Поэзия Бродского обладает «онтологическим каркасом», основными категориями которого исследователи называют Культуру, Язык, Время, Пространство, Небытие. М. Крепс так определяет концепцию времени и пространства у И. Бродского: «Время - верховный правитель мироздания, оно же и великий разрушитель. Время поглощает все, разрушает все, все обезличивает… Время в поэзии Бродского всегда выступает как стихия враждебная, ибо его основная деятельность направлена на разрушение <…>. Пространство <…> включает как географические территории, так и весь вещный мир вообще. Вечность времени противопоставляется вещности пространства, в понятие которого включается и человек». Бродский неоднократно подчеркивал, что время для него является более значимой категорией: «Что пространство для меня действительно и меньше, и менее дорого, чем время. Не потому, однако, что оно меньше, а потому, что оно - вещь, тогда как время есть мысль о вещи. Между вещью и мыслью, скажу я, всегда предпочтительней последнее»).
К. Фрумкин объясняет значимость времени в сознании Бродского тем, что время реализует закон смерти, вытеснения живого в пустоту: «Пространство вытесняет вещи и тела, время же вытесняет самого человека, вместе с его личностью, и - что особенно важно - памятью». Е. Ваншенкина соотносит семантику пространства у Бродского с косностью, повторением, пассивностью, а время - с движением, принципиальной невоспроизводимостью, активностью: для Бродского акт уничтожения временем интереснее, чем сам «ноль» либо «хронос». Она выделяет у Бродского «практическое» время, которое «узнает и наблюдает себя в пространстве, как в зеркале», и «абсолютное» время, которое «застывает, замыкается в самом себе». Л. Баткин считает, что для Бродского время человечней пространства, статики, конечного небытия.
А. Ранчин указывает на связь Бродского с философией С. Кьеркегора и Л. Шестова. «Отчужденность от мира и неприятие миропорядка, ощущение потерянности, абсолютного одиночества «Я», собственной инородности всему окружающему… восприятие страданий как предназначения человека, как проявления невыразимого сверхрационального опыта, соединяющего с Богом, жажда встречи с Богом и ясное осознание ее невозможности» - мотивы поэзии Бродского, близкие экзистенциализму. И. Плеханова пишет, что Бродскому присущ философский пессимизм и безыллюзорность, поскольку уступка надежде, вере - сокрушительна. Тем не менее, она полагает, что Бродский возлагает на человека ответственность за наполнение пустоты.
Н. Лейдерман и М. Липовецкий так трактуют экзистенциальную позицию Бродского: человек должен принять в сознание мрак смерти, сознавая абсурд мироздания и трагичность существования, противостоять абсурду. Ресурсы человеческого противостояния кроются в возможности метафизического измерения реальности, в позиции отстранения - во взгляде на реальность из небытия, в эстетическом восприятии действительности, не предполагающем этических претензий к бытию.
Л. Баткин говорит о «лингвистическом позитивизме» Бродского - попытке продираться через абсурд существования. По мысли И. Плехановой, смысл письма, поэтического творчества для Бродского - в установлении «целостной связи здешнего и запредельного». Поэзия - духовная борьба художника с бессмысленностью существования. Цель поэзии - экзистенциальная свобода, поскольку она позволяет преодолеть самого себя, преодолеть данность. И. Плеханова интерпретирует поэзию и искусство для Бродского как прорыв в неведомое; в этом искусство подражает смерти. Поэтому И. Бродский существование человека вводит в пространство культуры, разомкнутое во времени.
Л. Баткин предлагает следующую периодизацию творчества Бродского, которая позволяет выделить несколько периодов творчества не вслед за событиями жизни, но в связи с изменением мироощущения: в доэмигрантский период отличается доминанта лирики начала 1960-х годов и лирики, созданной после ссылки; в период эмиграции - поэзия 1970-х - начала 1980-х годов заметно отличается от поэзии 1980-х - 1990-х годов. По мнению исследователя, ранней лирике Бродского свойственно романтическое бунтарство, выраженность лирического начала; после ссылки поэзия впускает отчаяние, модернистский субъективизм, антиэстетизм; в эмигрантский период стоическая позиция, смирение с безнадежностью, особое внимание к языку постепенно усиливаются, делая более выраженным трагизм первого эмигрантского десятилетия и сдержанный стоицизм последнего десятилетия.
