На фоне самобытных латиноамериканских художников слова на рубеже столетий Гарсиа Маркес бесспорно центральная фигура международного значения. Нобелевский лауреат, он гот писатель, без которого уже трудно представить литературу на исходе столетия. Представитель «малой», колумбийской, литературы становится феноменом мирового масштаба. А среди многих сочинений, им написанных, роман «Сто лет одиночества» — его главная книга в ряду великих образцов литературы минувшего столетия.
Если определить чисто тематический аспект произведения, то Гарсиа Маркес писал историю своей малой родины и одного рода ее обитателей. А поэтому но внешним признакам его роман — разновидность семейной хроники. Но масштаб и философское наполнение его книги дает основание вернее его характеризовать как роман-миф, роман-сагу, роман-эноиею. Перед нами судьбы шести поколений Буэндия в пору становления, расцвета, упадка и гибели. Подобный сюжет получил, как мы убеждались, всестороннее преломление в европейской литературе. Одновременно у Маркеса воссоздавалась история городка Макондо за обширный, более чем вековой хронологический отрезок — с 1840-х до 1930-х гг. И за всем этим узнавались реальные приметы, обстоятельства истории Колумбии.
Но главное то, что это был совершенно необычный роман, стиль которого обладал некоей завораживающей притягательностью. События, лица, ситуации, удивительной плотностью насыщающие текст романа, предстают в двух планах, в двух измерениях. С одной стороны, перед нами реалистическая конкретность, образы зримые, рассказ детальный, оживленный богатой игрой воображения. С другой стороны, символика, философский подтекст. А это придавало роману универсальность, «всеохватность». Сам романист так комментировал феномен своего романа: «Все происходящее с книгой “Сто лет одиночества” объясняется тем, что она похожа на жизнь людей во всем мире и что форма повествования здесь — текучая и до некоторой степени даже поверхностная — позволила ей стать более популярной, чем другие мои книги».
Место действия — городок Макондо, имеющий свою историю, традиции, население, географию и топографию. Здесь Гарсиа Маркес применяет фолкнеровский принцип: создает нечто подобное Иокненатофе, которая, рожденная воображением автора «Шума и ярости», стала моделью американского Юга. У Маркеса Макондо разрастается до символа всей Колумбии с ее историко-культурной спецификой, более того, всей Латинской Америки, человечества в целом.
В стиле Гарсиа Маркеса — и в этом его оригинальность и притягательность — реальность и конкретика пропитаны мифическим, фантастическим элементом. И эта притягательная черта «магического реализма», столь ярко воплотившаяся у Маркеса, была во многом обусловлена самой жизненной основой его прозы, самими латиноамериканскими реалиями. А в них — драматизм и контрасты, характерные для жизни континента с его контрастами богатства и бедности, социальными катаклизмами, возникновением жестоких диктатур, политической борьбой и интригами, героикой, предательством. Все эти реалии присутствуют у Маркеса.
Опираясь на мировой художественный опыт, он одновременно дает почувствовать читателю латиноамериканский колорит, конфликты, традиции, менталитет.
Виднейший перуанский прозаик Марко Варгас Льоса свидетельствует о «чудесном богатстве» своего друга: «Ничто не пропущено, ничто не утрачено. В пейзажах Макондо, этой деревни, зажатой между обрывистой горной цепыо и трясиной, представлена латиноамериканская природа с ее вечными снегами, с ее Кордильерами, ее желтыми пустынями, ее дождем и ее землетрясениями. Смрад банановых плантаций отравляет воздух и привлекает в эти места сначала авантюристов и беззастенчивых дельцов, потом алчных эмиссаров “банановой империи”».
Симпатии романиста на стороне бедняков, жертв насилия и нищеты. Он убежден, что «всякая хорошая литература неизбежно прогрессивна помимо намерений автора». Писатель не обязан быть политическим деятелем. Но «великий политический долг писателя» — помогать читателю лучше понять окружающую его реальность. Эта мысль, в разном словесном выражении, на страницах данной книги высказана многим писателям.
В романе прописано множество самобытных неординарных персонажей. Одна из центральных фигур — в сущности, каркас сюжета — Урсула Буэн- диа, прожившая больше полутора сотни лет. Она родоначальница династии, шести поколений, детей, внуков, правнуков и их потомков, в судьбах которых — цикличная повторяемость и известное сходство жизненных перипетий. С трагической неизбежностью они уходили из родного дома в поисках иных просторов и перспектив, обреченные на непонимание. И главное — на неизбежное одиночество. А оно, как утверждается в романе, остается неодолимым душевным, психологическим состоянием героев.
Последние нередко романтически преображены, даны в необычном, фантастическом ракурсе. Таинственный цыган Мелхиседек записывает на санскрите будущую историю Макондо и всего клана Буэндия. Сам полковник участвует в 32 войнах, у него 17 детей от 17 разных женщин. Один из членов рода появляется на свет со свиным хвостом. Ремедиа Прекрасная, красотка, парит в воздухе на простынях. Многие члены клана отличаются и чрезмерным чревоугодием, и ненасытностью в плотских удовольствиях. В повествовании словно взрываются зыбкие границы, отделяющие реальное от нереального, возможное от придуманного. Романист дает понять: чрезмерность и даже излишества — норма повседневного бытия, а чудеса и диковины так же осязаемы, как «война и голод». Невероятное обретает жизненность, когда в пору эпидемии бессонницы и беспамятства обитатели Макондо пишут на всех предметах их названия, а на центральной улице вывешивают плакат «Бог есть»: цыгане же после смерти возвращаются к жизни, потому что «не могут вынести одиночества».
Вот почему среди литературных предтеч Гарсиа Маркеса называют помимо таких современных художников, как Фолкнер и Хемингуэй, также и Рабле с его карнавальной стихией и тяготением к гротеску. Но есть еще один источник вдохновения для колумбийского романиста, казалось бы, столь далекий от современности. Это испаноязычный рыцарский роман и один из его самых знаменитых героев — бесстрашный воитель Амадис Гальский с его героикой и жаждой приключений, тот самый любимец сервантесовского Дон Кихота. А эти качества в чем-то присущи и полковнику Аурелио Буэпдию, который назван уже в первой фразе романа.
Рассуждая о творческом процессе, Гарсиа Маркес не устает говорить об искренности и внутреннем убеждении, о том, что язык должен предельно соответствовать духу романа, к которому очень точно приложим эпитет «чудесный». Сходство же с рыцарским романом коренится не в типологическом сходстве, а в том, что фантазия Маркеса, в конце концов, «уходит корнями в реальность Латинской Америки, но пытается и в преобразованном виде отражать ее точно и беспощадно» (М. В. Льоса).
Все это ставит книгу колумбийского писателя, безусловно, новаторскую и поистине эпическую, в ряд с высшими достижениями романного жанра в XX в., достигнутыми Джойсом, Прустом, Томасом Манном, Фолкнером и другими корифеями.
