В самом заглавии романа «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (1969) заложена парадоксальная несовместимость понятий: «бойня номер пять» имеет буквальный смысл – это скотобойня, и Воннегут настойчиво подчеркивает это значение на протяжении всего повествования; но уже на уровне заглавия пронумерованная «бойня» не воспринимается буквально, перечеркивает библейский смысл «крестового похода» и тем предопределяет трагический исход «детей».
Две основные темы романа – библейская и детская. Вся военная часть романа – лишь фон, информация к размышлению не только и не столько о войне, сколько о человеке и человечестве в глобальном масштабе его пространства и времени его существования. Тема войны связывается с детской темой, которая в свою очередь трансформируется в миф о Крестовом походе детей.
Ассоциация «крестового похода» ХIII века с исходом мировой войны ХХ века становится все более явственной и трагифарсовой, поскольку и в ХХ веке счастливое спасение детей человеческих все еще происходит по тому же принципу («по какому-то недоразумению»): спасение части детей осуществляют военнопленные англичане, оказавшиеся в «счастливом» плену по тому же «недоразумению», а над несчастливыми, опустившимися на грань расчеловечения американскими пленными сияет ореол утопически щедрого английского общества. А.Зверев пишет: «Подзаголовок книги – «Крестовый поход детей» – точно обозначил ее иносказательный смысл. Кроун, и Билли, и сам автор были детьми, вовлеченными в военный поход для того, чтобы быть принесенными в жертву еще одному «гранфаллону», и только им, детям, с их еще не притупившейся способностью называть вещи своими именами, не зная ухищрений, на которых построены любые «гранфаллоны», дано почувствовать реальный кошмар «крестового похода». Или ощутить ледяной отблеск воцарившейся на Тральфамадоре гармонии, когда «все должны делать именно то, что они делают», и «нет ни начала, ни конца, ни напряженности сюжета, ни морали, ни причин, ни следствий». Дети из ХIII века тоже оказываются на своей бойне.
В сложном наложении мифов на реальность романа формируется мысль Воннегута о трагической подоплеке христианской религии. На гнусную похвальбу Вири (спутника Билли по дорогам отступления) кровавой коллекцией его отца Билли «чувствовал смутное искушение – сказать, что и ему было кое-что известно про кровь и все такое. В конце концов Билли не зря с самого детства изо дня в день утром и вечером смотрел на жуткие муки и страшные пытки. В Илиуме, в его детской комнатке, висело ужасающее распятие. Военный хирург одобрил бы клиническую точность, с которой художник изобразил все раны Христа – рану от копья, рану от тернового венца, рваные раны от железных гвоздей. В детской у Билли Христос умирал в страшных муках. Его было ужасно жалко. Такие дела». Но такое сострадательное отношение Билли к умирающему Христу ничего в запутанном мире объяснить не может. И Воннегут прибегает к демифологизации образа Иисуса Христа. Воннегут пытается создать собственную этическую систему, основанную на разуме и научном познании мира. Поэтому, включая в свою систему все, даже малейшие проявления человечности, он беспощаден к христианскому учению. Билли сочувственно слушает разговор о книге, в которой пришелец из космоса исследует вопрос, «почему христиане легко становятся жестокими»… Высмеивая христианские иллюзии, писатель ненавидит и буржуазную, механизированную – тральфамадорскую – цивилизацию, уготовившую человеку место «насекомого, застывшего в янтаре. Именно к цивилизации Воннегут обращает тот же вопрос, что и пришелец из космоса к христианству, почему цивилизация, рожденная в христианском мире, легко становится жестокой к людям? А война – это и есть цивилизация в ее крайней форме.
Воннегут начинает перебирать возможные варианты идеологического осмысления войны. Он играет с различными стереотипами западной культуры, обнажая их произвольность, искусственность и, разумеется, фиктивность, в чем и проявляется социальная сторона поставленных проблем романа. Прибегая к доводам разума, оправдывая и объясняя историю, европейская культура провоцирует очередную бойню, которую она в свою очередь также оправдывает. По мнению автора, таково свойство разума, идей, концепций — обслуживать (оправдывать) наши желания.
Ужасно условной, неадекватной реальности, пошлой и, главное, сентиментальной выглядит в романе риторика американского полковника. Перед смертью он обращается к солдатам, не имеющим к нему отношения, с прочувствованной речью, называет их «своими ребятами» и сообщает им, что их полк покрыл себя славой. Подлинная сила духа для Воннегута состоит в том, чтобы принять невыносимую истину: война абсолютно бессмысленна. Участие в ней, смерть, подвиг не имеют ровным счетом никакой ценности.
Принцип героизации войны (в более широком плане — приписывание абсурдной действительности смысла) не столь уж безобиден. Такого рода искусство (а все европейское искусство именно такого рода) опасно. Эстетизировать, героизировать абсурд, с точки зрения Воннегута, бесчеловечно.
Важнейшим лейтмотивом романа становятся конфеты «Три мушкетера». О «трех мушкетерах», как мы помним, сочиняет свой рассказ и Роланд Вири. Другим повторяющимся символом становятся в «Бойне» часы. Значение этого лейтмотива станет очевидным лишь в том случае, если мы обратимся к воннегутовской концепции времени, которая во многом объясняет его поэтику.
Рациональное, линейное время, подчиненное механическому тиканью часов и умещенное среди черточек на циферблате, разделяет изменение действительности на равные и последовательные отрезки. Оно делает мир и людей одинаковыми. В романе даже появляются люди с лицами, похожими на циферблаты. Эта концепция осуществляется в «Бойне» и на уровне сюжета, основная линия которого связана с путешествием Билли Пилигрима во времени. Наконец, воннегутовская концепция времени воплощается в самом построении романа. Эпизоды вырваны из временной линейной последовательности. Время остановилось. Горизонтальное измерение сменилось вертикальным. В романе нет настоящего, прошлого и будущего. Все отрезки жизни существуют в пространстве романа единовременно. Статус вечного настоящего, значительного и при этом сиюминутного приобретает не только изображаемое в романе, но и его форма. Автор фокусирует взгляд читателя не на самих вещах, а на способах осмысления этих вещей. Тем самым Воннегут взламывает, препарирует стереотипы видения мира. Воннегут играет с различными стереотипами восприятия мира и способами их выражения. При этом те методы и то видение мира, которое он вроде бы предлагает в качестве альтернативы, сами тотчас же становятся объектом его иронии. Например, философия тральфамадорцев, которую принимает и пропагандирует среди землян Билли Пилигрим, на первый взгляд является альтернативой христианству.
