«Воронежские тетради»
В стихах 2 полюса умонастроений лирического героя:
- Негодование человека, отринувшего кошмарный сон рельности с ёё насилием, ложью;
- Попытка примирения с режимом.
В 1933 году М. пишет и читает в узком кругу памфлет на Сталина «Мы живем, под собою не чуя страны…». Последовал арест и ссылка, сначала в Чердынь, затем в Воронеж. Здесь создаются «Воронежские тетради».
Поэт поднимается до вечных тем мирового искусства («Тайная вечеря»), разрабатывает высокие философские мотивы («Может быть, это точка безумия.») ». В своем поэтическом осмыслении мира И. Мандельштам раскрывает смысл человеческого бытия через природу. Тема природы мощно оказалась в его стихотворении «В лицо мороза я гляжу один» (1937). Продолжая романтическую традицию вслед за Ф. Тютчевым, И. Мандельштам утверждает мысль о тождестве жизни человека и природы.
В «Воронежский тетрадях» И. Мандельштам остается верным духу протеста против диктаторского режима, идеологического засилья. Всему этому художник противопоставлял могущество и величие художественного слова.
«В воронежском цикле (1935-1937) Мандельштам достигает исключительной цельности, ощущение величия вселенной, многогранности видения жизни, точности и выразительности ее картин»
Поэт пользуется таким приемом для того, чтобы скрыть за образом своего лирического героя собственный душевное состояние, которое может воплотиться только в поэзии. Для автора важно показать путешествие лирического героя не в хронологических рамках, а через время и пространство, поэтому действительность в художественном мире поэта разделена на «до» и «после», на «там» и «здесь».
Пейзаж в лирике И. Мандельштама воронежского периода выступает фоном для трагических событий, в отличие от ранней поэзии И. Мандельштама, где прослеживалась тенденция к подражанию тютчевской традиции изображения природы как большого живого организма выступает самостоятельной действующей силой.
В стихах воронежского периода И. Мандельштам использует конкретные географические названия (Чердынь, Казань, Урал, Тобол, Обь и Кама) для того, чтобы предоставить поэтическом мира большей реальности, а используя местоимение первого лица «я», поэт убеждает читателя, что он является очевидцем изображаемого.
В целом стихам И. Мандельштама присущ напряженный лиризм и глубокий философский смысл. Конкретное явление соотносится с общечеловеческим и вечным.
Одной из основных тем позднего Мандельштама является осознание поэтом неизбежности собственной гибели — неизбежности, вызываемой не столько внешними обстоятельствами, сколько внутренней сущностью поэтической миссии, понимаемой как искупительная жертва. В стихах этого периода Мандельштам обычно лишь глухо и косвенно упоминает о реальных обстоятельствах своей жизни в эти годы: аресте, двух ссылках, материальных бедствиях, почти полной изоляции. Его творческая энергия направляется на то, чтобы находить для темы личных бедствий и близящейся неминуемой катастрофы все новые символические ракурсы, придающие этой теме вселенское и мессианистическое звучание. В одном стихотворении лирический герой Мандельштама добровольно отказывается от своей человеческой природы и совершает спуск по эволюционной лестнице к низшим организмам, чтобы восстановить утраченную связь между "последними" и "первыми" в органическом единстве природы ("Ламарк", 1932); в другом - он обращается к своему "двойнику" — соименнику, заявлял о готовности принять предназначенную ему чашу ("Ода Сталину", 1936). В "Стихах о неизвестном солдате" эта же тема принимает еще один оборот, возможно связанный с наступившей 20-летней годовщиной катастрофы, которую Россия потерпела в Мировой войне. Мандельштам находит новый образный ключ, позволяющий ему и увидеть смысл личной своей судьбы, и раскрыть еще одну грань своей поэтической миссии. Ответ на эти кардинальные для поэта вопросы раскрывается в судьбе поколения, к которому он принадлежит, - поколения рожденных в начале 1890-х годов и погибших на фронтах Мировой войны.
\
