Переходим к системе образов. Начнем с "отца семейства" Федора Карамазова, главного представителя "карамазовщины" (сладострастники, стяжатели, юродивые), отчасти передавшего ее особенности, в разной степени и по-разному, своим сыновьям. Лично Федор Карамазов "дрянной и развратный <...> бестолковый <...> но умеет обделывать свои делишки". "Бестолковость" его "национальная", но обделывать делишки, быть беззастенчивым стяжателем он научился у евреев. Это противоречие свидетельствует отчасти о его деклассации. Действительно, он помещик (т. е. маркирован как аристократ), но самый маленький, не жил в своем поместье и в молодости вел себя как приживальщик, а потом занялся бизнесом, прежде всего ростовщичеством, открывал кабаки, т. е. выбрал самый грязный вариант "обуржуазивания". Но коренная его черта — развратность и сладострастие ("сладострастнейший человек"). Он не признает никаких "дурнушек", и все женщины кажутся ему привлекательными, вплоть до Лизаветы Смердящей, которую он, по-видимому, изнасиловал, вследствие чего появился на свет Смердяков. Сладострастие, доминирующее над всеми другими чувствами, главенствует и в его отношении к Грушеньке, что и приводит к любовному соперничеству с сыном Дмитрием, который в общем унаследовал от него это сладострастие. Не забудем, что сладострастие есть негативная трансформация жизнелюбия, которое в какой-то мере присуще всем его сыновьям (даже Ивану с его "клейкими листочками"). Другой важной чертой Федора Карамазова, как мы знаем, было "злое" шутовство. Кроме того, он был зол, равнодушен к людям, хотя мог проявить и сентиментальность. Отрицательные черты его мироощущения — ненависть к России и атеизм. В качестве злого шута он противостоит невинно-юродивым, преданным Богу или юродивым от униженности. Отсутствие родительских чувств у Федора Карамазова ("одного даже из многих современных отцов"), способствовавшее развалу семьи и семейному хаосу, в общем гармонировало с отсутствием сыновних чувств и даже заменой последних ненавистью (за исключением Алеши). Здесь "карамазовщина" обращается против самого Федора Карамазова, ее главного носителя. Все сыновья заражены "карамазовщиной", но по-разному и в разной степени. Меньше других — Алеша, усвоивший наследие матери и как бы являющийся духовным сыном старца Зосимы. Зосима любил называть Алешу "сынок", а в черновых записях Алеша называет Зосиму и "другом", и "отцом". В известном смысле Федор Карамазов и старец Зосима противостоят друг другу как физический и духовный отцы Алеши.
Обратимся к Ивану Карамазову. Он внешне меньше других затронут "хаосом" и долгое время ведет себя нормально и как бы разумно. В отличие от большинства окружающих, он — теоретик. В нем прорывается естественное молодое жизнелюбие (в то время как его отец сохраняет
жизнелюбие до старости и смерти). Он признает "исступленную и неприличную, может быть, жажду жизни <...> Черта-то она отчасти карамазовская <...> Жить хочется, и я живу, хотя бы и вопреки логике <...> дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек". Однако, в отличие от отца и старшего брата, он умеет эти естественные порывы подчинить "уму" и "логике", интеллектуальным теориям и идеям. Правда, Ракитин думает, что главное для Ивана — это отбить невесту с приданым у Дмитрия. Но Алеша, которому это говорится, справедливо возражает: "...душа его бурная <...> В нем мысль великая и неразрешенная". Впоследствии Смердяков выражает уверенность в том, что Ивана может прельстить получение богатого наследства в случае, если брак Федора Павловича с Грушенькой не состоится и Федор Павлович будет убит. То, что Иван Карамазов интеллектуальный герой, — это его основная характеристика. В отличие от отца и брата Дмитрия он также и "до трактиров не охотник". Более того, повторяя снова слова Алеши, — "душа его бурная. Ум его в плену. Он чужд шутовства, но он "эксцентрик и парадоксалист" в интеллектуальной сфере. Хаос "карамазовщины" проявляется у него в виде "духовного безудержа". Так выразился прокурор на суде и впоследствии добавил: "...у тех Гамлеты, а у нас еще пока Карамазовы». Хотя Иван "с отцом уживается как нельзя лучше" и "из всех детей наиболее на него похожий", отец Федор Карамазов признается: "Я Ивана больше, чем того (т. е. Дмитрия. — Е. М.) боюсь", и впоследствии замечает: "и никого не любит, Иван не наш человек", что, конечно, в устах такого крайнего эгоиста звучит тоже достаточно парадоксально. Иван сам признается, что "никогда не мог понять, как можно любить своих ближних <...> Чтобы полюбить человека, надо, чтобы тот спрятался, а чуть лишь покажет лицо свое — пропала любовь". Когда Дмитрий чуть не прибил отца, Иван произносит: "Один гад съест другую гадину, обоим туда и дорога" Иван при всем том рационалист, признает, что у него "ум эвклидовский". Стремясь разрешить "предвечные вопросы", он разочаровывается в жизни и гармонии: "...в окончательном результате я мира этого Божьего — не принимаю и хоть и знаю, что он существует, да не допускаю его вовсе". Близость Ивана и Федора Карамазовых, как мы видели, всячески подчеркнута в романе. Не случайно Иван говорит об отце: "...был поросенок, но мыслил он правильно".
Смердяков является двойником Ивана Карамазова, что также подчеркивается Достоевским: Иван "понял, что в душе его сидел лакей Смердяков и что именно этого человека не может вынести душа его". Впоследствии отцеубийца Смердяков говорит ему: «Вы убили, вы главный убивец и есть, а я только вашим приспешником был». Иван Карамазов, таким образом, противостоит Смердякову как "мысль" и "дело". Смердяков мечтал об эмиграции во Францию, но чтоб начать там какое-либо "дело", нужны были деньги, и усвоенная им теория Ивана Карамазова о том, что «всё позволено» вдохновила его на отцеубийство. "Практик" Смердяков отчасти выглядит как пародия на "теоретика" Ивана Карамазова.
Иван Карамазов со своим "двойником" Смердяковым резко противостоят Дмитрию Карамазову, который хотя и погружен по уши в хаос, но умеет найти выход из него. Контраст этих двух братьев всячески акцентирован. «Брат Дмитрий был человек в сравнении с Иваном почти вовсе необразованный, и оба, поставленные вместе один с другим, составляли, казалось, такую яркую противоположность как личности и характеры, что, может быть, нельзя было и придумать двух человек несходнее между собой». Их противоположность, хотя и в несколько искаженном виде, была еще подчеркнута Федором Карамазовым, когда он их, пусть несправедливо, представлял в качестве шиллеровских Карла и Франца Мооров. В отличие от Ивана, Дмитрий бесконечно далек от всякого рационализма и представляет крайне непосредственную натуру. Он был "легкомыслен, буен, со страстями, нетерпелив". Молодость его, как мы знаем, протекала беспорядочно, он был страшный "кутила". Дмитрий признается сам: "...я Карамазов <...> если уж полечу в бездну, то так-таки прямо... падаю и считаю это для себя красотой". "Любил разврат, любил и срам разврата. Любил жестокость: разве я не клоп, не злое насекомое? Сказано — Карамазов!", "а пока кутеж и погром". Дмитрий в большей мере, чем другие сыновья, унаследовал от отца сладострастие, но, во-первых, сладострастие у него не сочетается со стяжательством ("у меня деньги — аксессуар, жар души, обстановка"), а во-вторых, и жизнелюбие у него гораздо шире ("Я жить хочу, я жизнь люблю" или — "какая жажда существовать") и включает в себя любовь к Божьему миру, к земле, к почве, к русскому Богу, к России (в сочетании с ненавистью к Америке), сострадание к ближнему. Как мы видели, Дмитрий постоянно сознает свою "низость" ("из всех я самый подлый гад") и в то же время выражает желание исправиться, обновиться, пострадать. Дмитрий приводит слова Шиллера о глубоком унижении человека и о необходимости для избавления от унижения вступить в союз с "землей" (почвой). Все время идет разговор о его "жажде воскресения и обновления". На суде он заявляет: "Принимаю муку обвинения и всенародного позора моего, пострадать хочу и страданием очищусь!". В отличие от Ивана, он горячо верит в Бога ("Да здравствует Бог и его радость!"), готов признать себя самым виноватым и пострадать за других, даже вместо других. Он представляется именно тем образом кающегося грешника, который так люб Богу и старцу Зосиме. Дмитрий ненавидел отца, о чем потом пожалел; казалось, был близок к отцеубийству ("может быть, не убью, а может, убью") — так сильно мучила его ревность и приводило в отчаяние безденежье, однако глубоко заложенное в его сердце добро помешало ему совершить преступление. Он сам считал, что его спасли Бог и его ангел-хранитель. Младший Карамазов — Алеша — противостоит и отцу, и обоим братьям. Как уже говорилось, родному отцу он противостоит отчасти как духовный сын старца Зосимы. Иван — его полноценный родной брат, но Иван больше впитал наследие отца, а Алеша — матери. Алешу смущало известное равнодушие к нему Ивана: "не было ли тут какого-нибудь презрения к нему, к глупенькому послушнику, от ученого атеиста". Потом, правда, Иван и Алеша сближаются по инициативе Ивана для разговора о вечных вопросах ("Како веруешь?"). Дмитрий же всегда говорил о своей горячей любви к Алеше. Даже и отец относился с любовью к "тихому мальчику". Вообще у него был "дар вызывать к себе особенную любовь". Хотя Алеша осознает в себе Карамазова, но считает, что находится в этом смысле на "низшей ступеньке", и признается в религиозных сомнениях. Но все-таки, хотя он разочарован и отчасти возмущен скорым тлением почившего в бозе Зосимы, в общем он человек глубоко верующий, причем без "фантазий" и "мистики", без психологической "экстазности" и "болезненности". Повествователь, как известно, называет его реалистом и утверждает, что "в реалисте вера не от чуда рождается, а чудо от веры". Ему нужны были не чудеса, а лишь "высшая справедливость". Карамазовское "сластолюбие" свойственно ему в минимальной степени, Оно заменено у него естественным и одновременно сознательным возвышенным жизнелюбием. Алеша любит людей, особенно детей (на которых пытается и непосредственно влиять). "Характер любви его был всегда деятельный". Он считает, что "все должны жизнь полюбить", причем "прежде логики", "и тогда только я и смысл пойму". В отличие от рационалиста Ивана, он отдается чувству, "ибо неблагонадежен слишком уж постоянно рассудительный юноша". Он, разумеется, любит Россию, как и брат Дмитрий. Прокурор прав, что он пристал к народным началам, хотя и ошибается, уверяя, что ему грозит мистицизм и шовинизм. В противность сластолюбивому развратнику и денежному стяжателю Федору Карамазову у Алеши — "дикая исступленная стыдливость" и целомудрие (не имеющие ничего общего с сухим скопчеством Смердякова), а также полная беззаботность в отношении денег. Он "не заботился, на чьи средства живет", а попади ему "вдруг целый капитал, то он не затруднится отдать его". Вместе с тем он не "созерцатель" (как, например, Смердяков), а "деятель", хотя еще "неопределенный и непрояснившийся". Алеша выступает своеобразным медиатором и примирителем среди других действующих лиц романа, не только между отцом и братьями, но и по отношению к Катерине Ивановне и Грушеньке, Хохлаковым, бедному капитану Снегиреву и его сыну, школьникам — соученикам последнего и т. д. При этом он и хорошо разбирается в людях, и "не хочет быть судьей людей", и относится ко всем с величайшим сочувствием, сочувствием деятельным. Алеша и в монастырь приходит к старцу Зосиме, потому что это для него "идеал исхода рвавшейся из мрака мирской злобы к свету любви души его". Алеша как бы лишен недостатков своего отца и братьев и соединяет их достоинства. Он не сластолюбив, как Федор и Дмитрий, не атеист, как Федор и Иван, не равнодушен к людям и не рационалист, как Иван, не сух, как Смердяков. Он любит жизнь и Бога, как Дмитрий, он склонен к мучительным размышлениям, как Иван. Однако известен замысел Достоевского сделать и Алешу тоже грешником (в неосуществленном втором томе "Братьев Карамазовых"), которому в будущем предстоит покаяние. С этим, между прочим, согласуется принадлежащее Зосиме сравнение Алеши со старшим братом старца, давно умершим. Тот хоть и был добрым юношей, но проявлял "насмешливый" и "раздражительный" характер, не верил в Бога, а затем, заболев чахоткой, преобразился совершенно и стал утверждать, что "жизнь есть рай" и что "все должны один другому служить", обратился к Богу. Однако в рамках реально существующего романа "Братья Карамазовы" Алеша очень слабо проявляет возможности будущего грешника и выражает себя как сугубо положительный персонаж.
