Концепция имажинизма предполагала выведение на первый план образа в его самодовлеющей значимости. Но Е. даже в этот пери- од не отказывается от фольклорной традиции, хотя образность его стихов при- обретает резко-размашистый характер. Пример – «Кобыльи корабли» (1919). Так же, как и Клюев, Е. остро ощущает нарастающую угрозу разрушения гармонии. Возникает конфликт живого и железного («Сорокоуст» (1920)). Меняется и облик лирического героя. В ранних стихах лирическое «я» растворено в мире. Часто герой-созерцатель, светлый инок, ласковый послушник. Иногда звучат мотивы бесприютности – «захожий богомолец». После 1915 года лирический герой приобретает черты бродяги, озорника.
«Исповедь хулигана», цикл «Москва кабацкая», «упаднические» стихотворения первой половины 1920-х годов говорят о мучительном духовном надломе, который произошел тогда с поэтом. Здесь и нарочитое самоуничижение вплоть до подчёркнутой небрежности внешнего облика «Я нарочно иду нечесаным...», своеобразного сочетания шутовства и мученической готовности быть осмеянным и побитым камнями, подобно непризнанным пророкам: «Мне нравится, когда каменья брани // Летят в меня, как град рыгающей грозы...», с демонстративной стойкостью сносить лишения и холод...
Рядясь в маску хулигана, поэт не ограничивается стремлением эпатировать мещанскую толпу, подобно романтическому бунтарню-одиночке из предшествующих литературных эпох, но преследует иную, более значительную цель – донести до современников некие выношенные им истины, не во всем совпадающие с принятой большинством мерой идеалов и ценностей: