Германские племена в период своего столкновения с римлянами, как показал Энгельс1, находились на высшей ступени варварства. Основной ячейкой общества был род. Германцы селились родами. Скотоводство еще преобладало над примитивным, переложным земледелием. Земля находилась во владении родовой общины и обрабатывалась ею сперва коллективно, позднее отдельными семьями, с ежегодными переделами между ними. (1 См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т, 21, с. 130-155.) [23]
Однако в «военной демократии» патриархально-родового общества из общей массы свободных уже выделяется наследственная родовая аристократия, владеющая рабами. Вышедшие из ее среды военные вожди (так называемые «герцоги») окружают себя дружинами из молодых воинов для грабительских воинских набегов на соседние племена. Вождь и его дружина связаны взаимной верностью. С течением времени власть такого вождя становится наследственной. Дружинный быт, как указывает Энгельс, содействовал появлению королевской власти и в дальнейшем упадку старинной народной свободы. После захвата германцами римских провинций королевские дружины послужили одним из главных элементов, из которых сложилось позднейшее феодальное дворянство.
Поэзия древних германцев, как и других народов в период родового строя, имела песенный характер и передавалась исключительно в устной традиции. Латинская письменность проникает к германцам вместе с принятием христианства. В более раннюю эпоху (начиная с III в. н. э.) среди германцев было распространено так называемое руническое письмо. По характеру отдельных букв оно представляет некоторое сходство с латинским и греческим алфавитом и, несомненно, также восходит к образцу, заимствованному у культурных народов Средиземноморья. Однако рунами пользовались только для кратких надписей на оружии и предметах домашнего обихода, сделанных из дерева, рога и металла, на каменных плитах (могильных памятниках) и т. п. Подобно другим первобытным народам германцы приписывали письму магическое значение и употребляли его преимущественно в сакральных целях для заговоров, заклинаний, прорицаний. Самое слово руна означает «тайна» (ср. нем. raunen — «таинственно шептать»). Как сообщает римский историк Тацит, оставивший в своей «Германии» (конец I в. н. э.) наиболее полное описание общественного быта древних германцев, германцы вырезали знаки на деревянных палочках и, разбросав их на белом платке, пользовались ими для гадания; в качестве толкователя священных знаков выступает жрец или отец семейства, произносящий заповедную формулу (облеченную в форму стиха).
Наиболее ранние сведения о поэзии древних германцев сохранились в сочинениях римских историков, писавших в период первых столкновений германцев и римлян (Юлий Цезарь, Плиний, Тацит и другие). «Они восхваляют,— пишет Тацит,— в старинных песнях, которые представляют у них единственный вид воспоминаний и хроник, Туиско — бога, рожденного Землей, его сына Манна, происхождение народа и его родоначальников. Манну они приписывают трех сыновей, по имени которых называются их племена — ингевоны, истевоны и герминоны». Это сообщение Тацита говорит о песнях мифологических, рассказывающих о происхождении богов и людей. Основные западногерманские племенные группы называются по имени племенных богов, сыновей Манна, почитаемых в качестве предков племени.
В другом месте Тацит упоминает о песнях в честь «Геркулеса». Этим именем римляне обозначали германского бога-громовника Донара. [24]
Древнейшая скандинавская поэзия (песни «Эдды») действительно сохранила нам песни мифологического содержания, в частности песни о боге Торе (Донаре), подобно Геркулесу сражавшемся с великанами.
Встречается у Тацита упоминание и о героических песнях исторического содержания. Говоря об Арминии, герцоге херусков, победившем римлян в Тевтобургском лесу, Тацит сообщает, что о нем «до сих пор еще поют у варварских племен». Это первое свидетельство об историческом событии, отраженном в героической песне.
В дальнейшем упоминания римских писателей о песнях германских народов, связанных с теми или иными событиями воинского характера, становятся все более многочисленными. Подобные свидетельства существуют о большинстве племен, участвовавших в «великом переселении народов». Существует известие, что Карл Великий интересовался этими памятниками старины и приказал записать «древнейшие варварские песни, в которых воспевались деяния и войны старых королей». Однако такой интерес к языческой древности со стороны христианского монарха представляется фактом исключительным. Христианская церковь вела систематическую борьбу против остатков язычества в песне, в особенности в народной обрядовой поэзии, уходящей своими корнями в дохристианские верования. Известны многочисленные соборные постановления и церковные проповеди, направленные против «плясок, песен, прыжков, увеселений и игрищ бесовских» вокруг церквей и на кладбищах, на площадях и в домах, в особенности в праздничные дни: «ибо все это осталось от обычаев языческих». Но наравне с остатками народной обрядовой поэзии, которая, приспособившись к новой вере, просуществовала в течение многих столетий, а иногда и до наших дней, преследованиям духовенства подвергалась и поэзия эпическая: ее героические идеалы были теснейшим образом связаны с языческими представлениями и старыми, дофеодальными народными вольностями.
Вот почему у континентальных германцев, в том числе и у немцев, в условиях более ранней и глубокой христианизации почти не сохранилось письменных памятников эпической поэзии в ее древнейшей языческой форме. Лишь значительно позднее, в XII— XIII вв., старинные эпические песни, передававшиеся в народе, становятся достоянием письменности в христианизованной и феодализованной форме средневерхненемецкого героического эпоса («Песнь о Нибелунгах» — около 1200 г., поэмы о Дитрихе Бернском и др.). Сравнительно богаче древнегерманская эпическая традиция представлена в англосаксонской литературе («Поэма о Беовульфе» и др.). Но только на севере Европы, в Скандинавии, куда христианство и феодальные отношения проникли сравнительно поздно, сохранилась богатейшая и чрезвычайно архаическая по своему характеру эпическая традиция, важнейшим памятником которой являются песни древнеисландской «Эдды» (IX—XII вв.) и позднейшие прозаические переложения некоторых исландских саг (XIII в.). [25]
Сюжеты древнегерманского эпоса подсказаны событиями «великого переселения народов». Однако в устной песенной традиции исторические факты и лица подвергались поэтической стилизации и героизации. Эпос создает из фактов исторического прошлого свою поэтическую историю, географию и хронологию, относя события разного времени к тому же идеальному героическому веку. Подвиги различных исторических личностей переносятся на одного эпического героя, между героями устанавливаются новые генеалогические связи, и отдельные сказания постепенно объединяются в циклы. При всем том эпические сказания и песни, живущие в устном предании, в противоположность сказке или позднейшему роману, продолжают восприниматься как подлинная память о героическом прошлом.
Так, гибель остготского царства Эрманарика в Причерноморье, разрушенного нашествием гуннов (в 375 г.), живет в германском эпосе в сказании об Эрманарике и Сванхильде.
В песнях исландской «Эдды» Эрманарик (Иормунрек) посылает к Сванхильде сватом своего сына Рандвера. Злой советник Бикки оклеветал молодую королеву, обвини» ее в измене Эрманарику с его сыном. Эрманарик велит казнить сына и растоптать копями Сванхильду. Мстителями, за сестру выступают ее братья Сорли и Хамдир. Они наносят Эрманарику смертельные раны, но сами при этом погибают. В позднейшем немецком эпосе Эрманарик — злой и жадный властитель, свирепый по отношению к своим собственным родичам. Это создает повод для сближения сказания о нем с песнями о Дитрихе Бернском.
В 437 г. бургундское королевство на Рейне, с центром в г. Вормсе, было разрушено гуннами. При этом погиб, как сообщают римские историки, король Гундикарий «вместе со своим народом и родичами». Король гуннов Аттила в этой битве не участвовал, но в воспоминании потомства он остался жить как эпический'«властитель гуннов». В сказании о гибели Нибелунгов Аттила зазывает к себе бургундского короля Гунтера с его дружиной и убивает их, чтобы завладеть сокровищем («кладом Нибелунгов»).
Смерть Аттилы последовала в 453 г. в мирной обстановке, после пира, на ложе германской пленницы Ильдико. В позднейших эпических сказаниях германская пленница убивает короля гуннов, чтобы отомстить за истребление своих родичей. Имя Ильдико представляет собой уменьшительное от Хильды. Кримхильдой в сказании о Нибелунгах прозывается жена Аттилы, которая была сестрой бургундского короля Гунтера. Она убивает своего мужа, мстя за истребление родичей. Эта древнейшая форма сказания о гибели бургундов сохранилась в песнях «Эдды».
Очень рано историческое сказание о гибели бургундских королей сближается с франкским: сказанием о Зигфриде, которое не имеет прямых исторических источников и, по-видимому, восходит к древней богатырской сказке.
Сказания о молодом Зигфриде рассказывают о чудесных подвигах героя, который убивает дракона и становится владельцем несметного сокровища («клада Нибелунгов»). В сказании о Зигфриде-свате Зигфрид, породнившись с Гунтером, который отдает за него свою сестру Кримхильду (а «Эдде» - Гудруну), помогает названному брату добыть богатырскую деву Брюнхильду, совершая за него подвиг, который не по силам самому Гунтеру. [26] Когда обман раскрывается, Гунтер, по наущению Брюнхильды, велит убить Зигфрида. Клад Нибелунгов переходит от Зигфрида во владение Гунтера и бургундов. Он вызывает алчность Аттилы, выступающего в сказании в качестве второго мужа Кримхильды (Гудруны), и становится причиной гибели бургундских королей. В немецкой «Песни о Нибелунгах» исторические события подвергаются дальнейшему переосмыслению: здесь Кримхильда убивает братьев, мстя им за убийство Зигфрида, своего первого мужа (см. гл. 8)
В 476 г. предводитель германских наемников Одоакр сверг с престола последнего римского императора и объявил себя королем Италии. В 488 г. Италия подверглась нашествию остготов под предводительством короля Теодорика, который после трехлетней борьбы с Одоакром победил своего соперника и воцарился на его месте (493 — 526). Остготское королевство в Италии просуществовало более шестидесяти лет. Германские эпические сказания рассматривают Италию как исконную вотчину Теодорика, из которой он был несправедливо изгнан Одоакром. В позднейшем немецком эпосе король Теодорик воспевается под именем Дитриха Бернского. Bern — средневековое немецкое название города Вероны, одного из опорных пунктов владычества остготов, входивших при Аттиле (состав гуннского царства в качестве вассального племени. В более поздних немецких эпических песнях происходит сближение двух сказаний готского цикла: место Одоакра занимает Эрманарик, изгнанный им Теодорик становится его племянником. Это характерный пример эпической циклизации, не считающейся с исторической хронологией.
Идеологическое содержание древнегерманского эпоса характерно для всякого народа, находящегося на высшей ступени варварства. Героический эпос прославляет воинские подвиги. Идеальный эпический герой — образец исключительной физической силы, мужественной красоты и храбрости. Или, напротив, это героический злодей, страстный в своей ненависти и мести. Независимо от своих исторических источников сюжеты героических песен повторяют в традиционной эпической стилизации определенные бытовые положения, подсказанные самой жизнью: боевая поездка может быть связана с родовой местью или распрей между родичами (Нибелунги), с умыканием невесты или добычей клада. Дружинников и вождя дружины соединяет взаимная верность. Боевые товарищи связаны «побратимством», древним обычаем принятия в род, широко распространенным в эпических сказаниях. Содержание краткой эпической песни составляет отдельный подвиг, приписываемый герою: песня полностью исчерпывает данный сюжет, останавливаясь лишь на драматически эффектных вершинах действия и достигая при этом максимальной концентрации. Развитие эпоса идет от такой краткой героической песни в 200 — 300 стихов, примером которой могут служить песни «Эдды» или немецкая «Песнь о Хильдебранте», к большой эпической поэме, обогащенной сюжетными подробностями, эпизодами, введением второстепенных действующих лиц, описанием обстановки и т. п. Этот процесс может быть прослежен особенно отчетливо на последовательных редакциях сказания о Нибелунгах. [27]
Древнегерманские эпические песни пелись или, вернее, сказывались музыкальным речитативом под аккомпанемент арфы. Эпический стих состоит из двух полустиший с двумя ударениями в каждом. Число неударных между ударениями может быть различным. Полустишия объединяются аллитерацией, т. е. повторением начальных согласных ударных слогов. Ср.:
Хильдебрант и Хадубрант меж двух храбрых войск.
Hiltibrant enti Hadubrant undar herium tuem.
Принцип аллитерации характеризует все древнейшие памятники германской поэзии (немецкие, англосаксонские, скандинавские). Он связан с особенностью ударения в германских языках, которое падает на начальный (коренной) слог слова. Счет слогов и рифма проникают в германскую поэзию из романских образцов. Народная песня до сих пор сохраняет традиционную свободу акцентного стиха (счет по ударениям).
Сочинителем и в то же время исполнителем германской эпической песни является дружинный певец, носящий у западных германцев название «скоп». Англосаксонская поэзия (в особенности «Поэма о Беовульфе») оставила нам изображение скопа. Это дружинник, участвующий в боях вместе со своими товарищами, но имеющий песенный дар. Во время пира он воспевает подвиги, совершенные в бою, или поет старые песни, деяния эпической старины, сохраненные песенным преданием. В последнем случае, как всегда в устной поэтической традиции, повторение старой песни связано с творческой импровизацией. Каждый племенной вождь, или конунг, имеет своего певца. Певец окружен почетом, он пирует вместе с дружиной за «медовыми скамьями»; в награду за песню он получает дары — золотые кольца или запястья из королевской сокровищницы. Таким образом, скоп — певец полупрофессиональный: его основной профессией продолжает оставаться воинская служба дружинника. То же самое засвидетельствовано и о «скальдах», дружинных певцах скандинавского севера.
С другой стороны, песни знали и умели слагать не одни дружинные певцы. В родовом обществе, при отсутствии письменности, дар песенной импровизации и память на песню распространены очень широко. Существует ряд свидетельств в исторических источниках и в эпических сказаниях, что песню исполняет сам конунг или кто-нибудь из рядовых дружинников. Исландские бытовые саги показывают, насколько большое распространение имело искусство скальдов среди скандинавских викингов и в их дружинах. Поскольку в условиях патриархальной военной демократии дружина теснейшим образом связана со всей массой «свободных», дружинный певец эпохи «великого переселения народов» не выделяется из круга своих сородичей ни по своему общественному положению, ни по своей идеологии. Его воинские идеалы не имеют классово ограниченного характера, как позднейшая поэзия феодальной аристократий XII—XIII вв.; эпическое творчество «героического» века является в подлинном смысле народным творчеством. [28]
2
Вследствие относительно ранней христианизации западных германцев древненемецкая письменность с начала своего возникновения (VIII в. н. э.) имеет в основном клерикальный характер и служит практическим целям монастырского преподавания и пропаганды христианской веры.
Единственным памятником древнегерманской эпической поэзии, который сохранился на немецкой почве в случайной записи клирика на страницах богословского трактата, является отрывок «Песни о Хильдебранте».
Старый Хильдебрант, начальник дружины Дитриха Бернского, вместе со своим господином «бежал от гнева Одоакра», оставив на родине молодую жену с младенцем Хадубрантом. Тридцать лет он провел в изгнании при дворе короля гуннов Аттилы и теперь возвращается на родину во главе войска. Здесь происходит его встреча с Хадубрантом, который выезжает со своей дружиной, чтобы встретить врагов. Бойцы спрашивают друг друга о роде и племени. Хадубрант называет себя, но когда отец хочет приветствовать его как сына, он принимает его слова за хитрость «старого гунна»: от моряков он слышал, что умер его отец Хильдебрант. Хадубрант принуждает отца принять бой. На этом сохранившийся отрывок обрывается.
«Песнь о Хильдебранте» может служить примером краткой эпической песни, представляющей раннюю ступень в развитии эпического сказания. Певец рассказывает отдельный законченный эпизод из героического сказания: предполагается, что имена героев и их отношения уже известны слушателю. Песня начинается непосредственно с действия — со встречи отца и сына между двумя дружинами. Развитие действия максимально сконцентрировано вокруг его драматической вершины. Отсутствуют развернутые описания и большие монологи; диалог ограничивается короткими репликами, непосредственно движущими действие. Тем не менее при всей краткости песни образы героев выступают в монументальной законченности. Юношеской отваге Хадубранта, ослепленного жаждой боевых подвигов, противопоставляются мудрая осторожность и жизненный опыт старого Хильдебранта, который, узнав сына, пытается уговорить его, и только презрительная насмешка Хадубранта, назвавшего своего отца «трусливым гунном», вынуждает его вступить в бой.
В этом трагическом конфликте между воинской честью дружинника и семейными связями отца и сына — основная тема героической песни.
Сюжет поединка отца с сыном известен в героическом эпосе многих народов: русский былевой эпос рассказывает о поединке Ильи Муромца с Сокольником, ирландский — о Кухулине и Конлайхе, персидский («Шах-Намэ» Фирдоуси) — о Рустеме и Сохрабе и др. Бытовой основой этого древнего сюжета являются отношения материнского рода (матриархата), при котором отец принадлежит другому роду, чем мать и дети. [29]
В позднейшей эпической традиции сюжет связывается с именами различных эпических героев. Во всех перечисленных сказаниях сын рождается в чужой стране от встречи героя с чужеземной женщиной; возмужав, он отправляется во главе дружины разыскивать своего отца. Обычно отец побеждает сына и убивает его раньше, чем произошло признание. Особенности немецкой версии связаны со включением ее в сказание об «изгнании и возвращении» Дитриха Бернского. «Старый Хильдебрант», воспитатель молодого Дитриха и начальник его дружины, является типичной фигурой этого сказания. В древненемецком отрывке окончание отсутствует; вероятно, оно было также трагическим. О популярности сюжета в немецкой эпической традиции свидетельствуют его отражения в норвежской саге о Тидреке (XIII в.) и в позднейшей немецкой народной балладе, записанной в XVI в. В этих позднейших версиях трагический конфликт смягчается и поединок заканчивается примирением. [30 ― Рукопись «Песни о Хильдебранте» VII в.]