Современные теории международных экономических отношений
Международная политическая экономия. Международные экономические отношения в основном исследуются в рамках категории международной политической экономии, одной из дисциплин которой считается "международная экономика". Исследование предмета осуществляется в основном в следующих направлениях:
1) с позиций выявления базы международных экономических механизмов и формулирования адекватных политических рекомендаций. В качестве примера здесь можно привести проанализированный нами в предыдущих работах документ "Вашингтонский консенсус"[1];
2) происходит интенсивный процесс интеграции методов экономики и политических наук, формирование интегрального подхода в исследовании международных экономических отношений;
3) идет выработка институциональных форм и инструментов международной политической экономии в рамках международных политических отношений как единой пауки, в том числе с целью преодоления разделения между политическим и экономическим подходами. Это процесс, как оказалось, достаточно сложный и, возможно, не самый продуктивный.
Таким образом, общее развитие теории международных экономических отношений идет в направлении преодоления ограниченности монодисциплинарного подхода, что ведет к усложнению экономической проблематики; одновременно теории ставится задача дать ответ на политические требования мирового хозяйственного развития.
В рамках международной политической экономии, тем не менее, развиваются весьма противоречивые тенденции. Так, некоторые исследователи полагают, что новая школа международной политической экономии характеризуется, во-первых, дивергенцией экономических и политических факторов с преобладанием политического элемента, но никак не их интеграцией; во-вторых, сильнейшим креном в сторону неореализма и, в-третьих, возрождением "властного фетишизма".
Теория "коллективного действия" М. Олсона. Одним из направлений неореализма является теория "коллективного действия" профессора М. Олсона, которая базируется на базе концептуальных подходов теории "общих благ" и понятия "лидерства". Теория "общих благ" была разработана известным историком и экономистом Киндлбергером. По Олсону, на базе теории "общих благ" доминирующая в международных отношениях держава в состоянии распределять "коллективные блага" в международной системе, ограничивая присущую ей анархичность и обеспечивая "гегемонистскую стабильность". По мнению Киндлбергера, "для того чтобы мировая экономика стала стабильной, должен иметься стабилизатор – единственный стабилизатор". В отсутствии такого международного "стабилизатора" сторонники теории гегемонистской стабильности усматривают причины и Великой депрессии 1929–1933 гг., и Второй мировой войны. С укреплением США они стали рассматривать именно Америку в качестве "стабилизатора", о необходимости которого в системе международных отношений настойчиво говорил Киндлбергер. Следовательно, во имя "общего блага" для всего человечества мировое сообщество должно обеспечить безоблачное развитие прежде всего Соединенных Штатов Америки – таков косвенный вывод, к которому подводит эта доктрина.
Теория международных режимов получила развитие в рамках неолиберальной тенденции. Концептуальные и содержательные положения этой теории смыкаются с неолиберальными идеями. Это отмечалось Р. Кохэном и Дж. Наем, которые в совместной работе пишут об этом направлении как о "совокупности явных и неявных принципов, норм, правил и процедур решения, вокруг которых сходятся ожидания авторов... Международные режимы, в конечном счете, очерчивают своего рода сферу действия “гегемонической державы” (или союза держав), которая содействует распределению “коллективных благ”".
Как видим, различия между рассмотренными двумя теоретическими подходами невелики: для сторонников теории "гегемонистской стабильности" поддержание "режимов" – это императивное условие, обеспечивающее статус доминирующей державы (ее гегемонии); в теориях международных режимов – это условие не является таким категорическим. С точки зрения Кохэна, главное в последней теории заключается в том, что она обогащает концепцию "рационального выбора", позволяя создавать различные формы межгосударственной кооперации, которые будут способствовать преодолению "близорукого интереса государств".
Обе разновидности теории достаточно близки, поскольку либо покоятся на общей базе неолиберализма, либо смыкаются с ним. Поэтому некоторые из основоположников международной политической экономии, в том числе С. Стрэндж и Р. Гилпин, предпринимали усилия по "снятию" противоречий между ними, в том числе используя целый ряд неомарксистских концепций. Последние, как отмечает другой известный исследователь этой проблемы Ж. Кусси, "заметны во многих работах по международной политэкономии".
В этих целях указанные авторы сформулировали общие проблемы, которые были призваны объединить критический поиск в рамках всех упомянутых теорий. В частности, они сформулировали три группы вопросов:
1) общий вопрос о генезисе глобальной рыночной экономики: подчиняется ли рынок своей собственной логике развития или он зависит от воздействия государства, его регулирующий действий?
2) вопрос о взаимном влиянии экономических и политических факторов: в частности, в какой мере экономическая нестабильность отражается на политических процессах стран? Как соотносятся стремление государств сохранить свои суверенитеты и глобализация способов экономического регулирования?
3) вопрос о "вхождении" государств в глобализирующееся пространство: какими средствами располагает государство для контролирования рынка и какие возможности есть у рынка (рыночных сил), в том числе для преодоления государственных ограничений?
Общий вывод Гилпина заключается в том, что "лучшую надежду миру на экономическую стабильность дает меркантилизм в мягкой форме". Это позиция неореализма.
Государство и рынок в теории МЭО. Основной вопрос международной политической экономии, или МЭО, – это вопрос о соотношении государства и рынка. Большинство специалистов области МЭО, в том числе С. Стрэндж, рассматривают данный вопрос через структурный анализ государственной власти. В частности, С. Стрэндж называет четыре структуры, с которым взаимодействует власть: производства, безопасности, знаний и финансов.
Международная система, по ее мнению, это непрерывная арена борьбы, столкновений, переговоров и компромиссов различных типов власти, которые стремятся навязать свои видения разрешения противоречий этим четырем структурам. В настоящее время в описанной борьбе наблюдается превосходство безличных рыночных сил, которое является следствием, во-первых, технологической революции, во-вторых, результатом удорожания стоимости капитала и растущей потребности предприятий в финансировании их деятельности. Это, в свою очередь, ведет к переходу власти от государств к ТНК и банкам. Производственная деятельность во всех секторах экономики осуществляется помимо государства, фирмы конфисковали у государства функции социального управления, обеспечения занятости, условий труда и его оплаты. Все это стало регулироваться уже не законами (хотя они и сохраняют формальную силу), а внутренними регламентами самих фирм. Они играют растущую роль в налоговой области, поставив фискальные органы государства на обслуживание своих интересов. Крупные корпорации подрывают роль государства в политике, безопасности, экономике, коммуникациях и покушаются даже на абсолютную монополию государства на насилие (обзаводятся полицейскими формированиями, сыскными службами, частными тюрьмами). Тем не менее, осуществив этот блестящий анализ того, как происходит "сокращение" государства, "вымывание" его функций, С. Стрэндж приходит к общему выводу о том, что все это вовсе не означает вероятность "исчезновения" государства или его переход иод полный контроль ТНК. История показывает, что соотношение между институционально-политической и экономической властью – фактор переменный, изменчивый. До мирового экономического кризиса ситуация складывалась не в пользу государства, что и явилось одной из главных причин глобального кризиса. По как будут складываться отношения в будущем – покажет глобализация.
Более важным, на взгляд С. Стрэндж, является рост асимметрии между государствами с точки зрения их способности управлять своими обществами и экономиками. По ее мнению, только США обладают всеми видами структурной власти, позволяющей эффективно регулировать все общественные процессы в государстве. Поэтому вывод об утрате гегемонии США является, по Стрэндж, безосновательным, имеющим иллюзорный характер. Оценивая основные идеи Стрэндж, цитировавшийся ранее Грац отмечает, что "экономический структурализм С. Стрэндж стал не только попыткой теоретического синкретизма, т.е. преодоления крайностей и соединения преимуществ, конкурирующих с международной политической экономией позиций". По сути, данное толкование – это апология процессов глобализации и носителей этих процессов – ТНК, что составляет стержень современного экономического неолиберализма в духе Вашингтонского консенсуса. "Парадоксальным образом этот анализ Стрэндж, – пишет Кусси, – совпадает в ряде своих положений с “неолиберальной контрреволюцией”, основанной на неоклассических подходах", – справедливо указывает аналитик.
Концепции глобализации ТНК: государство и национальный суверенитет. Ключевой категорией экономического структурализма выступает глобализация, которая рассматривается и как естественный процесс развития факторов производства, и как следствие стратегии крупных корпораций. "Новая политэкономия" еще больше усиливает эти положения, объясняя "некорректность" даже самой постановки вопроса о регулировании процессов глобализации, поскольку они являются объективным законами развития в условиях современной технологической революции. В равной степени "нерациональными" представляются и попытки оказать государственное воздействие на рынки, которые подчиняются исключительно экономическим законам, в то время как любое вмешательство может привести их к "расстройству". Поэтому вся система рассуждений сторонников "новой политической экономии" международных отношений приводит к выводу о необходимости "деполитизации" современных экономических процессов. Представители этой школы, в том числе А. Крюгер, Р. Палан, Д. Коллайдер и др., пытаются обосновать идею, что государственное регулирование национальной экономики – это процесс иррациональный в своей основе, его должно заменить саморегулирование (т.е. рынок). В результате произойдет деполитизация международных экономических отношений, ослабнет база межгосударственных конфликтов, а роль государства сосредоточится вокруг чисто представительских функций. Неконструктивный характер этих суждений опять-таки показал мировой кризис, когда исключительно государство и вмешательство общества смогли его преодолеть, в то время как ТНК, включая самые крупные из них, показали свое бессилие и растерянность.
Однако глобальная либерализация, по мнению сторонников этой теории, должна быть распространена на универсальной основе, а если понадобится – то и с использованием силы, т.е. возможности государства в данном случае не исключаются. Странное дело – по их мнению, государство должно использовать свои властные полномочия для того, чтобы обеспечить свое собственное уничтожение. Но такой парадокс неолибералов нс смущает. Использование силы – это крайний случай, хотя и характерный, чаще сторонники этой все еще влиятельной ныне доктрины рассматривают возможности международных организаций (ВТО, МВФ, ВБ и др.) для откровенного навязывания концепций неолиберализма и международного монетаризма тем странам, которые проявляют определенную осторожность в выборе экономической политики. Заметим, что неолиберализм к 2008 г., когда разразился глобальный кризис, покорил почти весь экономический мир.
В целом следует отметить, что различного рода радикальнолиберальные и либертарианские доктрины, представленные в международной политической экономии, характеризуются ярко выраженными догматическими постулатами, затрудняющими теоретические компромиссы, попытками "вытеснить" собственно экономический элемент из между народных экономических отношений, заменяя их провозглашением такой свободы рыночных сил, какой не существовало даже во времена королевы Виктории, в период наивысшего расцвета либерализма и фритредерства, когда существовал минимум государственного регулирования во внутренних и международных экономических процессах.
Несмотря на явную ущербность с точки зрения научной убедительности и постоянные "срывы" экономической политики, основанной на неолиберальных концепциях, эта школа с поразительной настойчивостью распространялась по всему миру. Несомненно, это объясняется тем, что данная доктрина наиболее полно соответствует стратегическим интересам ТНК и ТНБ – уникальному но своей объединенной мощи глобальному лоббисту, превосходящему возможности любого государства, если не большинства из них, вместе взятых. Если учесть к тому же, что ТНК и ТНБ находятся в теснейших связях с правительствами ведущих стран мира, то становится ясно, что не случайно в мировой экономике непрерывно усиливается их мощь, влияние на политику, социальные отношения, положение трудящихся масс. Тем парадоксальнее тот факт, что ни одно правительство (даже из PC) не решается конфликтовать с ними, как это происходило в 1960–1970-х гг. Свою роль здесь сыграло и падение конкурентной мировой экономической системы (социализма), когда у стран была определенная возможность выбора, не обязательно связанная со впадением в "коммунистическую кабалу", как легковесно утверждают некоторые пропагандисты. Но главная причина в ином – все страны становятся все в большей мере взаимосвязанными и взаимозависимыми; в этих связях слабые страны становятся в наибольшей степени уязвимыми и их возможности влиять на собственную экономическую политику все в большей степени подтачиваются неумолимым ходом общественно-экономического развития в условиях зависимой "парадигмы".
