Роман явился итоговым произведением в творчестве и Пастернака-прозаика и Пастернака-поэта: он завершался большим (25 наименований) циклом "Стихотворений Юрия Живаго", вершинным в лирике автора. "Доктор Живаго" писался в течение почти десяти лет - с 1946 по 1955 год. "предвестием свободы" был и сам роман, основной корпус которого создавался на фоне партийно-государственных мероприятий по ее удушению, начиная с постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград" (1946) и кончая борьбой с "безродными" космополитами и делом врачей-"отравителей" (1949-1953), когда жертвами травли и репрессий стали тысячи людей, в том числе и деятели отечественной культуры. Следовавшие одна за другой волны разоблачений и репрессий не миновали и Пастернака: руководители Союза писателей клеймили "безыдейную и аполитичную поэзию Пастернака" (А. Фадеев), его "реакционное отсталое мировоззрение" (А. Сурков), тираж его "Избранного" был уничтожен, а сам он был подвергнут длительной "экономической блокаде" и вынужден был зарабатывать на жизнь переводами. "При каждой очередной буче треплют и мое имя. Сейчас опять такая полоса", - писал поэт в марте 1949 года в письме к М.Л. Громову. Самая страшная из таких полос настала после публикации романа. 1) в ходе работы у автора возникали разные варианты названий романа ("Мальчики и девочки", "Смерти не будет" и др.; 2) с самого начала работы над романом и до его завершения неизменной оставалась дата смерти героя - 1929 год, "год великого перелома", роковой и зловещий в судьбах страны. "Доктор Живаго" впервые был опубликован на родине в 1988 году в журнале "Новый мир" (№№ 1-4). Он входит в число наиболее значительных и оригинальных русских романов XX века.
Вопрос о жанровой специфике "Доктора Живаго": по словам Д.С. Лихачева о "Докторе Живаго", "перед нами вовсе не роман, а род автобиографии самого Пастернака - автобиографии, в которой удивительным образом нет внешних фактов, совпадающих с реальной жизнью автора... Это духовная автобиография Пастернака". В работе Л.А. Колобаевой "Доктор Живаго" - вместе с "Жизнью Арсеньева" - характеризуются как образец феноменологического романа. В ходе обсуждения вопроса о жанровой природе "Доктора Живаго" выдвигались и такие его обозначения, как роман-житие (Г. Гачев), роман-конспект (Р. Киреев), "роман русской культуры" (И. Кондаков), "историческая эпопея" (Б. Гаспаров) и некоторые другие. сам автор усматривал жанровую доминанту "Доктора Живаго" в его эпичности. "Собственно, это первая моя настоящая работа, - писал Пастернак в октябре 1946 года. - Я в ней хочу дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие". Роману присуща временная и событийная масштабность. В нем нашли отражение такие события русской истории, как русско-японская война и первая русская революция, первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции, Гражданская война, а в его окончании и эпилоге - время нэпа, коллективизация, Великая Отечественная война. Судьбы героев проецируются на историю страны, связаны с нею. Другая особенность жанрового строя "Доктора Живаго" - мощное лирическое начало романа, обусловленное в конечном счете тем, что перед нами - проза поэта, усиленное тем, что герой романа - тоже поэт, что роман завершается циклом "Стихотворений Юрия Живаго", который находится в сложных и многообразных связях с прозаическим текстом, пронизанном в свою очередь токами поэзии. Главным во всем этом является особая, присущая Пастернаку философско-поэтическая призма, сквозь которую в романе изображены все явления и проявления жизни и в первую очередь такие фундаментальные, как природа и любовь. Отсюда - и особый образный язык и стиль лирического пласта романа, восходящие к особой философии и эстетике природы в мировидении и мироощущении Пастернака - поэта. В отличие от классической эпопеи XIX и XX веков: философско-исторической ("Война и мир") и трагической ("Тихий Дон") в "Докторе Живаго" историческая действительность предоставлена "панорамно", "конспективно". есть лишь отдельные эпизоды событий, которые, однако, в своей совокупности, в связи с судьбами героев и через их осмысление в диалогах и монологах персонажей, через соотнесение явлений социальной жизни с явлениями природными создают "исторический образ России" на переломе ее исторической судьбы в эпоху трех революций и двух войн. Исторический образ России, грандиозность и масштабность событий, т.е. то, что сообщает "Доктор Живаго" дыхание эпоса, возникает и создается в романе с помощью двух основных средств.
Первое из них - своего рода эпико-исторический пейзаж, когда конкретное социальное явление включается в природный "вселенский" контекст, благодаря чему - если воспользоваться словами Гоголя - вдруг становится видимо во все концы света. Пример - в монологе Юрия Живаго об общей атмосфере и митингах первых дней революции: "Вы подумайте, какое сейчас время! И мы с вами живем в эти дни! Ведь только раз в вечности случается такая небывальщина. Подумайте: со всей России сорвало крышу, и мы со всем народом очутились под открытым небом... Вчера я ночью митинг посещал. Поразительное зрелище. Сдвинулась Русь матушка, не стоится ей на месте, ходит не находится, говорит не наговорится. И не то чтоб говорили одни только люди. Сошлись и собеседуют звезды и деревья, философствуют ночные цветы и митингуют каменные здания. Что-то евангельское, не правда ли?" (ч. V, гл.8). в романе Б. Пастернака масштабность и мощь событий передается посредством метафор типа: "социализм - это море, которое должны ручьями влиться все эти свои, отдельные революции, море жизни", революция - наводнение и т.п.
Другое важнейшее средство эпизации действительности в романе - осмысление изображаемых событий и явлений в широком историческом контексте, в частности - в контексте евангельских масштабов и пророчеств. Такой подход и масштаб задан с самого начала романа в записи Веденяпина о первых страницах летописи человечества, о древнем мире и Риме, о явлении Христа и начале новой эры в истории человечества (ч. II, гл.10), выдерживается на протяжении всего повествования и находит завершение в "Стихотворениях Юрия Живаго", евангельские мотивы, сюжеты и образы которых включают современность в контекст "столетий". Для автора "Живаго" важно передать суть и общую атмосферу того или другого исторического периода или события, чем быть буквально точным (например, в хронологии). Он говорил, что "ему не так важна точная историческая картина" (в изображении, скажем, зимы 1917-1918 года по сравнению с зимой 1918-1919 годов), чем "ветер истории" этих лет1.Отсюда такая намеренная хронологическая нечеткость в начале части XV ("Остается доказать немногосложную повесть Юрия Андреевича, восемь или девять лет его жизни перед смертью...") или в эпилоге ("Прошло пять или десять лет, и однажды тихим летним вечером сидели они опять..."). Пастернак написал роман о жизни как работе по преодолению смерти. Дядя Юрия Живаго Николай Николаевич Веденяпин, расстриженный по собственному прошению священник, утверждал, что жизнь - работа по разгадке смерти, что только после Христа началась жизнь в любви к ближнему, с жертвой, с ощущением свободы, вечная, что «человек умирает в разгаре работ, посвященных преодолению смерти». Бессмертие, по мысли Веденяпина, - другое название жизни, и надо лишь «сохранить верность бессмертию, надо быть верным Христу». Б. Пастернак полагал, что личность христианского времени всегда живет в других людях. Он же верил в бессмертие творчества и в бессмертие души. По мысли Ф. Степуна, в мессианской утопии большевизма Б. Пастернак «услышал голос смерти и увидел немое лицо человека, скорбящего о поругании самого дорогого, чем Создатель наградил человека, - о поругании его богоподобия, в котором коренится мистерия личности»Степун Ф.Б. Л. Пастернак // Русская идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. М., 1994. Т. II. С. 576.. В романе раскрывалась тема жизни и смерти, живого и мертвого. В системе образов друг другу противостоят герои со значимыми фамилиями - ЖивагоФорма винительного и родительного падежей в древнерусском языке. Ср.: «Ты есть воистину Христос, Сын Бога живаго». Эти слова молитвы впечатляли Б. Пастернака еще в детстве, он ассоциировал «живаго» с образом Христа, в детском сознании произошла подмена, перед «живаго» как бы была поставлена запятая. Об этом вспоминал В. Шаламов (Воспоминания о Борисе Пастернаке. М., 1993. С. 608). Также ср. с сибирскими фамилиями типа Веселаго, Мертваго. и Стрельников.
Живаго и близкие ему люди жили в любви, жертвуя собой и с ощущением внутренней свободы даже в Советской России, в которую они не смогли вписаться. Они прожили жизнь как испытание. Герой полагал, что каждый рождается Фаустом, чтоб все испытать.
Образ Живаго олицетворял христианскую идею самоценности человеческой личности, ее приоритета по отношению к общностям и народам. Его судьба подтверждала вывод Николая Николаевича о том, что талантливым людям противопоказаны кружки и объединения: «Всякая стадность - приближение к неодаренности, все равно верность ли это Соловьеву, или Канту, или Марксу». В романе действительно отражена христианская идея, согласно которой в царстве Божием нет народов, но есть личности. Об этом он писал своей двоюродной сестре, известному филологу-классику О.М. Фрйденберг 13 октября 1946 г.
Концепция самоценности личной жизни повлияла на характер мирочувствования Живаго, сходный с ощущениями лирического героя пастернаковской поэзии. Его судьба реализуется в повседневности - дореволюционной, военной, послевоенной. Герой ценит жизнь в ее суетных, бытовых, ежесекундных, конкретных проявлениях. Он ориентируется на пушкинское отношение к жизни, на его «Мой идеал теперь - хозяйка, / Мои желания - покой, / Да щей горшок, да сам большой»: строками Пушкина завладели предметы обихода, имена существительные, вещи - и сущности; предметы «рифмованной колонною выстраивались по краям стихотворения»; пушкинский четырехстопник представлялся герою «измерительной единицей русской жизни». Гоголь, Толстой, Достоевский «искали смысла, подводили итоги»; Пушкин и Чехов просто жили «текущими частностями», но их жизнь оказалась не «частностью», а «общим делом». Живаго размышлял о насущности, о значимости всего, в том числе и неосмысленного в суете: едва замеченные днем вещи, равно как и не доведенные до ясности мысли или оставленные без внимания слова, ночью, обретая плоть и кровь, «становятся темами сновидений, как бы в возмездие за дневное к ним пренебрежение».
Антипод Живаго, одержимый революцией Стрельников, мыслит категориями общими, великими и абстрактными. Абстрактно и его представление о добре. Его вхождение в революцию произошло естественно, как логический шаг, как реальное проявление его максимализма. Устремленный еще в детстве к «самому высокому и светлому», он представлял жизнь ристалищем, на котором «люди состязались в достижении совершенства». Его мышление было утопично, он упрощал миропорядок. Почувствовав, что жизнь - не всегда путь к совершенству, он решил «стать когда-нибудь судьей между жизнью и коверкающими ее темными началами, выйти на ее защиту и отомстить за нее». Природа революционера, по Пастернаку, - в максимализме и ожесточенности. Стрельников решается на сверхчеловеческую миссию. Революция для него - страшный суд на земле.
Революционная действительность в трактовке Пастернака - это революционное помешательство эпохи, в которой совесть ни у кого не чиста, которая населена тайными преступниками, неодаренными большевиками с их идеей превратить всю реальную человеческую жизнь в переходный период. Живаго пришел к разочарованию в революции, он понял, что в 1917 г. произошла не та революция 1905 г., которой поклонялась влюбленная в Блока молодежь, что революция 1917 г. - кровавая, солдатская, выросшая из войны, направляемая большевиками. Это революция глухонемых по природе своей людей. Символичен эпизод в купе: попутчик Живаго - глухонемой, для которого революционные потрясения России - нормальные явления.
Понявший жизнь как военный поход Стрельников, в конце концов отвергнутый самой революцией, вынужден каяться в своих кровавых грехах. Его мучают печальные воспоминания, совесть, недовольство собою. И Живаго, и Стрельников - жертвы революции. Живаго возвращается в Москву весной 1922 г. «одичавшим». Мотив одичания выражен и в образе послевоенной страны. Одичала крестьянская Россия: половина пройденных Живаго селений была пуста, поля - покинуты и не убраны. «Опустевшей, полуразрушенной» герой находит и Москву. Он умирает в трагический для страны, ознаменовавший раскулачивание год - 1929. Печальна судьба любимой женщины Живаго Ларисы: вероятно, ее арестовали, и она умерла или пропала в одном из «неисчислимых общих или женских концлагерей севера». В эпилоге романа тема трагедии послереволюционной России выражена в диалоге Гордона и Дудорова. Герои рассуждают о лагерном бытии, о коллективизации - «ложной и неудавшейся мере», о ее последствиях - «жестокости ежовщины, обнародовании не рассчитанной на применение конституции, введении выборов, не основанных на выборном начале». Невыносимость реальности выражена и в восприятии Отечественной войны, несмотря на ее кровавую цену, как «блага», «веяния избавления».
Роман начинается с эпизода похорон матери Юрия Живаго, повествование о жизни героя заканчивается описанием его похорон. Между этими эпизодами - путь познания.
На земле свою бессмертную жизнь после смерти герой проживает в творчестве. В бумагах покойного Живаго обнаруживают его стихи. Они составляют семнадцатую, последнюю, часть романа - «Стихотворения Юрия Живаго». Уже первое - «Гамлет» - созвучно теме романа. В образе Гамлета Пастернак видел не драму бесхарактерности, а драму долга и самоотречения, что роднит судьбу Гамлета с миссией Христа. Гамлет отказывается от своего права выбора, чтоб творить волю Пославшего его, то есть «замысел упрямый» Господа. В молитве Гамлета «Если только можно, Авва Отче, / Чашу эту мимо пронеси» звучит Христово слово, произнесенное в Гефсиманском саду: «Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо меня». Тема «Гамлета» соотносится с темой последнего стихотворения «Гефсиманский сад», в котором выражена идея романа: крестный путь неотвратим как залог бессмертия; Христос, приняв чашу испытаний, предав себя в жертву, произносит: «Ко мне на суд, как баржи каравана, / Столетья поплывут из темноты». Бремя людских забот берет на себя и герой стихотворения «Рассвет»: «Я чувствую за них за всех, / Как будто побывал в их шкуре».
Такое проникновение личности в человеческие судьбы, погружение в людскую суету, в повседневность - завет свыше («Всю ночь читал я Твой завет»). Для христианина Пастернака ценно то, что Христос пояснил Божественную истину притчами из повседневности. В «Рассвете» образ поэзии «всеяден», она выражает не только тайны мироздания, но и мелочи жизни. Предмет поэзии - сама жизнь. Ей и посвящены стихи Живаго: «Март», «На страстной», «Белая ночь», «Весенняя распутица», «Ветер», «Хмель»... Он равно воспевает и «жар соблазна» («Зимняя ночь»), и домашние хлопоты: «Лист смородины груб и матерчат. / В доме хохот и стекла звенят» («Бабье лето»).
