Льюис Коузер (1913 – 2003) – выдающийся американский социолог, один из лидеров направления, получившего известность как теория конфликта.
В то время как старшие поколения были озабочены прогрессивными изменениями социального порядка, Парсонс заинтересован в консервации существующих структур. Хотя он внес существенный вклад в теорию социального контроля и понимание ситуаций напряженности, присущих разным социальным системам, он оказался не в состоянии ввиду своей исходной ориентации развить теорию социального конфликта.
…Если обратиться к другим социологам, обнаруживается, что уклонение от использования понятия "конфликт" (определяемого как "социальная болезнь") и выдвижение понятий "равновесие" или "состояние сотрудничества" (определяемых как "социальное здоровье") представляет собой элемент программной ориентации Элтона Мэйо и его школы индустриальной социологии. Один из представителей этой школы Ф. Ретлисбергер следующим образом формулирует главную проблему: "Как поддержать такое гармоничное трудовое равновесие между различными социальными группами на предприятии, чтобы ни одна из групп не противопоставляла себя остальным?" Закоренелая неспособность Мэйо понять конфликты интересов прослеживается во всех его работах. Исследования Мэйо всегда велись с разрешения руководства предприятий и в сотрудничестве с ним. Целью их было способствовать разрешению проблем менеджмента. Для Мэйо менеджмент воплощает главные цели общества. Ясно, что с этих позиций он никогда не рассматривал возможность того, что в индустриальной системе могут существовать конфликтующие интересы, отличающиеся от различных установок или "логик".
Наш обзор идей некоторых ведущих социологов нынешнего поколения показал, что они уделяют социологическому анализу конфликта гораздо меньше внимания, нежели отцы американской социологии. Современные социологи далеки от идеи того, что конфликт, возможно, — это необходимый и позитивный элемент всех социальных отношений; они склонны видеть в нем лишь разрушительное явление. Преобладающая тенденция у всех мыслителей, взгляды которых мы вкратце рассмотрели, состоит в поиске "путей согласия" и взаимного приспособления путем редукции конфликта.
Лица (о социологах), принимающие решения в организациях, заинтересованы в сохранении и упрочении организационных структур, посредством которых они реализуют власть. Любой конфликт в рамках этих структур, представляется им дисфункциональным. Всеми интересами слитый с существующим порядком, руководитель склонен рассматривать любое отклонение как результат психологического сбоя и объяснять конфликтные ситуации как результат действия подобных психологических факторов. Поэтому он скорее будет озабочен снятием "напряженности" и устранением "стрессов" и "трений", чем изучением тех аспектов конфликтного поведения, которые могли бы указывать на необходимость изменения основ институционального порядка. Кроме того, руководители склонны заострять внимание на дисфункциональном значении конфликта для структуры в целом, нежели входить в рассмотрение положительных функций конфликта для конкретных групп внутри структуры.
Работа Зиммеля строится вокруг главного тезиса: "конфликт — это форма социализации". По сути, это означает, что ни одна группа не бывает полностью гармоничной, поскольку в таком случае она была бы лишена движения и структуры. Группам необходима как гармония, так и дисгармония, как ассоциация, так и диссоциация; и конфликты внутри групп ни в коем случае не являются исключительно разрушительными факторами. Образование группы — это результат процессов обоего вида. Убеждение в том, что один процесс разрушает то, что создает другой, а то, что остается в конце, представляет собой результат вычитания одного из другого, основано на заблуждении. Напротив, и "позитивный", и "негативный" факторы создают групповые связи. Конфликт, так же, как и сотрудничество, обладает социальными функциями. Определенный уровень конфликта отнюдь не обязательно дисфункционален, но является существенной составляющей как процесса становления группы, так и ее устойчивого существования.
Основания для конфликтов существуют при любом типе социальной структуры, поскольку индивиды и подгруппы повсюду склонны время от времени претендовать на недостающие им ресурсы, престиж или властные позиции. Но социальные структуры различаются по дозволенным способам выражения антагонистических требований. Некоторые относятся к конфликтам более терпимо, нежели другие.
… В гибких социальных структурах множество конфликтов пересекаются, предотвращая тем самым раскол по какой-нибудь одной оси. Причастность индивидов к нескольким группам заставляет их участвовать в разнообразных групповых конфликтах, не давая тем самым полностью вовлечься в какой-либо один из них. Таким образом, частичное участие во многих конфликтах создает механизм внутренней балансировки структуры.
В нестрого структурированных группах и открытых обществах конфликт, нацеленный на снятие напряжения между противниками, обычно выполняет функции стабилизации и интеграции системы отношений. Допуская прямое и неотложное выражение противоположных по смыслу требований, такие социальные системы способны реорганизовывать свои структуры, устраняя источники недовольства. Переживаемые ими многочисленные конфликты служат устранению причин разобщенности и восстановлению единства. Проявляя терпимость по отношению к конфликту и институционализируя его, они обеспечивают себя важным стабилизирующим механизмом.
Кроме того, внутригрупповой конфликт часто помогает актуализировать уже принятые нормы или способствует возникновению новых. В этом смысле социальный конфликт является механизмом приспособления норм к новым условиям. Гибкое общество выигрывает от конфликтных ситуаций, потому что подобное поведение, помогая создавать и изменять нормы, гарантирует его выживание в изменяющихся условиях. В жестких системах такой механизм отсутствует; подавляя конфликт, они глушат полезный сигнал тревоги, увеличивая опасность катастрофического раскола.
Внутренний конфликт может также служить средством выяснения относительной влиятельности антагонистических интересов внутри структуры; тем самым он создает механизм сохранения или постоянного регулирования баланса сил. Поскольку начало конфликта означает отказ от достигнутого равновесия, а сам конфликт позволяет соперничающим сторонам продемонстрировать свои силы, постольку открывается возможность достижения нового равновесия и развития отношений на новой основе. Следовательно, социальная структура, оставляющая место для конфликтов, располагает важными средствами, позволяющими избежать нарушения равновесия или восстановить его путем изменения соотношения сил.
Конфликты с одними группами толкают на создание объединений и коалиций с другими. Конфликты с участием этих объединений и коалиций способствуют установлению связей между их участниками, уменьшают социальную изоляцию, соединяют индивидов и группы, которые иначе оставались бы враждебными друг другу. Социальная структура, допускающая множественность конфликтов, содержит в себе механизм налаживания связей между изолированными или враждебными друг другу сторонами и вовлечения их в сферу публичной активности. Более того, подобная структура благоприятствует многообразию ассоциаций и коалиций, разнообразные цели которых пересекаются и, напомним, тем самым предотвращают концентрацию конфликтного потенциала в одном направлении.
Если группы и ассоциации возникли благодаря конфликтам с другими группами, то подобные конфликты и в дальнейшем могут служить сохранению границ между ними и окружающей социальной средой. Таким образом, социальный конфликт помогает структурировать социум, фиксируя позиции различных подгрупп внутри системы и помогая определить властные отношения между ними.
Но нет такого общества, в котором допускалось бы свободное выдвижение любого антагонистического требования. Общества располагают механизмами канализации недовольства и враждебности, не затрагивающих отношений, внутри которых возникает антагонизм. Подобные механизмы часто действуют посредством институтов, выполняющих функцию "защитных клапанов". Они поставляют замещающие объекты для выражения враждебных чувств и позволяют реализовать агрессивные тенденции безопасным для системы образом.
Институты, выполняющие функцию "защитных клапанов", служат сохранению как социальных систем, так и систем индивидуальной безопасности, но их одних недостаточно для выполнения этих функций. Они препятствуют коррекции отношений в изменяющихся условиях, а поэтому помогают лишь частично или временно. Существует гипотеза, что потребность в институтах, выполняющих функцию "защитных клапанов", возрастает по мере ужесточения социальной структуры, т. е. в той степени, в какой она запрещает прямое выражение антагонистических требований.
Институты, выполняющие функцию "защитных клапанов", приводят к смещению цели субъекта: он стремится не к разрешению неудовлетворительной ситуации, а лишь к снятию возникшего по этой причине напряжения. Там, где такие "защитные клапаны" подставляют замещающие объекты для выражения враждебных чувств, сам конфликт канализируется: он переносится с исходных неблагополучных отношений на те, в которых целью индивида является не достижение конкретных результатов, а только снятие напряжения.
Это дает нам критерий, отличающий реалистический от нереалистического конфликта.
… Анализ различных типов конфликта и социальных структур привел нас к заключению, что конфликт бывает дисфункционален для тех социальных структур, которые нетерпимы по отношению к конфликту, и в которых сам конфликт не институционализирован. Острота конфликта, грозящего "полным разрывом" и подрывающего основополагающие принципы социальной системы, напрямую связана с жесткостью ее структуры. Равновесию подобной структуры угрожает не конфликт как таковой, а сама эта жесткость, способствующая аккумуляции враждебных чувств и направляющая их вдоль одной оси, когда конфликт все-таки вырывается наружу.
Ральф Дарендорф (1929 - 2009) – выдающийся современный социолог. Родился в Германии. Работал в университетах Гамбурга, Тюбингена, Констанца.
Спустя четверть века после Парсонса функционализм представляет собой такую школу социологической мысли, которая подходит к решению каждой проблемы в аспекте равновесно бесперебойного функционирования обществ и их «подсистем», и поэтому проверяет каждый феномен на его вклад и поддержание равновесия в системе.
Без сомнения, существуют проблемы и феномены, для которых такой подход обещает содержательные результаты. Примером может служить упомянутая взаимосвязь социализации человека с воспитательными учреждениями. Однако же имеются и другие, упрямые социальные факты, сталкиваясь с каковыми функциональный анализ приводит к очевидным трудностям. К ним принадлежит феномен социального конфликта и все связанные с ним проблемы. Общества не являются сплошь гармоничными и равновесными структурами; в обществах постоянно проявляются конфликты между группами, несовместимыми ценностями и ожиданиями. Конфликт представляется универсальным социальным фактом и, вероятно, даже служит необходимым элементом всякой социальной жизни. При этом возникает вопрос: как справляется с таким фактом функциональная точка зрения?
…Первая по времени попытка применить функционалистскую картину общества к проблематике социальных конфликтов в то же время в объективном отношении является наименее удовлетворительной. Одним из ее крайних представителей был американский индустриальный социолог Элтон Мэйо…
Для Мэйо «нормальное» состояние общества есть состояние интеграции, кооперации, равновесного функционирования системы. Каждый индивид, группа и учреждение обладают своим местом и собственной задачей в системе целого; у них есть свои функции. И от Мэйо не ускользает тот факт, что общества функционируют не всегда бесперебойно: «К сожалению, для известных нам индустриальных обществ явно характерно то, что различные по своему воспитанию группы не имеют особой охоты к сотрудничеству с другими группами. Напротив того, их установка обычно предполагает равнодушие или вражду». Но ведь такая межгрупповая вражда якобы приводит к разрушительным последствиям и влечет общества к гибели.
Уже формулировка проблемы выдаст то, каким образом Мэйо хочет объяснить аспекты, разрушающие социальные структуры. По его мнению, межгрупповая борьба и конфликты не в состоянии вырастать из структуры общества, поскольку общество представляет собой полностью функциональное образование. Поэтому там, где мы встречаемся с конфликтами, они зависят от метасоциальных и притом от индивидуально-патологических причин. Социальные конфликты, считает Мэйо, суть не что иное, как проекции психологических расстройств (у тех, кто развязывает эти конфликты) на психологические отношения. Следовательно, ведя речь об индустриальных конфликтах, Мэйо говорит преимущественно о профсоюзных лидерах: «У этих людей нет друзей... Они не могли содержать себя... Они считали мир враждебным себе местом... В любом случае их личная биография была историей социальной исключительности — детство без нормальных и счастливых отношений с другими детьми в работе и игре...».
Значит, проблема преодоления социальных конфликтов, по сути, представляет собой проблему психотерапии вождей конфликтующих групп — или, как говорит Мэйо, проблем опосредствования «социальных навыков». Выходит, что если каждый индивид обладает социальными навыками мирного сотрудничества с другими, то функциональное общество превращается в функционирующее.
Забавно на основании соображений Мэйо проследить, как понятие «нормального» преобразуется в нормативное понятие. «Репрезентативное правление, — писал Майо, — не может действенным образом исходить из общества, раздробленного межгрупповой враждой и ненавистью». Разве не соответствует духу репрезентативного правления улавливать и канализировать всегда наличествующую межгрупповую вражду? Но для Мэйо нормальное состояние равновесного функционирования общества, сотрудничества между всеми его частями к вящей славе целого является и идеальным состоянием. Всё, что функционально следует считать помехами — например, конфликты — тотчас же политически и морально отклоняется в качестве неполноценного. Социологический принцип объяснения провозглашается как политическая догма: «Общество есть кооперативная система; цивилизованное же общество есть такое, в котором сотрудничество основывается на понимании и на воле к совместной работе, а не на насилии».
… Следовательно, конфликт представляет собой социологически произвольный феномен помехи в системе кооперации. Такова логика утопии, и такова же логика тоталитарного отношения к девиантам…
Следствия этого подхода демонстрируют неплодотворность радикального функционализма. Если у конфликтов нет функции из-за того, что они вообще не являются общественным феноменом, то у социолога остается возможность воспринимать их лишь в качестве проблем. Если же он все-таки займется их описанием, то он уже не сможет делать различие между криминальностью, психопатологией, рабочим движением и политической оппозицией; ведь вся совокупность этих феноменов считается вариантами симптомов принципиально одинаковых индивидуальных расстройств…
Во многих местах своего исследования Козер подчеркивает тревожное невнимание современной социологии к проблемам социального конфликта. Егo критика функционализма не лишена остроты. И все-таки цель его рассуждений заключается в том, чтобы связать функционализм с анализом социальных конфликтов, — и, хотя он считает такую цель достижимой, его критика Парсонса, Мертона и других по сути ограничивается утверждением, что эти авторы пренебрегали анализом конфликтов. Социальные конфликты — строит аргументацию Козер — могут быть разрушительными и тем самым дисфункциональны. Но они не всегда таковы, и в этом высказывании их воздействия не исчерпываются. Кроме того, всякий конфликт содержит и элементы, которые Козер характеризует как «позитивно функциональные», то есть конфликты — подобно ролям, ценностям и институциям — вносят некий вклад в функционирование социальных систем: «Конфликт может служить устранению разделяющих элементов в их взаимосвязи и восстановлению единства. Поскольку конфликт обозначает снятие напряжения между противниками, он обладает стабилизирующими функциями и становится одним из интегративиых компонентов отношений... Взаимозависимость между враждебными группами и все разнообразие конфликтов, которые, устраняя друг друга, служат сшиванию социальной системы, препятствуют дезинтеграции...» Следовательно, функциональный подход не только в состоянии удовлетворительно объяснить конфликты, но и упрямый факт социальных конфликтов в их интегративном значении можно постичь только посредством функционального анализа.
Итак, верно, что социальный конфликт предполагает и даже создает некую общность между враждующими сторонами. Так, не существует конфликта между немецкими домохозяйками и перуанскими шахматистами, поскольку между этими двумя группами вообще отсутствуют социальные отношении. С другой стороны, конфликт между рабочими и предпринимателями становится отправной точкой для разработки определенных правил игры, связывающих стороны между собой.
Согласно моему тезису, постоянная задача, смысл и следствие социальных конфликтов заключаются в том, чтобы поддерживать изменения в обществах и способствовать этим изменениям. Если угодно, изменения можно было бы назвать «функцией» социальных конфликтов. И все же понятие функции применено здесь в нейтральном смысле, то есть без всякой соотнесенности с «системой», представляемой как равновесная. Последствия социальных конфликтов невозможно понять с точки зрения социальной системы; скорее, конфликты в своем влиянии и значении становятся понятными лишь тогда, когда они соотносятся с историческим процессом в обществах. В качестве одного из факторов вездесущего процесса социальных изменений конфликты в высшей степени необходимы. Там, где они отсутствуют, подавлены или же мнимо разрешены, изменения замедляются и сдерживаются. Там, где конфликты признаны и управляемы, процесс изменения сохраняется как постепенное развитие. Но в любом случае в социальных конфликтах заключается выдающаяся творческая сила обществ. И как раз оттого, что конфликты выходят за рамки наличных ситуаций, они служат жизненным элементом общества — подобно тому, как конфликт вообще является элементом всякой жизни.
… Отношении между конфликтом и изменением, по существу, очевидны. Так что же следует из противоречия между правительством и оппозицией? Ради простого сохранения наличной системы хватило бы одной группы. Если бы оппозиция была всего лишь патологическим элементом и фактором нестабильности, она оказалась бы излишней. Очевидный смысл противоположности между правительством и оппозицией состоит в том, чтобы поддерживать жизнь в политическом процессе, разведывать новые пути в противоречиях и дискуссиях и тем самым сохранять творческий характер человеческих обществ. То же касается конфликтов в экономической сфере, в юриспруденции и во всех остальных организациях и институциях. Итак, смысл и последствия социальных конфликтов заключаются в том, чтобы поддерживать исторические изменения и способствовать развитию общества.
Конфликты не являются причинами социальных изменений; вопрос о причинах изменений отпадает вообще, если мы совершаем Галилеев переворот, делая движение нашим первым постулатом. Однако же конфликты — это некоторые из факторов, определяющих формы и размеры изменений; поэтому их надо понимать в контексте строго исторической модели общества. В основе структурно-функциональной теории лежит аналогия между организмом и обществом. С точки зрения структурно-функциональной теории конфликты и изменения суть патологические отклонения от нормы равновесной системы; для представленной же здесь теории, напротив того, стабильность и застой характеризуют общественную патологию. В функционализме проблемы конфликта всегда остаются трудно интерпретируемыми маргинальными явлениями общественной жизни, но в свете опробованного здесь теоретического подхода они попадают в центр всякого анализа.
Если же мы будем понимать структурно-функциональную модель общества как нормативную, то есть спросим, как жилось бы в функциональной социальной системе, то в этой модели сразу же обнаруживается ее наихудшая сторона. Равновесная функциональная система как идеальное представление — ужасная мысль. Это будет общество, где каждый и всё имеет закрепленное за собой место, играет собственную роль, выполняет собственную функцию; общество, где все идет как по маслу, и поэтому ничто и никогда не нуждается в изменении: раз и навсегда правильно упорядоченное общество. Поскольку структурно-функциональное общество таково, оно совершенно не нуждается в конфликтах; с другой же стороны, поскольку ему неведомы конфликты, оно напоминает ужасную картину совершенного общества. Пусть такая модель сходит за продукт утопических фантазий, в качестве программы или идеологии реальных отношений она может иметь лишь нетерпимые последствия. Если утопия реализуется, то она всегда будет тоталитарной; ибо лить тоталитарное общество знает де-факто, во всяком случае, мнимо знает, — то всеобщее согласие и единство, ту серую одинаковость равного, которая характеризует совершенное общество. Кто хочет достигнуть общества без конфликтов, тому придется добиваться этого посредством террора и полицейского насилия, ибо сама мысль о бесконфликтном обществе есть акт насилия по отношению к человеческой природе.
То, что дела обстоят таким образом, имеет причину, которую хотелось бы обозначить как теоретико-познавательную. Совершенное человеческое общество предполагает возможность, что как минимум один человек в состоянии познать совершенное во всей его полноте. Но ведь существует убедительная философская гипотеза, что конституционально мы живем в мире неопределенности, то есть что ни один человек не в состоянии дать на все вопросы раз и навсегда правильные ответы. Что бы мы ни могли высказать — о мире, о человеческом обществе, об острых проблемах внешней и внутренней политики — снабжено критической оговоркой «насколько мы в состоянии познать». Нам всегда недостает информации, чтобы что-либо знать с уверенностью; нам всегда не хватает познавательной мощи, чтобы постигать суть вещей обязывающим образом. Мир даже может быть совершенным и нести в себе возможность определенности. Люди же по своей природе слишком несовершенны для обретения такой определенности.
…Если справедливо, что наше существование в этом мире характеризуется неопределенностью; если, следовательно, человек в качестве общественного существа всегда представляет собой существо историческое, то конфликт знаменует надежду на достойное и рациональное освоение жизни. И тогда конфликты предстают как силы, которые формируют человеческий смысл истории: общества остаются человечными обществами в той мере, в какой они объединяют в себе несовместимое и поддерживают жизненность противоречий.
