В. Пьецух – ироническое направление, являет мастерство иронического парадокса. Все сюжеты проецирует на интертекстовую модель. «Чехов с нами», «Дядя Сеня». Открытая полемика, как деградирует интеллигенция, общество. КВ метры предмет вожделения всех жильцов. Детективный сюжет завязывается почти сразу. Смерть не случайна. Концентрация зла. Старуха – самое беззащитное существо. Код: за преступление должно следовать наказание.
Писатель остро чувствует застывающие в клише живые понятия общественной и нравственной жизни, выявляет их абсурдность, сигнализирует об опасности новой мифологии.
Ирония, сатира, пародия, ремейк, интертекстуальность – характерные черты художественного мира В. Пьецуха. Наиболее полно эстетика и поэтика художника выразилась в повести «Новая московская философия». Повествование в ней вед`тся от имени рассказчика, человека обстоятельного, неспешного. Он размышляет о соотношении жизни и литературы, о значении литературы в бытии русского человека. Его рассуждения являются камертоном для восприятия той парадоксальной реальности, которая строится в соответствии с литературными канонами, той действительности, которая развивается в рамках сюжета «Преступления и наказания» Ф. Достоевского. Эта реальность обыденна и абсурдна. «Скорее всего, литература есть, так сказать, корень из жизни, а то и сама жизнь, но только слегка сдвинутая по горизонтали, и, следовательно, нет решительно ничего удивительного в том, что у нас куда жизнь, туда и литература, а, с другой стороны, куда литература, туда и жизнь, что у нас не только по-жизненному пишут, но частью и по — письменному живут…» Рассказчик как будто посмеивается над особенностями русского характера, привыкшего в духе «примитивного» реализма воспринимать литературу как непосредственное отражение жизни и как руководство к действию. Поиронизировав по этому поводу, он тут же перекидывает мостик в реальность, предварительно заметив, что в жизни неоднократно повторяются сцены и эпизоды, описанные в литературе. Сам сюжет повести разворачивается в 1988 году в коммунальной квартире из двенадцати комнат в Москве. Он построен вокруг смерти старушки Пумпянской, бывшей владелицы всего дома, позже занимавшей маленькую тёмную комнатушку. Кому достанется эта комнатушка, и решают герои «демократическим путём в условиях гласности», как говорит графоман-доносчик. В повести постоянны пародийные аналогии с «Преступлением и наказанием» Ф. Достоевского. Причем пародируется не роман, а жизнь предстаёт как пародия, как сниженный, обытовлённый вариант литературного произведения. Реминисценции, пропитанные иронией, становятся одним из приёмов в повести В. Пьецуха. Образ старухи-ростовщицы перекликается с образом аккуратной старушки Александры Сергеевны Пумпянской. В тексте «Новой московской философии» возникают переклички сцен (поминки, устроенные Катериной Ивановной, — поминки Пумпянской), сравнение героев В. Пьецуха с героями Ф. Достоевского (Порфирием Петровичем, Мармеладовым). Даже появляется персонаж Петр Петрович Лужин.
В. Пьецух, повествуя о насквозь «литературной» реальности, все время как бы оглядывается на «реальную» литературу, он даже цитирует Достоевского в сцене поминок, говоря о санкт-петербургском и московском вариантах одной и той же истории.
Сюжет повести «Новая московская философия» очень схож с сюжетом романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Основа произведения – таинственное исчезновение старушки Пумпянской, бывшей хозяйки огромной квартиры, а теперь снимающей там лишь комнатушку. Однажды утром жильцы квартиры обнаруживают, что пожилая женщина исчезла, хотя дверь комнаты заперта. Через несколько дней участковый сообщает, что Пумпянская найдена мёртвой на скамейке в парке. Тут двое из жильцов, Чинариков и Белоцветов, припоминают, что незадолго до исчезновения старушки в коридоре квартиры появилось привидение её отца, давно умершего. Они берутся раскрыть тайну смерти Пумпянской. В результате расследования убийцей оказывается подросток Митя Началов, жилец той же двенадцатой квартиры, который хотел лишь проверить на старухе Пумпянской свой аппарат для проектирования привидений.
Но сходство «Новой московской философии» и «Преступления и наказания» не заканчивается на похожести композиций, оно развивается и в структуре текстов, и в их «внутренней», содержательной, стороне. Сначала рассмотрим, как проявляется «внешняя» (структурная) эксплуатация русской классики (в данном случае «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского) в постмодернистской литературе («Новая московская философия»).
Уже отмеченное родство сюжетов выражается не только в главных направлениях их развития, но и в более мелких деталях. Например, в обоих произведениях показаны несколько дней из жизни коммунальной квартиры, ведь Родион Раскольников тоже жил «от жильцов». «Внешнее» сходство проявляется и в самом структурировании текста: он разделён на части, которые состоят из глав, содержащих в себе информацию о происходящем в течение одного дня.
Кроме того, сам Вячеслав Пьецух в своей книге подчёркивает схожесть героев. По его замыслу, «Лев Борисович Фондервякин и баламут, и как говорится, не дурак выпить, а всё же не Мармеладов, участковый инспектор Рыбкин тоже блюститель порядка, не обделённый способностями к индуктивному образу мышления, но до Порфирия Петровича ему далеко, а Любовь Голова не только не Соня, но до такой степени в этой истории неприметна, то есть до полной бесплотности неприметна, точно её нет». Кроме того, в истории коммунальной квартиры №12 появляется Пётр Петрович Лужин, похожий на одноимённого героя романа Достоевского и по своим намерениям (желание жениться на Любе Голове).
Герои обоих произведений выдвигают философские теории. Так, Раскольников пытается ответить на вопрос: «тварь я дрожащая или право имею?», а Белоцветов с Чинариковым дискутируют по поводу сущности человека («человек есть особая, возвышенная форма сумасшествия природы и более ничего») и «идеи личности», в очередной раз перекликаясь с Достоевским в обсуждении роли личности в истории и развитии человечества.
Убийство, композиционный центр повествования, – не самоцель преступников, а лишь проверка некой гипотезы (теории о значении человека в мировой истории и аппарата для проецирования).
Герои рассматриваемых произведений – «маленькие люди», готовые буквально передраться из-за 10 м2, они преследуют лишь свои собственные, причём мелочные, интересы (Фондервякину, например, некуда поставить 16 банок мочёных яблок), но в то же время, они задумываются о вечных философских проблемах (споры Чинарикова и Белоцветова по поводу смысла появления человечества на Земле). Однако по своей сути они недалеко отошли от зверей, для которых, по мнению Белоцветова, характерно зло. Ведь даже через несколько тысяч лет люди так и остались «проточеловеками», и их дети ничуть не отличаются от тех людей, для которых первичной и единственной силой было зло (Петя Голова).
Cюжетная основа и того, и другого произведения – детективная история. Как отмечает литературовед П. Басинский в статье «Писатель нашего времени», «если выбросить из «Преступления и наказания» полифоническую идеологию Достоевского, получится весьма приличный бульварный роман о том, как студент из корысти убил старуху с её племянницей, потом испугался, раскаялся, признался, женился на проститутке и пошёл честно отбывать каторгу». Но если в романе Достоевского главную роль играют не детективная канва и убийство, а философские искания автора и его главного героя, то в «Новой московской философии» непосредственно убийству придаётся большее значение, уделяется больше внимания. Философские рассуждения здесь скорее – дань Достоевскому, лишь усиливающая похожесть произведений.
В тексте «Новой московской философии» В. Пьецух отмечает власть художественного слова над русским человеком: «это удивительно, но русская личность издавна находится под владычеством, даже игом родного слова». В подтверждение этого он приводит цитату из «Преступления и наказания»: «в начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту…». Автор сопровождает это высказывание довольно скептическими комментариями о нереальности всего происходящего, замечая также и то, что сцена убийства старухи-процентщицы совершенно наиграна и лишь кажется неповторимой, будучи на самом деле абсолютно банальной и повторявшейся в реальной жизни не единожды.
Именно отрывки из произведения Достоевского наводят В. Пьецуха на дальнейшие рассуждения о судьбе РЛ, её роли в жизни народа, о сути понятия «талант», о смысле возникновения человека на Земле.
Так как одной из основных черт постмодернистской литературы является эксплуатация русской классики, то Вячеслав Пьецух не претендовал на создание автономного произведения. Он осознавал, что, не осмыслив «Преступления и наказания» и не составив собственного мнения о нём, невозможно будет понять авторский замысел, который состоял в изображении современного ему общества в рамках сюжета классического произведения.
«Преступление и наказание» явилось для Пьецуха истоком художественного замысла повести. Ведь именно роман Достоевского порождает новое литературное произведение. Описание смерти старухи-процентщицы переходит в описание Александры Сергеевны Пумпянской: «сцена эта … совсем недавно повторилась в который раз. Правда обстоятельства были не столь уж кровавы: жертвенная старушка в тёмно-пегом пальто нынешней материи и покроя, в смешной меховой шапочке с напуском для ушей, в резиново-войлочных ботах, известных под названием «прощай, молодость», просто-напросто сидела на скамейке в самом начале Покровского бульвара, закрыв глаза и сложив руки на животе…».
Помимо этого, «Преступление и наказание» используется автором для рассуждений о сути литературы, её значении в мире и для русского человека в частности: «датчане своего Кьеркегора сто лет не читали, французам Стендаль, пока не помер, был не указ, а у нас какой-нибудь саратовский учитель из поповичей напишет, что ради будущего нации хорошо бы выучиться спать на гвоздях, и половина страны начинает спать на гвоздях».
Действие «Новой московской философии» развивается фактически между рассуждениями автора, иллюстрируя их. Основной целью Пьецуха было переосмысление «Преступления и наказания», а «Новая московская философия стала для этого своеобразным предлогом.
а) создания пограничного произведения (литература + философия + литературоведение);
б) использования жанра детектива как основы сюжета повести и слияние его с жанром социально-философской повести.
- Пьецух применяет в своём произведении гибридно-цитатный язык, соединяя его с языком «Преступления и наказания», используя жизненные реалии конца ХХ века.
- Автор говорит, что ситуация ни в коей мере не заурядна, она не раз имела место в реальной жизни.
- Голос автора как бы растворяется в тексте повести, в философских спорах между Чинариковым и Белоцветовым, в отступлениях о литературе, таланте, жизни.
- Роман «Преступление и наказание», используемый автором как основа сюжета повести, является знаковым произведением для русской и мировой литературы.
- Классические образы «мельчают», они не имеют такой же душевной глубины, как образы классические, не кажутся неповторимыми и уникальными.
- Однако повесть «Новая московская философия», как и другие постмодернистские произведения, открыта для читательского восприятия. Каждый имеет право интерпретировать изображаемые события и высказанные философские гипотезы.
Пишет анекдоты, иронический парадокс. Сюжеты сознательны проецируются на претексты, вступают в диалог (в основном классика). «Наш человек в футляре» - наш советский. Сергеев боялся всего, учитель русского языка (тел. звонков, повесток, старушек, девочку Годунову, коллег).
Интересно начало: не читали Кьеркегора Стендаля; на шелках спал герой романа Чернышевского «Что делать?» Рахметов. Издевается, нужно быть сумасшедшим чтобы верить во все это. Перед нами галерея жильцов. Вторжение блоков текста «Преступление и наказания».
Автор интригует читателей, что же случилось (звонок, записка, приходил племянник). Старуха умерла на скамейке в центре города. Мальчишки спросили у нее время, но не получив ответ, сказали, что она глухая тетеря; птицы улетают.
В конце Петя закрывается в туалете, его сестра Люба рядом и плачет (как Соня Мармеладова). Так и сказал Белоцветов: «Ты хоть Санечку-то пожалей! – Какую? – А ты что не читал «Преступление и наказания?» - «Что мне теперь повесится?».
В оригинале: литература – генетический код, который передается только через книгу. В атеистической стране – литература выполняет другую, функцию, которую играла церковь в духовно – нравственном смысле. Диалог с русской классикой, аргумент болезни, утрата антропоцентризма. Острая полемика. Зло в новое время рассредоточено в самом быту, повседневности.
_______________________________________________________
Ироничное направление в другой прозе продолжает Пьецух Вячеслав. Его сюжеты сознательно проецируются на модели: Палата №7, Наш человек в футляре, Крыжовник,
История города Глупова в новые и новейшие времена.
Повесть "Новая московская философия", например, начинается с откровенного обнажения приема - нарочитого введения больших фрагментов из текста романа Достоевского
«Преступление и наказание». Цитаты из романа, резонируя с детективной интригой - расследованием по факту исчезновения одной из обитательниц коммунальной квартиры
сообщают повествованию психологическую напряженность ожидания развязки. Исчезнувшая старуха Пумпянская - «из бывших», наследница прежних хозяев огромной
(ныне - коммунальной) квартиры - ютится на 14 квадратных метрах около кухни, но эти-то метры и являются предметом вожделения всех жильцов столичной коммуналки,
а значит — возможным мотивом преступления.Но как выясняется, никакого убийства не было, старая женщина умерла от переохлаждения, просидев ранней весной тридцать
часов на скамейке Садового кольца. Для автора важно показать, как трансформируется и мимикрирует зло сегодня, как оно опускается в быт и оборачивается привычным
для каждого, ежедневным равнодушием и мелочной агрессивностью (борьба за квадратные метры жилплощади).
Непосредственной же причиной печального происшествия стал эксперимент с фотографией умершего мужа Пумпянской, эксперимент, который проводит способный,
по-видимому, будущий физик, пятнадцатилетний школьник Мига Началов. Жестокая шутка недоросля, рассчитанная на шум и переполох соседей, обернулась человеческой
драмой. однако узнав об этом митя (ему неслучайно дано имя героя достоевского требует наказания за свой поступок, за непреднамеренное но совершившееся преступление.
Так в повести Пьецуха пересекаются два сюжета: классический и новый. Писателя глубоко волнует связь русского характера, русской души со словом, духовная власть
литературы над нами («Мы так верим в литературу, как наши предки в Судный день). Литература для атеистического сознания становится заместителем христианских
заповедей, и авторская формула «новой московской философии» может быть выражена следующим образом: путь от homo sapiens к homo gumanum лежит через литературу,
вобравшую в себя нравственный опыт человечества и передающую его от поколения к поколению через книги.
................................
Сюжет повести «Новая московская философия» разворачивается в 1988 году в коммунальной квартире из двенадцати комнат в Москве. Он построен вокруг смерти старушки Пумпянской, бывшей владелицы всего дома. Теперь Пумпянская занимает маленькую темную комнатушку. Кому достанется эта комнатушка, и решают герои — соседи по коммуналке. Решают они этот насущный жилищный вопрос «демократическим путем в условиях гласности», — так говорит графоман-доносчик.Стоит обратить внимание на то, что каждый человек уже не боится иметь свое мнение. Свою собственную «философию» имеет теперь всякий: от пятилетнего Петра, который, сидя на горшке, говорит, что песням его научила жизнь, до местных философов Белоцветова и Чинарикова, рассуждающих об извечных категориях добра и зла, о смысле жизни.Идеалист Белоцветов, вознамерившийся таблетками излечить человечество от подлости, считает, что «всякое зло отчасти трансцендентально, потому что человек вышел из природы, а в природе зла и в заводе нет». Его оппонент Чинариков утверждает, что в природе нет добра, что «добро бессмысленно с точки зрения личности». Но -споры доморощенных философов разбиваются об убеждение юного Митьки Началова, что «жизнь — это одно, а философия — это совсем другое».Новая московская философия рождается в сознании общества, у которого «с некоторых пор... и зло не как у людей, и добро не как у людей, превращенные они какие-то, пропущенные через семьдесят один год социалистического строительства». Добро и зло стали амбивалентны, вообще расплылись. И Митька Началов, который, вздумав подшутить, по сути дела убивает старушку Пумпянскую. Дело в том, что он выкрал у нее старую фотографию её покойного мужа. Затем, соорудив хитрую линзу, спроецировал изображение так, что старушка ночью в темном коридоре стала видеть «призрак» давно умершего супруга. Конечно, Митька мельче Родиона Раскольникова, который хотел доказать хотя бы, что он не «тварь дрожащая».Вячеслав Пьецух создает особую атмосферу повести, в которой парадоксальным образом, как это возможно в игре, соединяется реальность и условность, драматизм и смех. Автор то развенчивает роль литературы в обществе, всячески утрируя ее, то стремится возродить ее гуманистические ценности через очищение смехом.
Вывод всей повести автор передоверяет философствующему фармакологу Белоцветову: «... В процессе нравственного развития человечества литературе отведено даже в некотором роде генетическое значение, потому что литература — это духовный опыт человечества в сконцентрированном виде и, стало быть, она существеннейшая присадка к генетическому коду разумного существа, что помимо литературы человек не может сделаться человеком». Но это высокое и прекрасное значение литературы низводится до нуля предыдущим диалогом Белоцветова с Митькой, который не чита»Преступления и наказания».Автор иронически соединяет литературу с конкретной «органически литературной» реальностью. В повести петербургский вариант преступления оказывается серьезнее московского. Московская философия идет не от бонапартизма, а от душевной бедности.Художественные особенности повести складываются из иронической интонации, игры с классическими образами и мотивами, неожиданного ракурса восприятия человека и мира. Повесть разбита на главы по дням недели. «Пятница», «Суббота», «Воскресенье». Это наводит на мысль, что с малыми изменениями и другие пятница, суббота, воскресенье такие же. Содержание жизни исчерпывается какими-то постоянными, едва ли не ритуальными занятиями. Исчезновение старушки Пумпянской несколько поколебало эту застойную атмосферу, но не разрушило ее. Все будет повторяться.Повторяющуюся структуру имеет каждая глава. Вначале — авторское слово о роли литературы или соотношении се с жизнью. Затем — описание быта коммуналки, вслед за ним — философские споры Чинарикова и Белоцветова, которые как бы смыкаются на каком-то уровне со словом автора. Следующая глава открывает следующий день, и построена так же. Спиральная конструкция все больше нагнетает какое-то безумие, когда еще живого человека уже вычеркнули из жизни.
.............................
Природу прозы В. Пьецуха условно можно обозначить понятиями «новая волна», «другая проза», хотя сам писатель определяет свое творчество как «иронический реализм». В. Пьецух ставит своей целью не изображение реального мира и социального конфликта в нем, а передачу впечатлений, субъективное восприятие окружающего мира. Цель иронии В. Пьецуха — показать отсутствие серьезности и какого-либо особого смысла в онтологической парадигме, будь то человеческое бытие или мироздание вообще. В этой связи в его творчестве возникает и особый мировоззренческий дуализм: вера и ирония, разрушающая эту веру, сосуществуют в его творчестве неразрывно. Иронический дискурс в произведениях В. Пьецуха реализуется на разных уровнях. Так, большая часть его текстов обращена к драматизму российской истории и проблеме русского национального характера. Национальная история всегда была объектом его пристального внимания. При этом основное качество художественного метода В. Пьецуха — раскрытие парадоксальности как исторического действия или события, так и повседневного бытия человека. Парадоксален у него и образ России («Россия как девиантная страна»): возникая в его творческом сознании, он оказывается эстетически приниженным, что проявляется прежде всего в специфике принципа иронии и собственно в приеме пародии, используемых при описании российской истории.Предметом иронического осмеяния В. Пьецух делает в первую очередь такие события национальной истории, которые ранее были в каком-то смысле официально табуированы. Критики обвиняют В. Пьецуха в обращении к истории, а точнее, обращении с историей с чрезмерной вольностью, фамильярностью, ерничеством, а также в том, что он проповедует «кухонное», для домашнего употребления использование фактов, событий, персоналий.Следует отметить особый характер историзма в творческом мышлении писателя. Он придает истории иные парадигмальные очертания. Почему бы не начать все с чистого листа, рассуждает писатель, если у нас не героическая, а трагическая, нелепая история. Русский национальный характер как предмет исследования в творчестве В. Пьецуха тоже подвергается серьезным парадигмальным преобразованиям, если не сказать — деструкции. Русский человек, с его бесконечным пьянством, безалаберностью, немотивированным поведением и вместе с тем с его философски смиренным отношением к жизни, кротостью и терпеливостью, становится у В. Пьецуха объектом неиссякаемой иронии. Таким путем осуществляется некое разрушение традиционных представлений о русской национальной идее, народном сознании, национальном характере. .Ирония, направленная на русский национальный характер и историческую судьбу русских, имеет у В. Пьецуха парадоксальный характер. Писатель убежден в том, что миссия русского народа заключается лишь в том, чтобы изумлять Запад своим безрассудством и беспутством. Наиболее интересны в этом плане рассказы из книги «Государственное Дитя» («Мужчины вышли покурить», «Шкаф». «Студент прохладных вод», «Мужик, собака и Страшный суд»). Характерно, что историческое прошлое корреспондирует у В. Пьецуха с настоящим в координатах коммуналки («Заколдованная страна»), которая вообще имеет особое смысловое наполнение: это символ ложного объединения людей, псевдособорности и коммунистической идеи, иронически воспринимаемая писателем модель абсурдно реализовавшейся социаль-ной и религиозной мечты. Интеллигентские прекраснодушные мечтания и явь в образе алкоголика с топором — трансформация идеи амбивалентности понятия «иконы и топора». С одной стороны, бесконечное совершенствование духа, с другой — бунт, «бессмысленный и беспощадный».Своеобразие исторического мышления писателя заключается не просто в нигилизме, ерничестве. Важную роль в этих условиях играет создание исторического парадокса: не потому у нас такая гнусная действительность, что мы заплутали в историческом пошлом, — это гнусность настоящего, проецируясь на историю, искажает ее лик. Неудачная история есть, по В. Пьецуху, результат никчемности современности. Причины и следствия у него просто меняются местами. Или выражается совсем не парадоксальная мысль о том, что история творится в каждом мгновении настоящего.
Эстетический нигилизм у В. Пьецуха проявляется в отчетливо реминисцентном характере его прозы, что часто выражено в несколько ерническом отношении к классической литературе и ее концепциям. Например, литературный предшественник героя «Заколдованной страны» — Илья Ильич Обломов. Как и в романе И. А. Гончарова, в поэтике романа становится ключевым образ дивана. «Диван розовый в полоску» в квартире приятеля становится символом тщетности усилий изменить свою судьбу, знаком «русского человека на рандеву» и в целом благих намерений, которыми вымощена дорога в ад.Очень часто в своих произведениях В. Пьецух прибегает к ироническому контрасту: например, в рассказе «Человек в углу» виртуозной словесной игрой-импровизацией является стилизация письма Татьяны Лариной. При этом важно учитывать, кто и кому пишет: оба героя рассказа (ведунья Маевская и Валентин Эрастович Целиковский) — ничтожные человеческие существа, осмеянию подвергаются их нелепые чувства и поступки, а также то, как они сами о них говорят. Ср.:Вот пишу вам письмо... куда уж дальше, что уж тут скажешь, кроме того, что теперь вы меня можете презирать. Но если вам меня хоть капельку жалко, прочитайте, пожалуйста, до конца.Ответ героя также стилизован в духе онегинской отповеди Татьяне. Все это было бы смешно, если бы не было так горько. Смеясь над героями, нелепыми, не знающими себе меры, не обладающими никакой истиной ни о мире, ни о себе, и используя для осмеяния традиционные литературные штампы, писатель делает это тонко, иронично, сохраняя при этом и долю сострадания к ним. В этом проявляется нигилизм В. Пьецуха, но не по отношению к Пушкину или другим скрыто цитируемым русским классикам. Его ирония направлена на ту реальность, с которой он сталкивается и которая, собственно, подвигает на творчество.
