Ранняя новгородская летопись не имела большого литературного значения. Но в XV веке, в связи с явно определившимися тенденциями Москвы к подчинению себе Новгорода, в Новгороде возникает ряд произведений легендарно-повествовательного и житийного характера, стремящихся окружить ореолом его историческое и религиозное прошлое. Политическая и идейная борьба между сторонниками сохранения независимости Новгорода и слоями, тяготеющими к Москве, нашла живое отражение в новгородской литературе.
Во главе литературных мероприятий XV в. в Новгороде стоит новгородский архиепископ, энергичный политик, покровитель искусств и письменности Евфимий II. Он укрепляет антимосковские и сепаратистские тенденции Новгорода, возрождает интерес к новгородской старине, воскрешает различные предания и легенды, пытается создать свой новгородский цикл святых и организовать свои формы почитания последних.
«Повесть о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе». Иоанн (1163—1186) – первый официальный новгородский архиепископ; он был известен в Новгороде как владыка, при котором в 1169 г. произошло «чудесное» спасение города от подступивших к нему войск северо-восточных княжеств. Его мощи были открыты чудесным образом в XV веке, и почитание этого новоявленного святого приобрело формы почти политической демонстрации. Вокруг архиепископа Иоанна и чуда спасения Новгорода от войск суздальцев создается цикл легенд: своего рода культ новгородской независимости.
Воскрешение новгородской старины необходимо было еще и потому, что силы московской партии в Новгороде росли, и ей нужно было противопоставить свою идеологию. Покушение на новгородскую независимость и на власть новгородского боярства создавало сопротивление.
В повести много бытовых, натуралистических подробностей, сближающих ее по своему типу с рассказами Киево-Печерского патерика, с одной стороны, и с народными сказками — с другой.
Происходит любопытный диалог между пойманным бесом и Иоанном. Иоанн требует, чтобы бес, обернувшись конем, за одну ночь свез его в Иерусалим. Бес обещает, исходит тьмою из сосуда и, обернувшись конем, становится перед кельей святого.
В Иерусалиме Иоанн посещает храм гроба господня. Перед ним сами собой отворяются двери, зажигаются свечи и паникадила. Вернув Иоанна в Новгород, бес просит его никому не рассказывать о происшедшем. Иоанн, однако, не выдержал и однажды, «упражняющуся в духовной беседе», похвастался, что он знает человека, который за одну ночь успел съездить из Новгорода в Иерусалим и поклониться там гробу господню. С этого момента бес начал наводить на Иоанна клевету. Горожане неоднократно видели выходящую из кельи святого «жену блудницу», в самой келье находили женскую одежду: все это показывал бес. Народ решил изгнать архиепископа. Когда толпа собралась у кельи Иоанна, бес выбежал из нее в образе блудницы. Ее пытались догнать, но безуспешно. Иоанна вывели к Волхову, посадили на плот и пустили вниз по течению. Однако плот, никем не подталкиваемый, поплыл внезапно вверх по Волхову против быстрого течения. Пораженный ужасом и раскаянием, народ шел по берегу за Иоанном и умолял его о прощении. Святой, стоя на плоту, молился о прощении обидевших его. Не доплыв немного до монастыря святого Георгия, плот остановился, Иоанн вышел и был встречен крестным ходом монахов.
Легенда соткана из целого ряда ходячих мотивов, известных из житий, народных сказок и патериков. Таковы, например, распространенные мотивы о бесе или бесах, которых святой заставляет на себя работать, мотив плавания против течения (против течения плывут обычно мощи святых, иконы), мотив беса, оборачивающегося животным, женщиной, мотив самоотворяющихся дверей и самозажигающихся свечей при появлении святого в церкви, мотив путешествия на бесе (в сказках, откуда он перекочевал, между прочим, и в «Ночь перед Рождеством» Гоголя) и т. д.
С именем Иоанна связана любопытная по своей тематике легенда, изложенная в «Повести о новгородском посаднике Щиле». В ее основе устное предание о ростовщике - монахе Щиле, построившем церковь Покрова в Новгороде.
Повесть рассказывает, как посадник Щил занимался ростовщичеством. Собрав «имения многое множество», решил он построить церковь и испросил на это благословение у архиепископа. Когда церковь была готова, Иоанн отказался ее освящать. Он узнал, что церковь построена на неправедные деньги, полученные от отдачи капитала в рост, и приказал Щилу устроить себе в храме гроб, лечь в него и заказать по себе панихиду. Когда отпевание закончилось, гроб со Щилом неожиданно провалился в ад.
На этом месте образовалась пропасть. Архиепископ Иоанн, увидев это, ужаснулся. И вот, чтобы следить за тем, что будет со Щилом в аду, архиепископ приказал написать на стене над местом, где стоял гроб, изображение Щила в гробу, а священникам велел петь сорокаусты у сорока церквей.
О действиях этих заупокойных служб стали следить по настенному изображению, которое какбы оживало и в точности воспроизводило все, что происходило со Щилом в аду. Через первые 40 дней заметили, что голова Щила вышла из ада. Еще через 40 дней на изображении ясно можно было видеть, что Щил вышел из ада до половины. Наконец, еще через 40 дней Щил вышел из ада полностью.
Легенда, попав в церковную среду, претерпела изменения: монах превратился в посадника. Составителю повести было не выгодно выставлять монаха в качестве ростовщика. Написание повести стоит в прямой связи с энергичной защитой новгородской церковью права на обогащение таким путем.
Когда потеря Новгородом своей независимости стала совершившимся фактом, в новгородской литературе появляются задним числом повести и сказания на тему о конечной судьбе Новгорода. В них большей частью покорение Новгорода Москвой объясняется тяжкими прегрешениями и нечестивыми поступками новгородцев.
Вот некоторые из них. В новгородскую летопись под 1045 г. внесён следующий рассказ об иконе спаса, написанной греческими иконописцами в церкви Софии, построенной великим князем Владимиром Ярославичем. Иконописцам велено было изобразить спаса с благословляющей рукой. Когда новгородский епископ вошёл после написания иконы в церковь, он увидел, что спас изображён не с благословляющей, а со сжатой рукой. Три раза иконописцы переписывали руку, но она каждый раз после этого вновь сжималась. И на третий день был голос от образа иконописцам: «Писари, о писари! Не пишите меня с благословляющей рукой, а пишите с рукою сжатою, потому что в этой руке держу я Великий Новгород; а когда эта рука моя распрострётся, тогда Новгороду будет окончание».
Во второй половине XV в. сторонником московской ориентации написано было житие Михаила Клопского, монаха новгородского Клопского монастыря. Сам москвич, родственник московских князей, Михаил Клопский был убеждённым сторонником подчинения Новгорода Москве. В житии рассказывается, между прочим, что при встрече с архиепископом Евфимием Михаил Клопский сказал ему, что теперь в Москве радость: у великого князя родился сын, который «всем странам страшен явится, Великий же Новгород приимет, и вся наша обычаи изменит, и злата многа от вас приимет». Новгородцы должны отправить в Москву послов бить челом великому князю. Если послам не удастся умилостивить князя, он пойдёт на Новгород, и не будет новгородцам никакой пощады от него, литовский же князь не окажет им помощи. Так, добавляется в житии, и случилось на самом деле.
В житии Савватия и Зосимы соловецких, Зосима предсказал падение Новгорода, а потом трижды узрел страшное видение: перед ним сидело шесть обезглавленных бояр. Видение скоро свершилось.
В «чуде», приложенном к житию Варлаама Хутынского, написанному Пахомием Сербом, рассказывается о видении пономаря Тарасия в церкви Спаса. В полночь на паникадилах и на подсвечниках зажглись все свечи, а храм наполнился благоуханием. В это время Тарасий не во сне, а наяву увидел погребённого в той церкви святого Варлаама выходящим из гроба. И в течение трёх часов молился Варлаам со слезами и с умилением Христу, богородице и всем святым. Помолившись, Варлаам подошёл к Тарасию и сказал ему: «Хочет господь бог погубить Великий Новгород». Когда пономарь взошёл на церковный верх, он увидел страшное чудо: над Великим Новгородом озеро Ильмень воздвиглось на высоту, угрожая потопить город. В ужасе пономарь рассказал Варлааму, что он видел. Варлаам объяснил, что бог хочет потопить Новгород Ильменем за умножение грехов людских и за беззаконие и неправду, чинимые людьми. Вновь став на три часа на молитву, Варлаам во второй раз велит пономарю взойти на церковный верх и посмотреть, что сотворит бог над Новгородом. И увидел пономарь множество ангелов. Какой человек должен был остаться в живых, того ангел-хранитель помазывал кистью мирром из сосуда, и тотчас тот человек исцелялся от смертоносной язвы; кто же предназначен был к смерти, того ангел не помазывал и унылый отходил от него, боясь ослушаться повеления своего владыки. Узнав, что делается вне церкви и совершив молитву, Варлаам на этот раз так объяснил виденное пономарём: по молитвам богородицы и всех святых пощадил бог людей своих от потопа, но посылает на них моровую казнь, чтобы они покаялись. И будет мор три года. Так и было в действительности, говорится в легенде. Когда по повелению Варлаама пономарь в третий раз взошёл на церковный верх, он увидел огненную тучу над городом, которая, по объяснению Варлаама, обозначает, что после трёхлетнего мора в Новгороде будет большой пожар: торговая сторона вся погорит и множество людей погибнет.
Очень показательно, что даже окончательное политическое падение Новгорода не сломило в привилегированных слоях новгородского общества оппозиционности к московскому превосходству, которая сказывалась в попытках трактовать Новгород как единственного подлинного продолжателя традиций христианской церкви и хранителя христианской святыни.
