Марсель Пруст (1871-1922)
Существенно связан с импрессионизмом. Роман «В поисках утраченного времени». Писатель одного произведения. Проблема утраты времени, экзистенциальной наполненности времени. Долгое время он ничего не пишет, хотя с писательством решил связать жизнь давно. В середине 1900-х у него открывается тяжелая форма астмы, чувствует приближение смерти. Он не успевает дописать роман. Роман масштабный, семитомный. Мы читаем только первый том. Первый том: «По направлению к Свану». Он его закончил уже в 11 году, но издатели не берут его в публикацию. Как роман устаревший. Первый том выходит в 13 году. 1918 год – второй том «Под сенью девушек в цвету». 3-й том – «Страна Германты». 4-й – «Содом и Гоморра». Этот том выходит после смерти Пруста. 5-й том – «Пленница», 6-й – «Беглянка», 7-й – «Обретенное время» (1927 год).
Перед нами, история, посвященная нюансам внутренней жизни. Например, герой может размышлять о знаке. Который ему дал цвет боярышника. Такие вот непроясненные знаки реальности – почему я встретился именно с этим человеком? НО! Наступило время крика – экспрессионизма. Импрессионизм не соответствует духу времени. Сама эта ориентированность на эстетику прошлого не случайна, поскольку речь идет об утраченном времени, в том числе и о времени прошлом. Для Пруста его утраченное время – это время конца 19 века, которому соответствует эстетика тонких переживаний. Импрессионизм – впечатление. Отпечатки. Которые предметы оставляют в моей душе. Субъективность. Мы видим только наши впечатления, а не сами предметы. Из этих впечатлений собирается картина моей жизни. Нет любви вообще, есть только моя любовь. Это искусство мимолетного мгновения. Здесь возникает проблема времени. Впечатление беззащитно перед временем. Никакой предметной закрепленности у впечатлений нет. Вопрос в том, как это преодолеть? Идеи этого времени обобщает философия Персона, философия жизни, интуитивная философия. По мысли Персона – разум умерщвляет. Жизнь – это нечто всегда неповторимое, всегда меняющееся. Реальность подобна реке, в которой нет разделения на предметы. Однако познание реальности возможно, но не средствами разума. Мы как часть мира его постигаем при помощи интуиции. Каждый новый случай жизни всегда неповторим, это даже внутри нашей собственной жизни никак не обобщается. Эта модель реальности становится одной из определяющих основ для формирования потока сознания. Пруст создатель этой формы прозы. В основе – представления Персона о жизненном потоке.
Интерес к внутреннему в первую очередь приводит к распаду «Я». Исчезает основание для видения человека в его целостности.
Пруст пишет большой роман, вопреки эстетике импрессионизма. По масштабу – эпопея, по проблематике – субъективность. Что именно сказал герою вкус бисквитного пироженого, размоченного в липовом чае? Развернулась картина детства.
Прустовский поток сознания – сохраняются некоторые правила классической прозы – классический зык. Тем не менее, его читать непросто. Это связано с тем, что здесь перед нами мир впечатлений, мир насыщенного восприятия мира. Повествователь слишком насыщенно чувствует. Здесь нет героя.
Мир без этики, без добра, без истины. Почвы для собирания личности как целостности нет. Причинно-следственный принцип оказывается несущественным. Свободно-ассоциативный принцип. Принципу видения реальности в аспекте сознания противопоставляется принцип видения в аспекте художественного восприятия. Герой сам способен только получать, а не давать. Жизнь проживается напрасно, время утрачивается напрасно без создания чего-либо, без продуктивного результата. Пруст выстраивает уникальный собственный проект, имеющий вопросы о нужности собственной жизни. Роман-самопознание, самопознание жизни самого писателя, читателя. Если этих неуловимых мгновений могло бы не быть, могло бы не быть и нас.
Поиск решений против обессмысленности нашей жизни.
Прусту приходится работать в ситуации кризиса ценностей. Пруст пытается найти связь с вечным на основе индивидуального. Ему это удается. Его роман оказывается романом поиска ценностей. Начинает он с критики ложных моделей ценностей. Например, ценности в вещах. Он категорически это отрицает. Называет это фетишизмом. Ценности не в вещах, потому что тысячи людей приходят на выставки, но с ними ничего не происходит, к истине они не прикасаются. Что-то должно случиться с людьми, сама вещь нам ценности не даст, умная книга сама по себе ничему не научит, ценности в вещах не содержатся. Любовь тоже не вызывается качествами в человеке, что-то происходит с нами, внутри нас.
Сами по себе ценности не существуют.
Несмотря на исчезновение души в литературе 20 века, нам придется в творчестве Пруста обращаться ко внутреннему миру человека. Он продолжает литературную традицию 19 века.
Роман-разочарование - это романы Мопассана, Флобера, Бунина, Гончарова. Бунин – «русский Пруст». Внутренний мир – это вселенная, которая сопоставима с миром внешним. Герою не надо реализовываться в мире внешнем, потому что у него самого богатый внутренний мир. Если он будет реализовываться в мире внешнем, он займет лишь малую его часть. Но то, что не реализовано в практике, нельзя признать полноценным. Это объясняют тем, что у романа сложная структура. В основе – принцип равновесия, который строится на равновесии двух взаимоисключающих вещах. Герой романа – одинокий человек, сомневающийся, ищущий. Выводы героя неокончательны, ему нечем подтвердить их правильность. Поэтому равновесие и возникает из противопоставления позиций автора и героя. В мире героя есть возвышенное, чего нет в практике, но есть и иллюзорное. Мир практики – низменный, но его достоинство – это реальность. Для этой формы романа характерна особая эмоциональная тональность. «Элегическая проза» - интонация грусти, которая объясняется тем, что в рамках этой модели идеальное существует только в субъективном. Все высокое существует только так. Именно в рамках этой формы выработана модель освоения внутреннего времени. Время, как мы его чувствуем, время трудноуловимое. В связи с тем, что мир чувств эфемерен, он со временем истаивает. Нам показывают, как чувства, состояния постепенно исчезают совсем.
Из этой романной формы наследуется Прустом и ситуация испытания героя внешним миром. Герой делает попытки реализации во внешнем мире, которые делаются в сфере социальной и в сфере любви. Социальное измерение – Пруст как продолжатель Бальзака, даже в романе потока сознания находится место для этого. Социальное рассмотрено пристально. Он здесь работает с социальностью ближайшего человеческого окружения: кружки, компании, салоны. Марсель сталкивается здесь с феноменом светского человека, который сам формирует впечатление о себе. Это противоречит миру Пруста, в котором человек воспринимается произвольно. А светский человек навязывает совершенно определенное впечатление о себе. Тут светская тема, с одной стороны, имеет привычную с 19 века интерпретацию, а с другой стороны, у Пруста не снимается интерес к светскому человеку. Внутренняя пустота светского человека усиливает проблему. Внутри пустой, внешне – блестящий. Как это возможно?
Территория любви: территория взаимодействия с героиней. Здесь в одном из последних томов повествователь пишет, что дорога к любви – это главная дорога к реальности. Есть еще тропинка творчества. Здесь тоже герой терпит поражение, ему тоже ничего не удается. В первом томе показана его детская подростковая любовь, к дочери Свана. Еще одна история любви – к его жене, Адетте.
Женщина оказывается реальностью, которая совершенно не подчинена герою. Это территория неподчиненности.
Проблема внешней реальности вообще, иной реальности. Эмблематизация сюжета вечной женственности почерпнута писателем из литературной традиции. У самого Пруста это биографических оснований не имеет, Пруст – другой ориентации. Пруст в романе критикует однополую любовь, шифруя таким образом свой текст.
Пафос – в ситуации самопознания нет привилегированных точек, нет людей, которые стоят ближе или дальше. Непредсказуемое и чудесное познание истины. Что именно предполагает потеря времени?
Если мы говорим о мимолетности, нам нужно говорить и о вечности. Ложное представление о вечности предполагает бесконечность. По мысли Пруста такого бессмертия нет. Мы, живя в такой модели, думаем, что наше время бесконечно. Это не так. Время ограниченно. «Трудитесь, пока есть свет, ибо скоро наступит тьма, и уже ничего не сделаешь». Нужно быть любящим, пока любишь, быть сыном, пока есть родители, нужно быть живым, пока жив. Роман пишется в ситуации утраченного времени.
Вторая модель вечности – это время вечного мгновения. Нужно просто прожить время так, чтобы нечто существенное, связанное с вечностью, было создано нами. Для этого достаточно одного мгновения, достаточно одной любви, достаточно одной книги. В этом малом пространстве нужно прожить полноценно.
Нельзя, по мнению Пруста, чтобы нашу жизнь прожили за нас психические автоматизмы.
Категория впечатления – коренная категория импрессионизма. Феномен как развитие импрессионизма. Роман не только потока сознания, но и феноменологический роман. Феномен (чувственно постигаемое). Модель феноменологической осмысленности Пруст видит в реальности. Такая осмысленность должна быть в жизни каждого, чтобы жизнь не распалась на отдельные фрагменты. Сам Пруст спорит с теми, кто его трактует исключительно как имрессиониста.
Перед нами модернистское отношение между автором и героем. Роман о романе. Это история формирования самого автора, автор растет вместе с романом. Он в своем герое не буквально пишет о себе, он переписывает заново в какой-то лучшей форме. Но в экзистенциальном смысле он не успевает. Даже моменты духовного падения героя оказываются уместными в общем контексте познания мира.
«Есть две вещи, в которых тебя нельзя заменить: смерть и познание», - говорит Лев Шестов. По поводу ситуации наполненности времени Амонашвили приводит косвенный пример, он пересказывает историю Платона. Платон рассказывает притчу о царе, который умер и узнал после смерти, кто был его истинным врагом, кто был истинным другом. Он узнал, что рядом с ним были его враги. Если бы у него была вторая попытка, он был ошибок не совершал. Но это не так. Потому что дело не в обстоятельствах, а дело в нем самом. Мы всегда рассчитываем на то, что будет вторая попытка, что у нас есть время. И мы тем самым теряем время, чтобы изменения произошли, мы должны изменить себя, мы должны перестать отдавать свою жизнь обстоятельствам, проживать жизнь самим.
Основная проблема - специфика текста. Роман потока сознания предполагает распад привычной формы целостности текста, поскольку здесь нет сюжета. Мысли развиваются в свободно-ассоциативном, произвольном порядке. Это предполагает другой принцип связи. Заменитель привычного литературного сюжета становится некое подражание музыкальной традиции. Музыкальный принцип связи, принцип перекличек, созвучий, рифм, лейтмотивов. Главный герой ищет эти связи всю свою жизнь. Единый мир распадается, герой пытается его собрать. В детстве герой обычно жил у своей дальней родственницы, можно было гулять только в две стороны. Это обстоятельство стало вдруг значительным в его жизни: направление к Свану –один мир, мир искренних чувств. С другой стороны – мир блестящего светского человека, это мир вековых традиций, но с душевной пустотой.
Перед нами текст не нарративный. Леви-Стросс характеризует миф, говорит о том, что его нельзя воспринимать как историю о ком-то в третьем лице. Это формальная матрица, по которой мы выстраиваем свою жизнь в первом лице, мы учимся по мифу. Музыка строится так же. Это формальная матрица для организации наших эмоций.
ПО НАПРАВЛЕНИЮ К СВАНУ
Время ускользает в краткий миг между сном и пробуждением. В течение нескольких секунд повествователю Марселю кажется, будто он превратился в то, о чем прочитал накануне. Разум силится определить местонахождение спальной комнаты. Неужели это дом дедушки в Комбре,и Марсель заснул, не дождавшись, когда мама придет с ним проститься? Или же это имение госпожи де Сен-Лу в Тансонвиле? Значит, Марсель слишком долго спал после дневной прогулки: одиннадцатый час — все отужинали! Затем в свои права вступает привычка и с искусной медлительностью начинает заполнять обжитое пространство. Но память уже пробудилась: этой ночью Марселю не заснуть — он будет вспоминать Комбре, Бальбек, Париж, Донсьер и Венецию.
В Комбре маленького Марселя отсылали спать сразу после ужина, И мама заходила на минутку,чтобы поцеловать его на ночь. Но когда приходили гости, мама не поднималась в спальню. Обычно к ним заходил Шарль Сван — сын дедушкиного друга. Родные Марселя не догадывались, что«молодой» Сван ведет блестящую светскую жизнь, ведь его отец был всего лишь биржевым маклером. Тогдашние обыватели по своим воззрениям не слишком отличались от индусов: каждому следовало вращаться в своем кругу, и переход в высшую касту считался даже неприличным. Лишь случайно бабушка Марселя узнала об аристократических знакомствах Свана от подруги по пансиону — маркизы де Вильпаризи, с которой не желала поддерживать дружеских отношений из-за твердой веры в благую незыблемость каст.
После неудачной женитьбы на женщине из дурного общества Сван бывал в Комбре все реже и реже, однако каждый его приход был мукой для мальчика, ибо прощальный мамин поцелуй приходилось уносить с собой из столовой в спальню. Величайшее событие в жизни Марселя произошло, когда его отослали спать еще раньше, чем всегда. Он не успел попрощаться с мамой и попытался вызвать её запиской, переданной через кухарку Франсуазу, но этот маневр не удался.Решив добиться поцелуя любой ценой, Марсель дождался ухода Свана и вышел в ночной рубашке на лестницу. Это было неслыханным нарушением заведенного порядка, однако отец, которого раздражали «сантименты», внезапно понял состояние сына. Мама провела в комнате рыдающего Марселя всю ночь. Когда мальчик немного успокоился, она стала читать ему роман Жорж Санд,любовно выбранный для внука бабушкой. Эта победа оказалась горькой: мама словно бы отреклась от своей благотворной твердости.
На протяжении долгого времени Марсель, просыпаясь по ночам, вспоминал прошлое отрывочно: он видел только декорацию своего ухода спать — лестницу, по которой так тяжко было подниматься, и спальню со стеклянной дверью в коридорчик, откуда появлялась мама. В сущности,весь остальной Комбре умер для него, ибо как ни усиливается желание воскресить прошлое, оно всегда ускользает. Но когда Марсель ощутил вкус размоченного в липовом чае бисквита, из чашки вдруг выплыли цветы в саду, боярышник в парке Свана, кувшинки Вивоны, добрые жители Комбре и колокольня церкви Святого Илария.
Этим бисквитом угощала Марселя тетя Леония в те времена, когда семья проводила пасхальные и летние каникулы в Комбре
