета. Не завершив образования, в 1915 ушел добровольно служить братом милосердия на санитарных поездах Земского союза, побывал на Кавказе, в Сибири, на Западном и Юго-Западном фронтах. В окт. 1916 демобилизовался и поселился в Иваново-Вознесенске, где стал преподавателем рабочих курсов.
Литературные интересы пробудились у Фурманова еще в школьную пору, когда он начинает писать стихи, но публикация в 1912 в местной газете «Ивановский листок» стих. «Памяти Д.Д.Ефремова» (посвящено учителю литератуы Кинешемского училища) долгое время оставалась единственной. Хотя стихотворчество юношеских лет было интенсивным (включая сюда и эпизодические стихотворные публикации лета-осени 1917 в ивановской газеты «Рабочий край»), Фурманов поэтом не стал.
С 1910 Фурманов начинает вести дневник, не расставаясь с ним ни при каких обстоятельствах до конца жизни. Дневники Фурманова представляют собой выдающийся человеческий и исторический документ. Они лишены нарочитой «литературности» интимно-лирического, психологически-аналитического или картинно-описательного плана. Первоначально значительное место в них, наряду с зарисовками из повседневной жизни и самонаблюдениями, отводится текущим литературными впечатлениям и размышлениям по поводу прочитанного. Но очень скоро записи Фурманова становятся своего рода личным журналом, куда регулярно заносятся суждения, оценки и факты, связанные с общественными умонастроениями и широкомасштабными историческими событиями. С 1914 отдельные записи получают заглавия, а позже вообще весь дневниковый текст дробится на тематически автономные этюды. Фурманов остро сознает как содержательную ценность своих дневников (документ эпохи), так и их литературно-прагматическую ценность (свод всего лично увиденного, пережитого, осмысленного и в то же время уже прошедшего первичную литературную обработку). Дневниковые записи станут использоваться писателем уже в его ранней газетной публицистике 1918-19.
До сих пор дневники Фурманова опубликованы выборочно и преимущественно в той части, которая касается революционных событий 1917-18 в Иваново-Вознесенске, событий Гражданской войны, отраженных впоследствии в «Чапаеве» и «Мятеже», а также работы над этими произведениями. Ни как исторический источник, ни как литературный памятник они не исследовались.
Политическое самоопределение Фурманова началось под влиянием революционных событий весны, лета и осени 1917 в Иваново-Вознесенске. «Пламенные настроения, при малой политической школе,— писал он в "Автобиографии" (1926),— толкнули быть сначала максималистом, дальше анархистом, и казалось, новый желанный мир можно было построить при помощи бомб, безвластья, добровольчества всех и во всем... А жизнь толкнула работать в Совете рабочих депутатов». Став заместителем председателя Совета, Фурманов оказался вынужден выбирать между различными партийно-политическими лозунгами и программами в условиях каждодневной практической необходимости решать задачи жизнеобеспечения целого края и вникать в нужды самых разнообразных слоев населения, прежде всего рабочих коллективов. Именно тогда раскрылся его незаурядный талант организатора и пропагандиста, причем в редком сочетании со способностью не утрачивать (при всей жесткости собственной политической позиции) понимания реальной сложности социальных отношений и интересов людей. Знакомство с М.В.Фрунзе определило окончательный политический выбор Фурманова — летом 1918 он вступает в РКП (б) и становится сподвижником Фрунзе. С нояб. 1918 он военнослужащий Ярославского округа — «для поручений у Фрунзе»; с февр. 1919 — с отрядом иваново-вознесенских рабочих-коммунистов на Восточном фронте, куда Фрунзе назначен сначала командующим 4-й армией, затем Южной группой войск; с 25 марта по 30 июля 1919 — комиссар 25-й стрелковой (Чапаевской) дивизии.
С авг. 1919 по сент. 1920 Фурманов — заместитель начальника Политуправления Туркестанского фронта, с конца 1919 — уполномоченный Реввоенсовета Туркестанского фронта по Семиречью, с 6 июня 1920 — в Верном (Алма-Ате), где обострившиеся после разгрома белоказачьих войск этнокультурные и социальные противоречия вызвали брожение в Семиреченской армии. Фурманов оказывается центральной фигурой в событиях, связанных с политической нейтрализацией стихийного военного мятежа (12-19 июня 1920).
С авг. 1920 Фурманов на Кубани, где в качестве комиссара участвует в военной операции по разгрому врангелевского десанта (28 авг.- 5 сент.), за что награжден орденом Красного Знамени.
По завершении Гражданской войны Ф. в июне 1921 приезжает в Москву, работает в литературно-издательском отделе Политуправления Реввоенсовета, становится членом Высшего военно-редакционного совета; с нояб. 1921 заведует редакцией журнала «Военная наука и революция» и одновременно завершает филологическое образование в Московском университете (окончил в 1924). С сент. 1923 работает в Госиздате — политредактором, затем редактором отдела современной художественной литературы.
Еще в 1918-19 Фурманов спорадически публикует в армейских газетах очерки о некоторых военных событиях, но регулярной литературной деятельностью начинает заниматься только во время своего пребывания на Кубани (авг. 1920 — май 1921). Зарегистрировано более 70 публицистических статей и выступлений Фурманова в екатеринодарских изданиях этого периода; он печатается и в центральной прессе (газете «Известия», журнале «Политработник»).
В 1920-21 Фурманов создает пьесу «За коммунизм» (впервые опубл. 1965); в 1921 — повесть «Записки обывателя» (опубликована посмертно: Молодая гвардия. 1926. №10); в 1922 работает над пьесой «Вера» (неопубл.). Вступление Фурманова в литературу связано с созданием и публикацией повести «Красный десант» (1922) — первого опыта Фурманова в том литературном роде, который в дальнейшем определит его место и значение как писателя.
Летом 1922 Фурманов приступает к работе над замыслом большого документально-художественного повествования о Чапаеве. Писатель тщательно собирал материалы о личности Чапаева и истории его дивизии, колебался в выборе повествовательной манеры, долго размышлял над жанром будущего произведения, так и не найдя для себя какого-либо удовлетворительного его обозначения (в дневниковой записи от 29 окт. 1922 зафиксированы следующие варианты: «1) Повесть... 2) Воспоминания. 3) Историческая хроника... 4) Художественно-историческая хроника... 5) Историческая баллада... 6) Картины. 7) Исторический очерк...»). В конце сент. 1922 текст произведения еще не начат, а во второй половине нояб. он уже почти завершен. Окончание «Чапаева» датировано 4 янв. 1923. Публикация состоялась в февр. того же года в Госиздате.
«Чапаев» так и не получил авторского жанрового определения (не имеет подзаголовка). Как отмечал М.Горький в письме Фурманову (авг. 1925), «по форме Чапаев не повесть, не биография, даже не очерк, а нечто нарушающее все и всякие формы». Между тем в жанровом составе книги все эти формы присутствуют. Повествование развертывается как документально-историческая хроника очеркового типа, в которой, однако, портретно-биографическая характеристика главного персонажа получает значение самостоятельной жанровой доминанты. В то же время «Чапаев» и повесть: во-первых, потому, что ряду персонажей даны вымышленные имена; во-вторых, потому, что в обрисовке характеров героев автор использует приемы художественной типизации (это подтверждается при сравнении текста книги с дневниковыми записями Ф.); в-третьих, потому, что повествование органично включает в себя элементы традиционной беллетризации, такие как пейзажные и портретные зарисовки, описания внутренних состояний героя-повествователя, приемы картинной обрисовки массовых сцен, речевой характеристики персонажей и т.д.
В жанровом составе «Чапаева» не менее отчетливо присутствие примет собственно исторического исследования (с привлечением соответствующих источников, с цитированием документов), напоминающего научно-историческую публикацию.
В структуру повествования включаются также и авторские отступления (сближающие стиль Фурманова с гоголевской традицией): отступления исторически-аналитического плана (о причинах разложения колчаковской армии, о казаках и их участии в Гражданской войне), художественно-публицистические отступления (о трусости и храбрости), смешанного типа (о грабежах и жестокости Гражданской войны) и др. В повествовании присутствуют и иные фрагменты: рапорты, письма, дневниковые записи, сценки, оперативные материалы и т.д. Все это не отменяет общепринятой характеристики «Чапаева» как романа, если считать достаточным определяющим признаком романа проблемную масштабность и проблемное единство целого. Доминантой книги Фурманова является обрисовка Чапаева как типичной фигуры времени. Его индивидуальная судьба, его взлет и слава связаны, по Фурманов, с теми качествами его личности, которые характерны для «низовой» народной среды и революционной эпохи. Особое внимание автора привлекает «чапаевщина» (слово Фурманова) — стихийное начало в психологии человека из народа, который приходит к постижению происходящего интуитивно, ведомый своим социальным чутьем, а не рациональным осознанием общественных процессов. Проблема Чапаева-героя разрабатывается Фурмановым в разных аспектах: каков Чапаев на самом деле и каким видится со стороны; как преображаются в восприятии окружающих его реальные достоинства и недостатки; что порождает легенду о нем, о живом человеке, и как он сам относится к ней, как пытается соответствовать своему легендарному образу и как преображается под его влиянием.
По завершении «Чапаева», еще до издания произведения, Фурманов задумывает развернуть очерк 1922 о верненском мятеже в книгу, для чего запрашивает из архивов и тщательно изучает следственные материалы по делу. Работа над новой книгой заняла около 2 лет, отдельные главы и отрывки из нее публиковались в журналах 1924, отдельным изданием «Мятеж» выходит в 1925.
Обращает на себя внимание лаконичная композиционная структура произведения, состоящего из трех частей-глав: здесь нет пестрого конгломерата различных повествовательных компонентов, характерных для «Чапаева», нет вставных фрагментов; «Мятеж» — связный рассказ об одном событии, его зарождении, развитии и завершении. В то же время Фурманов не отказывается ни от одного элемента жанровой структуры, впервые созданной им в «Чапаеве»: здесь тоже присутствуют и лирика, и пейзаж, и портретная зарисовка, и колоритная сценка, и сжатая выразительная характеристика человека, но вся эта совокупность худож. принципов дается в несколько ином стилевом решении, обусловленном другим поворотом темы и, соответственно, иным проблемным содержанием. «Чапаев» — развернутый портрет одной личности; «Мятеж» — история одного события.
«Чапаев» и «Мятеж» в художественном отношении составляют нетривиальную дилогию. Фурманов так формулировал свое авторское кредо: «Книжкам своим я ставил практическую, боевую, революционную цель: показать, как мы боролись во дни гражданской войны, показать без вычурности, без выдумки <...> . Я писал исторические, научно проработанные вещи, дав их в художественной форме» (Письмо М.Горькому от 9 сент. 1925).
Дилогия Фурманов хронологически предшествует повести А.С.Серафимовича «Железный поток» (1924; перу Фурманова принадлежит один из лучших разборов повести) и вместе с ней открывает традицию советской эпической прозы вообще и художественной эпопеи в частности. От Фурманова пути развития русской прозы ведут непосредственным образом к А.А.Фадееву, М.А.Шолохову, Н.А.Островскому, А.С.Макаренко. Одновременно по части документально-исторической очерковости, аналитичности, масштабных классово ориентированных оценок книги Фурманова соотносимы с современной ему белогвардейской мемуарной и художественной прозой о Гражданской войне.
Параллельно с «Мятежом» Фурманов создает небольшую повесть «В восемнадцатом году» (опубл.: Краснодар, 1923). Это произведение примечательно тем, что представляет собой первое в литературе обращение к теме молодежи в Гражданской войне и некоторыми своими мотивами предваряет незавершенный роман Н.А.Островского «Рожденные бурей».
Только в последний год своей жизни Фурманов окончательно решил посвятить себя художественному творчеству. Первой пробой на этом новом пути явилось последнее завершенное произведение писателя — очерковый цикл «Морские берега» (авг.-окт. 1925), зарисовки различных впечатлений, связанных с летним отдыхом на Кавказском побережье. Фурманов работал над очерками тщательно, многократно переписывая каждую фразу, абзац, очерк в целом, добиваясь наибольшей художественной выразительности слова, детали, образа, считая эти очерки проверкой себя перед осуществлением новых крупных замыслов. Среди них — замысел романа «Писатели», в котором Фурманов предполагал художественно преобразить свой опыт редакторского общения с писателями-современниками, приобретенный им в Госиздате. На это указывают последние дневниковые записи Фурманова, среди которых — великолепные портретные зарисовки таких фигур, как С.А.Есенин, А.Н.Толстой, Н.Н.Никитин, Б.А.Пильняк, И.Э.Бабель. Неосуществленным остался также планировавшийся на будущее масштабный проект художественно-очерковой истории Гражданской войны.
Фурманов принимал заметное участие в литературной жизни Москвы как один из организаторов и руководителей МАППа, а затем РАППа.
Характерно, что в 1925 он подвергся травле со стороны рапповской верхушки: его обвиняли в «правом уклоне», в мягкотелости по отношению к попутчикам и т.п.
Скончался Фурманов скоропостижно, от менингита, явившегося осложнением после гриппа. Похоронен в Москве.
