Единство и изменчивость сознания.

Уже говоря об изме­рении ощущений с точки зрения Фехнера, мы видели, что нет никаких оснований считать их сложными. Но что верно об ощу­щениях простейших качеств, то распространяется и на мысли о сложных предметах, состоящих из многих частей. Это положе­ние идет, к сожалению, вразрез с широко распространенным предрассудком и потому требует более подробных доказательств. С точки зрения здравого смысла, равно как и с точки зрения почти всех психологических школ, не вызывает сомнения тот факт, что мысль слагается ровно из стольких идей, сколько в объекте мысли элементов, причем эти идеи бывают, по-видимо­му, смешаны, но в сущности они раздельны. "Не представляет никаких затруднений допустить, что ассоциация объединяет идеи неопределенного числа индивидов в одну сложную идею, - го­ворит Дж. Милль, - ибо это общеизвестный факт. Разве у нас нет идеи "армия"? И разве эта идея не есть комплекс идей неопределенного числа людей?".

Можно привести множество подобных цитат, и читатель с первого взгляда, пожалуй, готов склониться в их пользу. Пред­положим, он думает: "На столе лежит колода карт". Если он станет размышлять сам с собой, то ему придут в голову при­мерно следующие соображения: "Разве я не думаю о колоде карт? Разве идея карт не заключается в идее колоды? Разве я не думаю в то же время о столе, наконец, о ножках стола? Разве моя мысль не заключает в себе частью идею колоды и частью идею стола? Далее, разве с каждой частью колоды не связана идея части каждой карты, а с идеей части стола идея части каждой ножки? Разве каждая из этих частей не есть идея? Но в таком случае разве моя мысль не есть некоторый комплекс идей, из которых каждая соответствует некоторому познавае­мому элементу?"

Удивительно неосновательны подобные соображения, хотя бы они и казались заслуживающими одобрения. Представляя комплекс идей, из которых каждая выражает известный эле­мент воспринимаемого факта, мы не представляем себе ничего такого, что давало бы нам знание о целом факте сразу. Соглас­но разбираемой гипотезе комплекса идей, идея, которая, напри­мер, сообщает нам знание о пиковом тузе, должна быть непричастна к идее ножки стола, ибо в силу данной гипотезы знание последнего факта нуждается в особой специальной идее; то же следует распространить и на все остальные идеи, из которых каждая окажется чуждой содержанию другой. И тем не менее фактически человеческий ум, познавая карты, познает и стол, И его ножку, все эти вещи познаются им в известных отношениях друг к другу и притом сразу. Наши понятия об отвлеченных числах (8, 4, 2) являются для познающего ума такими же еди­ничными ощущениями, как и понятие единицы. Идея пары не есть пара идей. Читатель, быть может, спросит меня: "Разве вкус лимонада не равен вкусу лимона плюс вкус сахара?" Нет, возражу я на это, нельзя смешивать сочетание веществ с соче­танием ощущений. Физический лимонад состоит из лимона и сахара, но вкус его не есть простая сумма вкусов сахара и ли­мона, ибо, конечно, во вкусе лимонада вы всего меньше найдете вкус чистой лимонной кислоты, с одной стороны, и вкус сахар­ной сладости - с другой. Этих вкусов совершенно нет в лимо­наде. Есть в лимонаде вкус, напоминающий до известной степе­ни и лимон, и сахар, но этот вкус представляет во всяком случае своеобразное состояние сознания.

Раздельные состояния сознания не могут смешиваться. Мысль, будто наши идеи суть лишь сочетания более мелких элементов сознания, не только невероятна - она заключает в себе логическую невозможность. Высказывающие эту мысль упускают из виду характернейшие черты, какие нам известны относительно сочетаний.

Все известные нам комбинации представляют собой резуль­тат воздействий, оказываемых единицами (которые мы называ­ем входящими в комбинации) на некоторую сущность, отлича­ющуюся от них самих. Без этого представления посредствую­щего фактора понятие комбинации не имеет смысла.

Другими словами, сущности (назовете ли вы их силами, ма­териальными частицами или психическими элементами) не могут слагаться сами по себе друг с другом в нечто качественно но­вое; как бы ни было велико их число. Каждое в сумме или остается тем, чем оно было, и сумма кажется существующей сама по себе только для постороннего зрителя, который упус­тил из виду составляющие элементы и рассматривает ее непо­средственно, лишь как таковую, или же сумма может существо­вать в виде фактора, действующего на какую-нибудь другую сущность, внешнюю по отношению к ней. Мы говорим, что Н2, и О дают воду и тем самым проявляют новые свойства, но эта вода есть не что иное, как прежние атомы в новом расположе­нии: Н-О-Н; новые свойства заключаются только в комбиниро­ванном действии, производимом атомами в их новом располо­жении (в виде воды) на внешнюю среду, например, на наши органы чувств и на различные реагенты, в которых проявляют­ся химические свойства воды. Совершенно таким же образом силы многих людей суммируются, когда они все вместе тянут за веревку, силы множества мышечных волокон суммируются, прилагаясь к одному сухожилию.

В параллелограмме сил не силы слагаются в равнодейству­ющую диагональ, но тело, на которое они действуют, перемеща­ется по направлению равнодействующей. Равным образом и музыкальные звуки не сочетаются сами по себе в консонансы или диссонансы. Консонансы и диссонансы суть названия для комбинированных воздействий звуков на внешнюю среду - на ухо.

Когда за элементарные единицы принимают ощущения, то суть дела остается неизменной. Возьмите сотню их, смешайте, соедините как можно теснее (если это может что-нибудь зна­чить) — и все же каждое ощущение останется тем же, чем оно было, замкнутым в самом себе, слепым, чуждым по отношению к другим ощущениям и к их значению. Образовав подобную группу из 100 ощущений, мы получим некоторое 101-е ощуще­ние, возникнет новый акт сознания, обнимающий группу как таковую и представляющий совершенно новый факт. В силу какого-нибудь курьезного закона природы 100 первоначальных ощущений в отдельности могли бы предварять их творческий синтез (мы ведь часто знакомимся со слагаемыми элементами, прежде чем встретим их объединенными в сумму), но реально­го тождества между ними и их суммой и наоборот нет; нельзя вывести одно из другого или в сколько-нибудь понятном смыс­ле говорить об эволюции суммы из совокупности слагаемых.

Возьмем какую-нибудь фразу из 12 слов и распределим эти слова по одному между 12 лицами, поставим их в ряд или собе­рем в тесную группу — и пусть каждое лицо мысленно произ­носит свое слово с наивозможно большей напряженностью, и все-таки никому не придет в голову целая фраза. Правда, мы говорим о "духе века", о "народном чувстве" и, вообще, различ­ным образом олицетворяем "общественное мнение". Но нам хорошо известен этот условный способ выражения, и мы никог­да не помышляем о том, чтобы "дух", "мнение" или "чувство" относились к некоторому добавочному собирательному созна­нию, а не служили для обозначения совокупности сознании от­дельных индивидов, обозначаемой словами "век", "народ", "об­щество".

Отдельные сознания не сливаются в высшее сложное созна­ние. Этот факт всегда служил в психологии неотразимым до­водом спиритуалистов против сторонников ассоцианизма. Пос­ледние утверждают, что ум состоит из множества отдельных идей, ассоциированных в одну. "Есть, - говорят они, - в нашем сознании идея а и идея b. Значит, есть также идея а и b, взятых вместе, т. е. a+b". Говорить так - все равно что утверждать, будто в алгебре квадрат а + квадрат b = квадрату (a+b), т. е. [a2+b2= (a +b)2]=a2+2a+b2]. Подобное утверждение - очевид­ная нелепость. Идея а+ идея b не тождественны с идеей a+b; здесь - одна идея, там - две; в последнем случае то, что познает а, познает также и b; в первом случае нечто, познающее a, пред­намеренно означено не знающим b.  Короче говоря, две идеи в силу законов логики никогда не могут выражаться одной иде­ей. Если какая-нибудь идея (например, идея a+b) следует в опыте за двумя раздельными идеями (а и b), то мы должны ее считать продуктом позднейших особых факторов сравнитель­но с факторами, вызвавшими на свет существование предше­ствовавших идей а и b.

Впрочем, если вообще допускать существование потока со­знания, то всего проще было бы предположить, что существую­щие идеи всегда сознаются как отдельная струя этого потока. При восприятии множества объектов в мозгу могут протекать многочисленные процессы. Но психическое явление, относяще­еся к этим многочисленным процессам, представляет одно цель­ное устойчивое или преходящее состояние сознания, восприни­мающего разнородные объекты.

Душа как комбинирующее начало. Представители спириту­ализма в философии всегда были склонны утверждать, что од­новременно познаваемые (разнородные) объекты познаются чем- то, причем это нечто, по словам этих философов, не есть чисто переходящая мысль, но некоторая простая и не изменяющаяся духовная сущность, на которую воздействуют, сочетаясь, много­численные идеи. В данном случае для нас безразлично, будем ли мы называть эту сущность "душой", "духом" или "я", - ее главнейшей функцией все же окажется роль комбинирующей среды. В душе мы встретим носителя познания, отличающегося от того потока, в котором, как мы выше указали, таинственный процесс познания мог совершаться с такой простотой. Кто же на самом деле является познающим субъектом: неизменная духовная сущность или преходящее состояние сознания? Если бы мы имели иные, до сих пор еще не предусмотренные основа­ния для допущения души в нашу психологию, то в силу этих оснований она, может быть, оказалась бы также и познающим субъектом. <...> Вполне объяснить допущение души невозмож­но, но оно может фигурировать в психологии лишь как первич­ный, неразложимый далее факт.

Но имеются другие мотивы в пользу допущения души в пси­хологии, важнейший из них - это чувство личного тождества.