Литературно-критические работы Александра Александровича Блока (1880—1921) во многом созвучны его поэтической деятельности. Как и в поэзии, в критических статьях Блок сосредоточен на исследовании роли художника в «страшном мире». Он пишет о хрупкости и незащищенности поэтического дарования, о трагическом непонимании души поэта обывателями, чье воинствующее равнодушие гибельно для искусства. Выход из неизбежного противоречия между творческой личностью и «толпой» Блок видел в осознании поэтом «чувства пути», которое определяется неким внутренним ритмом. «Знание своего ритма — для художника самый надежный щит от всякой хулы и похвалы»1. Блок писал о существовании музыки, в которой рождается и живет поэт. Услышать эту музыку — значит предопределить появление поэтического слова. Литература воспринималась Блоком в тесной связи с другими видами искусства. Обращаясь к словесно-художественным образам, он много размышлял и о театре, и о живописи. Художественные искания Блока были тесно связаны с эстетикой символизма. Вот почему во многих его литературно-критических статьях появляются мотивы и образы, характерные для символистской поэтики: снежное кружево, хлопья, улетающие во мраке, голос вьюги.
Именно так, через дымку, завесу, снежную метель воспринимает Блок творчество современников — Л. Андреева, Бальмонта, Волошина, Вяч.Иванова, Ремизова и др. Блок-критик принципиально отказывается от строгого разбора художественного текста. Он полагался на свои впечатления от прочитанного и стремился передать их с помощью звуковых, цветовых, вкусовых ассоциаций. Еще одной приметой критической манеры Блока стал прием сопоставления прочитанного с текстами произведений русской классической литературы. Он вдохновенно писал о Пушкине, Лермонтове, Гоголе, Фете, Л.Толстом, Достоевском. Блок занимал свою, особенную позицию в понимании окружающей действительности и литературы. Далеко не всегда поэтические опыты современников приводили его в восторг, и он высказывался достаточно резко о тех явлениях искусства, которые вызывали всеобщую эйфорию. В модернистских течениях начала века он видел известную опасность: ему казалось, что новое искусство способствует пробуждению стадного чувства у публики и что в годы социальной апатии презрение к гражданственности, свойственное некоторой части молодых авторов, может обернуться забвением гражданского долга вообще.
В сомнениях и колебаниях принимал Блок события 1917г. Его статьи «Интеллигенция и революция», «Искусство и революция» (1918), поэму «Двенадцать», многие восприняли как радостное приветствие революции. Однако отношение Блока к происходящему было значительно сложнее. Он пишет и о страхе перед разбушевавшейся стихией, о своей вере в обновление России. Революция виделась Блоку гоголевской птицей-тройкой, вызывающей одновременно восторг и ужас. Кроме того, революция каким-то непостижимым образом вписалась в поэтическую систему Блока: она давала возможность «услышать» ее, воспринять ее как «музыку»: «Мы любили эти диссонансы, эти ревы, эти звоны, эти неожиданные переходы... в оркестре. Но, если мы их действительно любили, а не только щекотали свои нервы в модном театральном зале после обеда, — мы должны слушать и любить те же звуки теперь, когда они вылетают из мирового оркестра..»1. Ритмической музыкальностью, терминами и словами, обозначающими мир гармонических звуков, наполнены все без исключения литературно-критические работы Блока.
Евгений Иванович Замятин (1884—1937), писатель и литературный критик, в 1920-е годы, задолго до своего окончательного отъезда из страны, высказал опасения по поводу того, как с помощью литературы большевики переделывают мир. В статьях «Я боюсь» (1921), «Новая русская проза» (1923), «О литературе, революции и о прочем» (1924), «О сегодняшнем и современном» (1924) Замятин настаивал на творческом праве художника выбирать собственный путь в литературе. Он говорил о том, что истинные художественные произведения не создаются согласно декрету, что литературу должно оценивать не по партийному мандату, а лишь по ее внутрилитературной сущности. Замятин выступал против литературной амбициозности и словесной банальности.
Он не верил в искусственно выведенную пролетарскую литературу и писал: «Пролетарские писатели и поэты — усердно пытаются быть авиаторами, оседлав паровоз. Паровоз пыхтит искренно и старательно, но непохоже, чтобы он поднялся в воздух»1. Были у Е. Замятина и еще более резкие высказывания: «Несмотря на создание специальных инкубаторов, никакой пролетарской литературы высидеть не удалось»
В 1970—1980-е годы с литературно-критическими эссе и статьями выступают многие прозаики и поэты. Сборник «Статьи из романа» (1987) издает А. Битов, Евг. Евтушенко печатает критико-публицистические статьи, готовит радио- и телепрограммы о творчестве русских поэтов, предисловия к поэтическим сборникам, А. Вознесенский литературной критике предпочитает манифесты и литературные мемуары,С. Наровчатов работает на стыке литературоведения и критики, публикуя работы о Лермонтове и советских поэтах — С.Орлове, Ю.Друниной, Е.Винокурове, Ю.Трифонов становится известен как автор глубоких философских эссе о Бунине, Толстом, Достоевском, о назначении литератора.
