Частная переписка XVIII — первой половины XIX вв.

Результаты государственных, политических, культурных пре­образований начала XVIII в. дали мощный импульс для роста объема частной переписки и ее качественного развития. Петров­ские реформы изменили образ жизни человека, сделали более разнообразными его интересы и потребности, а также способы их удовлетворения. Человек стал более мобильным, расширилось пространство для его деятельности. В стране увеличилось количе­ство грамотных людей.

В силу своей деятельности и личных обстоятельств многие люди были заинтересованы в расширении информационного про­странства и ускорении перемещения информации. Отвечая на эти запросы, государство еще во второй половине XVII в. создало специальную почтовую службу. К концу XVIII в. вся территория Российской империи была покрыта сетью почтовых учреждений. К середине XIX в. в России почтовой связью было соединено более 700 населенных пунктов. С самого начала функционирова­ния почтовой службы государство гарантировало сохранность корреспонденции, конфиденциальность ее содержания, быстроту доставки. Появление почты делало более интенсивной не только деловую, но и частную переписку.

Письма информативного содержания, истоки которых отмеча­ются в глубокой древности, составляли значительную долю част­ной переписки. Такие письма создавались в XVIII в. представите­лями разных сословий. Однако складываются и новые группы частной переписки, появление которых стало следствием дальней­шего углубления общественного разделения труда в России. В XVIII в. специализация труда привела к появлению конкретных видов деятельности, многие из которых были связаны прежде всего с интеллектуальным трудом — это наука, литература, ис­кусство. Содержание новых видов деятельности находило отраже­ние в переписке людей, объединенных в многочисленные устойчи­вые сообщества единым интересом к предмету изучения, творчес­кому процессу и его результатам.

Обогащая тематику писем, письменный обмен профессиональ­ной информацией, создавал новые группы частной переписки: переписку ученых, писателей и поэтов, художников и т.д. Теперь переписка одного человека выходила за пределы хозяйственной и личной, значительно расширялся круг его адресатов.

Например, помимо деловой и личной (семейной и дружеской) переписки, видный сановник, археограф, коллекционер, владелец рукописного сборника, куда входило «Слово о полку Игореве», А.И.Мусин-Пушкин (1744—1817) состоял в профессиональной переписке с разными лицами, занимавшимися изучением отечест­венной истории. Среди его корреспондентов были К.Ф.Калайдо­вич, А.Н.Оленин, 'З.С.Попов и др. В своих письмах он высказы­вал свои размышления о происхождении древнерусских слов, на­ходках замечателы ых рукописей, делился мнением о новых исто­рических исследованиях и т.д. В целом можно сказать, что его письма и ответы на них формируют новое по содержанию инфор­мационное поле, связанное с развитием исторической науки на одном из ее этапов.

По содержанию профессиональной можно назвать переписку А.С.Пушкина и П.А.Вяземского. В ней преобладали литератур­ные интересы обоих корреспондентов: оценка творчества отдель­ных писателей и и-с произведений, замыслы собственных сочине­ний, планы на будущую совместную деятельность в области жур­налистики и т.д.

В XVIII — первой половине XIX вв. в ткань частных писем активно вплетался мир политики, поскольку интенсивно развива­лась общественная мысль, формировались идейно-политические течения, в первую очередь в среде дворянства. Все эти процессы находят отражение и в частных письмах.

В условиях формирования общественного мнения государство стремилось контролировать переписку частных лиц и не допус­кать распространения неблагоприятной для верхов информации. Не случайно поэтому в государственном почтовом ведомстве XVIII — первой половины XIX вв. была введена перлюстрация, т.е. проверка почтовыми служащими содержания писем на пред­мет политической благонадежности корреспондентов. Письма, со­держание которых казалось почтовым чиновникам подозритель­ным, изымались, переписывались и копии направлялись вышесто­ящему начальству для принятия окончательного решения о судьбе конкретного послания. Письма, подвергнутые перлюстрации, могли не дойти до адресатов. Такой была судьба личного письма, отправленного 22-го октября 1813 г. из Олива (под Данцигом) участником Петербургского ополчения в войне с Наполеоном, бу­дущим декабристов Владимиром Ивановичем Штейнгелем экзеку­тору Департамента государственного хозяйства и публичных зда­ний Министерства внутренних дел Федору Васильевичу Мошкову. В послании сообщалось о военных и политических событиях и слухах, которые распространялись в военной среде.. Изъятое письмо Штейнгеля прошло не­сколько ведомственных инстанций, и, наконец, его участь решил император. Резолюция Александра I была окончательной: «Истребить». Таким образом, оригинал был уничтожен, а копия личного письма сохранилась в делопроизводстве почтового ведомства.

Перлюстрация влияла на содержание и форму изложения в письмах: их авторы старались быть более осторожными в отборе информации, высказывались иносказательно. Известно, что мно­гие письма А.С.Пушкина, в том числе и к жене, подвергались пер­люстрации, что вызывало негодование поэта и его друзей. Пушкин не доверял почте и в некоторых случаях стремился найти иные способы передачи писем.

На основе частного письма возникло «письмо» как литератур­ный жанр, получивший признание и распространение вместе с формированием сентиментализма с 1760-х гг. В спорах и полеми­ке с классицизмом к 1790-м годам родилась эстетическая теория, по-новому изображавшая жизнь и человека. Сентиментализм про­возглашал внесословную ценность человека, воспитывал в нем чувство достоинства и уважение к своим силам, способностям и таланту. Содержанием произведений искусства и объектом изо­бражения стало «наслаждающее размышление самого себя». Это кредо сентиментализма оказало влияние на содержание личной переписки, усилив внимание авторов многих писем к собственно­му «Я» и сделав более явственным личностно-субъективное нача­ло в этой группе переписки.

Личностно-субъективное начало характерно для так называе­мых дружеских писем, появившихся в конце XVIII в. Эта группа писем разнообразна по содержанию, но в каждом письме многотемность объединена индивидуальностью автора, его личностным осмыслением действительности.

Несмотря на это в обществе старались следовать принятому эпистолярному этикету. Об этом свидетельствуют, например, неко­торые замечания Федора Ивановича Тютчева в письмах к жене — Эрнестине Федоровне. После ухода поэта из семьи, он уже не мог писать жене письма в том ключе, в котором к ней обращался ранее.

Ведущиеся изо дня в день записи различного содержания на­зываются дневниками. Назначение дневников заключается в на­коплении и сохрагении информации для анализа ее в будущем. Единое назначение разнообразных по содержанию дневников по­рождает единую форму их текстов, основной структурной едини­цей которых является подневная запись. В пределах таких запи­сей повторяющимся элементом выступает календарная дата. Она объединяет самые разные события и организует изложение о них.

Истоки личных дневников

В качестве самостоятельного видового комплекса исторических источников личные дневники стали формироваться в России с на­чала XVIII в. Прообразом дневниковых записей служили семей­ные летописцы второй половины XVII в., которые содержали описания событий, участниками которых были сами авторы и их родственники. Именно такие события стремились сохранить в па­мяти авторы летописцев, именно они интересовали последующие поколения, принадлежавшие одной фамилии. Семейная хроника московских подъячих Шантуровых, сохраняя летописную форму повествования, фактически стала одним из первых дневников, пусть и несовершенных. Эта семейная хроника велась с 1684 по крайней мере до 1696 г.

Осознание необходимости вести личные подневные записи формировалось на фоне социальных, политических и культурных преобразований Петра I, которые прямо и косвенно затрагивали все сословия российского общества. Реформы обострили воспри­ятие русскими людьми действительности. Они острее ощутили переменчивость окружающего мира, влияние общественных изме­нений на их собственную жизнь, признали необходимость в опре­деленных случаях располагать точной информацией, особенно привязанной ко времени и определенным персоналиям, и в то же время столкнулись с неспособностью человека удерживать эту ин­формацию в памяти на протяжении длительного времени и т.д.

Ускорение темпов  жизни и ее насыщенность самыми разными событиями стали очевидными в XVIII в. и благодаря появлению в России печатной газеты. Расширяя информационное пространст­во, газета пробуждала интерес отдельного грамотного человека к событиям, происходившим вне той территории, где он проживал: в столицах, за границей, в других губерниях и т.д. Многие днев­никовые записи с -держат отсылки на газеты как источник тех или других сведений.

Поток разнообразной информации, непосредственно касавшей­ся какого-либо лица или представлявшей для него познаватель­ный интерес, требовал хотя бы выборочной письменной ее фикса­ции. Подневную форму записи информации иногда «подсказыва­ла» газета.

Внедрение дневниковой формы фиксации событий в повсе­дневную жизнь русских людей было отчасти предопределено и административным i реформами начала XVIII в. Изменив систему управления страной, Петр I изменил и государственное дело­производство, в котором появилась новая разновидность докумен­тации — журнал Слово «журнал», взятое из французского языка (от слова jour — день), означало ежедневный, подневный. Основное назначение нового документа заключалось в регулярной фиксации конкретной работы каждого государственного учрежде­ния и его служащих: Сената, Синода, коллегий и т.д. Журналы сохранялись и в министерском делопроизводстве, пришедшем б начале XIX в. на .мену коллежскому.

Официальные журналы велись также в канцеляриях государ­ственных деятеле:' : военачальников, губернаторов и т.д. Так, в канцелярии санкт-петербургского генерал-губернатора А.С.Меншикова журналы составлялись на протяжении длительного време­ни, до нас дошли : семь подлинных журналов за 1716—1720, 1726—1727 гг. и копия конца XIX в. за 1718 г. Подневные запи­си во всех журналах оформлялись по единому формуляру: снача­ла указывались дата и день недели; затем, начиная с раннего утра, отмечалось по часам: что делал Меншиков, кто у него бывал, куда он въезжал, с кем встречался. В конце дня аккурат­но отмечалась по )да. Степень подробности записей зависела от значимости события, которую, скорее всего, определял сам гене­рал-губернатор, с писки велись первоначально в черновом варианте, потом оформлялся беловик. Оба варианта создавались сек­ретарем меншиковской канцелярии.

Журналы велись некоторыми государственными служащими на небольшом отрезке времени в ходе выполнения ими одноразо­вого поручения. Это были подневные записи дипломатов, секрета­рей и канцеляристов посольств, офицеров и т.д. Исполняя от­дельные поручения, должностные лица создавали документ в форме журнала, но с содержанием, отличавшемся от канцеляр­ских журналов. Их подневные записи содержали описание маршру­та к пункту назначения, раскрывали существо порученного зада­ния и его выполнение, давали описание обратного пути, а также фиксировали информацию, представлявшую, с точки зрения авто­ра, государственный интерес.

Подобного рода журналы регулярно велись, например, рус­скими офицерами, которые направлялись киевским генерал-губер­натором в 50-х гг. XVIII в. в Крымское ханство для разрешения пограничных конфликтов. Один из журналов составлялся с 21 августа по 10 сентября 1755 г. Он озаглавлен так: «Журнал, содержанкой Киевского гарнизона Стародубского полку секунд-майором Матвеем Мироновым во время посылки его в Крым до Бакцысарая к хану крымскому Арслан Тирею с письмами, а что им, секунд-майором, в бытность его в Бакцысарае и в проезде в оба пути о тамошних обращениях разведано и присмотрено, явст­вует ниже»13.

Эти журналы являлись частью официального делопроизводст­ва. Журнал Миронова стал одним из документов дела, куда вхо­дили также письмо киевского вице-губернатора Костюрина к хану, ответное письмо хана, инструкция, данная Миронову от вице-губернатора, ордера кошевому атаману запорожской Сечи. В Киеве журнальные записи сначала были проанализированы, а затем в связи с ними были предприняты определенные действия, породившие ряд новых делопроизводственных комплексов в дру­гих государственных учреждениях. Так, особый интерес в Киев­ской губернской канцелярии, несомненно, вызвали беседы сопро­вождавших Миронова двух запорожских казаков с постоянно проживавшими в Крыму украинцами Федором Мировичем и Фе­дором Ивановым сыном Нафимовским. Последние сообщили крайне важную информацию: «а ныне король прусской, король французской и король шведской согласились де между собою против России со всех сторон в декабре месяце сего года или предбудущего 1756 г. в генваре месяце; так мы москаля со всех сторон возьмем; а вы не сказывайте молодым козакам о сем, а сказывайте таким, которые еще были во владении под ханом, чтоб они к нам писали и чтоб согласились с нами вместе на москаля, а мы де по времени будем и от себя к старым козакам, кого знаем, писать...»14. Эта запись в журнале не могла остаться без реакции главы Киевской губернской канцелярии, поэтому из Киева в Сенат, Коллегию иностранных дел и Военную коллегию, безус­ловно, были отправлены доношения с информацией о возможной подготовке некоторых западноевропейских стран к войне с Рос­сией. Но как показала начавшаяся в следующем году Семилетняя война, крымские слухи о возможных противниках России, не были точными. Против России и ее союзников выступила Прус­сия. Киевскую губе энскую канцелярию заинтересовали те люди, которые сообщили, с одной стороны, секретную информацию, а с другой — собиралась подталкивать запорожских казаков высту­пить против России. Ход сбора информации о Федоре Мировиче и Федоре Ивановиче Нафимовском отразился в переписке Ки­евской губернской канцелярии с полковыми канцеляриями Лево­бережной Украины в виде указов и ордеров. Журнал Миронова, таким образом, занимает свое определенное место в ряду разно­видностей делопроизводственной документации, возникавшей как в недрах Киевской губернской канцелярии, так и других цент­ральных и местных учреждений.

Составление официальных журналов в учреждениях различ­ных уровней способствовало расширению круга лиц, для которых ведение подневных записок стало личным делом. Несомненно, под влиянием официального делопроизводства создавались днев­ники дипломатов, которые в большинстве случаев принадлежали дворянскому сословию. Среди тех, кто вел личные дневники, был дипломат петровского времени князь Борис Иванович Куракин (1676—1747). Он составил несколько комплексов дневниковых за­писей: автобиографические поденные записки с 1676 по 1712 гг.; записки о пребывай ;и за границей с июня 1705 до августа 1708 г. и с 1710 до 1712 г. Ему приписывают авторство журнала о поезд­ке Петра I за границу.

О знакомстве авторов ряда личных дневников XVIII в. с госу­дарственным делопроизводством свидетельствуют сами тексты. Подробное изложение в личном дневнике саратовского священни­ка Герасима Алексеевича Скопина (1746—1797) содержания ука­зов, поступавших ;; местную консисторию из центральных орга­нов, косвенно подтверждает его знакомство с документацией, ко­торая накапливалась в данном учреждении. Ведение личного дневника продолжал его сын — саратовский протоиерей Николай Герасимович Скопин (1767—1836). В то же время, занимая раз­ные должности в церковной администрации, он был причастен к составлению в 1806 — 1812 гг. специального «Журнала для записи деяний и иных поступков, до духовного причта саратовского ка­сающихся». Дмитровский купец Иван Алексеевич Толченов начал свой дневник в тс ч возрасте, когда к документации городского магистрата, членом которого он стал намного позже, никакого от­ношения не имел. По всей видимости, привычка к ведению днев­ника была привит; ему отцом, который входил в число местных городских служащих, а в 1767 г. был избран депутатом от купечества г. Дмитрова в Комиссию сочинения Нового уложения. Воз­можно, и в этой семье складывалась традиция ведения личных дневников.

Общие истоки личных дневников и официальных журналов отражаются в их одинаковых наименованиях в XVIII — первой половине XIX в. Обе группы источников назывались журналами, поденными (повседневными, дневными, повременными) записка­ми. Так, самоназвание личного дневника И.А.Толченова — «Журнал или записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Толченова». Официальные журналы А.Д.Меншикова при описа­нии их в XVIII в. были названы «Поденными записками». В дво­рянской среде наименование личного дневника «журналом» сохранялось, скорее всего благодаря французскому языку. Напри­мер, на каждой из десяти книжек дневника статского советника, гофмейстера Павла Дмитриевича Дурново (1804—1864), написан­ного на французском языке, указано «Journal de P... D...ff». Поэт В.А.Жуковский называл собственные каждодневные записи журналом.