Русской литературной медиевистике несказанно «повезло»: она начинает свою историю в качестве научной дисциплины с исследования таких вершинных произведений, как «Поучение к чадам» Владимира Мономаха и «Слова о полку Игоревн» неизвестного автора второй половины XII века.
Двести лет назад «Слово…» предстало перед читающей русской публикой, благодаря издательской и научной деятельности кружка обер-прокурора Святейшего Синода графа А. И. Мусина-Пушкина, в который входили директор Московского архива Коллегии иностранных дел историк Н. Н. Бантыш-Каменский и его помощник А. Ф. Малиновский.
Открытие «Слова…» произвело в европеизированной за XVIII век России, успевшей отдалиться от своей древней книжности, ошеломляющее впечатление. Н. М. Карамзин познакомился с подлинной рукописью, сделал выписки для последующего использования в работе над «Историей Государства Российского» и уже в 1797 году в заметке для гамбургского журнала «Spectateur du Nord» с восторгом представлял читателям древнюю поэму: «Вас удивит, быть может, что два года тому назад в наших архивах нашли отрывок поэмы, сочиненной неизвестным автором XII столетия, под названием «Песнь Игоревых воинов», – который может сравниться с самыми прекрасными местами поэм Оссиана. Слог, исполненный энергии, чувства величайшего героизма, поражающие образы, почерпнутые из ужасов природы, составляют достоинство этого отрывка…»
В 1800 году «Слово о полку Игореве» увидело свет под названием «Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича, писанная старинным русским языков в исходе XII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие». Оно дало толчок не только к изучению самой поэмы, но и самым разнообразным филологическим изысканиям в области русской старины. Со «Слова…» начинается отсчет текстологии, палеографии, литературоведческой медиевистики, истории языка как научных дисциплин. Гибель единственного списка произведения во время пожара Москвы в 1812 году породила уникальную ситуацию, когда исследователи пользуются для издания и изучения копиями конца XVIII века – писарской и Екатериниской.
Отсутствие оригинала вызвало многочисленные сомнения в подлинности поэмы. Не только Сенковский, Каченовский и Катков или, позднее, Андре Мазон и Луи Леже высказывались о «Слове…» как о позднейшей подделке. Скептические тенденции, к сожалению, сохраняются и до сих пор. Правда, иногда они принимают весьма своеобразный вид. Так, А. Никитин в статье «Испытание “Словом…”» стремится представить поэму «древнее древнего». С его точки зрения, автор не был самостоятелен, а заимствовал фрагменты текста их неких поэм Бояна. Тем самым своей антинаучной концепцией А. Никитин разрушает поэтический текст и дискредитирует великое произведение.
Отсутствие оригинальной рукописи и многочисленные ошибки первых издателей, которые имели незначительный палеографический и текстологический опыт, потребовали при дальнейшей работе с произведением ювелирного восстановления его исходного вида, для чего текст приводился в соответствие с языковыми нормами того времени и вносились конъектуральные поправки. Первоначальный текст поэмы был восстановлен усилиями палеографов, специалистов в области истории древнерусского языка, историков, фольклористов, археологов, натуралистов, географов и даже астрономов. Ныне издаваемый массовыми тиражами текст весьма отличается от мусин-пушкинского варианта. Достаточно сказать, что только А. А. Потебня внес 722 поправки.
Не стихают споры и об авторе «Слова…». Многие исследователи пытаются указать на конкретно-историческую личность его создателя. Называют и галицкого книжника Тимофея, и ряд лиц, находившихся с Игорем в плену, и «словутьнаго певца Митусу».
Основательно разработана гипотеза Б. А. Рыбакова, который атрибутирует «Слово…» летописцу Петру Бориславичу. Другие исследователи концентрируют свое внимание на анализе общественно-политических взглядов автора, стараясь тем самым определить его происхождение и социальную среду, в которой он жил.
Одно из самых продуктивных направлений в изучении «Слова о полку Игореве» – это поэтика. Надо сказать, что в этой области сделано немало. Огромная работа проведена исследователями в области рассмотрения художественных особенностей поэмы. Достаточно перечислить основные ее направления: «Слово…» и летописные источники, природа, устно-поэтические истоки, жанровое своеобразие, композиция, представления о времени и пространстве, поэтика повторов, символико-аллегорическая образность, ритмика, диалогическое строение, стиль, «Слово…» в историко-литературном контексте XII-XIII веков и многое другое.
Библиография работ о «Слове о полку Игореве» насчитывает сотни статей, десятки монографий и изданий памятника в нашей стране и за рубежом, создан словарь-справочник. Интерес к поэме не ослабевает и поныне, каждый год появляются все новые и новые исследования.
И все-таки до сих пор глубины «Слова…» остаются непознанными до конца. Представляется, что приблизить нас к истинному постижению поэмы может только погружение в основы основ, то есть стремление воссоздать реальный духовный облик автора и проследить логику развития его мысли.
***
Широко известно замечание Ф. Энгельса о том, что «Слово о полку Игореве» явилось призывом к объединению всех русских земель как раз накануне татаро-монгольского нашествия. В пору господства в нашем литературоведении марксистско-ленинской идеологии комментаторы старательно обходили вниманием указание того же классика на христианский характер произведения. Теперь – православный мир возрождается, и исследователи бросились в другую крайность. А истина, как всегда, «где-то рядом».
Историками многое сделано, чтобы мы могли максимально точно себе представить быт и нравы Древней Руси. Нельзя забывать, что во второй половине XII века христианство было официальной религией древнерусского государства, но рядом существовало славянское язычество, которое влияло на веру в Христа. Не даром исследователи-историки и филологи с уверенностью заявляют о так называемом двоеверии, о сохранявшемся в сельской местности язычестве вплоть до XV века, о возникновении особого типа русского православия, о взаимодействии святых и святынь и пр.
Конечно, автор «Слова…» завершает свое сочинение традиционным ключом-клаузулой «Аминь!». А князя Игоря, вопреки исторической правде, заставляет, не заезжая в свои вотчинные земли, отправиться в Киев «к Богородице Пирогощей». Но это не делает его (автора), наверняка крещеного человека, ортодоксальным христианином. Исследователи символико-метафорической образности «Слова…», как правило, полагают, что упоминания языческих божеств в произведении следует воспринимать только лишь как художественный прием, автор-де не вкладывает в имена Даждьбога, Велеса, Карны, Жели и т.п. мистического содержания. Смею заверить, что это не так. «Слово о полку Игореве» глубоко символично, но это является следствием образа жизни и миросозерцания автора, который был настоящим славянином и чтил своих богов, незримые сущности мира, верил в предназначение, рок, судьбу.
***
Начинается «Слово» с известного всем обращения к Бояну. Считается, что автор противопоставляет свою манеру стилю исторических песнопений предшественника: «Начати же ся тъй пѢсни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню!» (С. 26). К вопросу о новаторстве автора «Слова…» мы еще вернемся, а пока отметим его стремление «свивать славы оба полы сего времени» (С. 28). Этот художественный прием, наиболее часто отмечаемый в исторических летописных повестях, В. В. Кусков назвал «ретроспективной исторической аналогией». Суть его заключается в том, что в любом событии современности видится некое событие прошлого. Прием, несомненно, соотносится с авторитарным миросозерцанием христианина. В то же время он отражает представления певца-язычника о соотнесенности времен, о родовой судьбе, которую каждый несет в себе.
Композиционная структура «Слова…» призвана помочь выразить основные идеи его создателя: объяснить, в чем состоит преступление князя Игоря перед людьми и богами, и указать способ гармонизации мира. Именно этому способствуют исторические отступления и символико-метафорические образные средства. Так, обращение к «първыхъ временъ» усобицам и личности Олега Святославича Черниговского проводит параллель между дедом и внуком. Игорь несет в на себе «родовую судьбу», ибо его предок знаменит множеством политических авантюр, его помнят как человека беспринципного, как злодея, который «мечемъ крамолу коваше и стрѢлы по земли сѢяше» (С. 33), используя в своих походах военную силу степняков. Столь же амбициозным оказывается и внук – князь Игорь Всеволодович увлечен идеями личной славы. И «крепость», «мужество» и «ратный дух» не оправдывают его необдуманный поход в Половецкую землю. Результатом становится полное истребление русского войска и нападения половцев на окраинные княжества.
Преступление человеческих законов оказывается в определенной мере следствием преступления законов божественных. Уже в самом начале пути князь Игорь не придал значения солнечному затмению. Тем самым он как бы активизировал свою «родовую судьбу». Второе историческое отступление включает героя в отношения «отцы – дети» в широком смысле. Всеслав Полоцкий не является его прямым кровным родственником, но он его предок как князь, как носитель государственной власти, ответственный, в том числе, и за взаимоотношения с богами.
Обычно комментаторы «Слова…» концентрируют свое внимание на факте избрания Всеслава Полоцкого на великокняжеский престол восставшими киевлянами в 1068 году, на основании чего ему, якобы, как народному ставленнику дается позитивная характеристика. Однако это не совсем так. От внимания исследователей, естественно, не ускользнула чародейская слава Всеслава Брячиславича и авантюрный характер его жизненного пути. Полоцкий князь, современник Олега Святославича Черниговского, будучи, вероятно, талантливым военачальником, терпел фатальные поражения. Объяснение этому есть в тексте «Слова…» Оказывается, рожденный от волхвования князь обладал не только даром оборотничества, но и гордыней и позволял себе спорить с богами: «великому Хръсови влъком путь прерыскаше» (С. 45), то есть пересекал (перебегал) дорогу самому богу солнца. А. Н. Робинсон в работе о солнечной символике в «Слове о полку Игореве» доказал, что даже в летописях фиксируются факты наказания князей за пренебрежение знамениями, связанными с солярными культами. Современные суеверия сохранили древние представления о вредоносности поведения человека, который кому-либо «переходит дорогу». Именно самонадеянность князя, родившегося «в сорочке», приносила ему столь много невзгод. Всеслав постоянно попадал в неприятные ситуации: терпел поражение, оказывался в плену, спасался бегством и пр. Именно об этом сохранилась «припевка» Бояна: «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда божия не минути».
Мотив божьего суда вообще весьма важен для языческого сознания автора «Слова…». Похвальба, «слава», личные амбиции непременно влекут за собой наказание. Такова судьба и Бориса Вячеславича, двоюродного брата Олега Черниговского. Эти князья были союзниками во время сражения на Нежатиной Ниве. Летопись сообщает, что Олег Святославич, увидев превосходящие силы противника, предложил отказаться от боя. На это Борис ответил, что станет сражаться один и одержит победу. В результате Борис был убит. Автор «Слова…» говорит: «Бориса же Вячеславича слава на судъ приведе…» Поединок в Древней Руси трактовался как «суд божий»: тот, кто побежден, того осудили боги (или бог).
Создатель поэмы проводит параллели между князьями, преступившими волю богов в прежние времена, и князем Игорем. Сила богов воплощается в силах природы. Так, солнечное затмение и волнение диких зверей и птиц – это предостережение князю Игорю от божества, которое благоволит своим сыновьям (в данном случае от Даждьбога, которому, очевидно, поклонялись в Черниговских землях). Человек не должен противопоставлять себя миру, космосу, не должен кичиться своими достоинствами и пренебрегать покровительством высших сил. Если побеждают амбиции, то сама природа отворачивается от такого человека. Вспомним: «Уже бо бѢды его пасеть птиць по дубию; влъци грозу въсрожать по яругамъ; орли клектомъ на кости звери зовутъ; лисици брешутъ на чръленыя щиты».
Одно из самых поэтических мест «Слова…» – плач Ярославны – кажется не совсем оправданной лирической вставкой, если не принимать во внимание концепцию родовой судьбы, преступления и божьего суда, которую создает языческое сознание автора. Супруга князя, женщина – существо, более тонко чувствующее связи человека и мира природы и космических богов, определяющих состояние природы и влияющих на жизнь человека. Именно жена может отмолить вину мужа, взывая к ветру, Днепру и солнцу. Обратим внимание, что только после этой мольбы ситуация для Игоря меняется к лучшему: «Игореви князю богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу» (С. 48). Природа не просто покровительствует герою, он и его спутник получают дар оборотничества, который способствует побегу и возвращению. Смею утверждать, что многие фразы из описания бегства следует толковать буквально. Князь Игорь действительно в представлении автора и его современников «поскочи горнастаемъ къ тростию и бѣлымъ гоголемъ на воду», соскочил «бусымъ влъкомъ»; загнав коней, Овлур также обернулся волком, а его господин соколом.
В конце поэмы мы читаем многозначительную фразу: «Солнце свѢтится на небесѢ, - Игорь князь въ Руской земли; дѢвици поютъ на Дунаи, - вьются голоси чрезъ море до Киева. Игорь Ѣдетъ по Боричеву къ святѢй Богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели» (С. 52). Конечно, в системе народно-поэтических уподоблений князей солнцу и месяцам эта фраза приобретает метафорический смысл. Но она имеет и абсолютно прозрачное прямое значение. Распря между небом и человеком закончилась и наступила гармония мира. Происшедшие трагические события – урок, который должен помнить не только Игорь, но и другие русские князья. Все они отягощены «родовой судьбой», ибо не было в жизни их предков безгрешия, а дети всегда платят за ошибки отцов. Но человек наделен разумом, волей, и сам может управлять своей жизнью, выбирая благой или дурной путь, что неизбежно ведет к вознаграждению или наказанию (кстати, русское язычество в этом вопросе весьма близко христианству). Человеку дана возможность развиваться, меняться и, следовательно, испорченные отношения с богами можно преодолеть, работая над собой.
Теперь вернемся к взаимоотношениям автора «Слова о полку Игореве» и Бояна. Несмотря на комплиментарные ссылки на предшественника, создатель поэмы хорошо осознает особенности своего сочинения. Если говорить в терминах нашего века, то автор «Слова…» выступает как художник-философ. Он создает уникальную для древнерусской литературы концепцию, включающую в себя историческую память, религиозные языческие представления и политические идеи единства и силы Русской земли. Это не дружинная песнь-слава народного певца, и не летописное повествование строгого монаха-христианина. Это художественное поэтическое исследование некоего частного события, созданное мыслителем и поэтом, сознание которого было лишь «тронуто» христианством. Основу представлений автора составляло славянское язычество, которое, как ни парадоксально, это звучит, было ближе к истинному осознанию и воплощению добра, чем православие, принятое полтора века тому назад. Кроме того, суть идеологического новаторства автора «Слова…» заключается в стремлении к адекватному отражению действительности в ее связях с прошлым. Если творческая манера Бояна отличалась, так сказать, вычурностью и помпезностью, если этот дружинный певец создавал «славословия», то автор поэмы оказывается более «объективным» в оценке деятельности своего героя. Он обнаруживает в его судьбе как позитивное, так и негативное и стремится подчеркнуть возможность благого развития событий, которая зависит от человека, от его внутренней работы над собой.
***
«Слово о полку Игоревн» – это национальная святыня. Это единственное сохранившееся в древнейших времен произведение, в котором достоверно зафиксировано мировоззрение мирянина, не отягощенного светской властью и не ограниченного требованиями православного литературного канона. Читая и изучая его, мы возвращаемся к истокам нашего национального миросозерцания. Именно поэтому так важно осторожно и бережно относиться к тексту, важно не привнести в него лишнего, чуждого при толковании, а раскрыть и понять истинную суть. Пожалуй, лучше всех на чувственном, интуитивном уровне постиг особенности «Слова…» великий художник и мыслитель России А. С. Пушкин. Он видел в поэме примеры того, «каким образом слагали песни в старину», то есть отражение миросозерцания древнерусского человека.
