1)Как звали бурсаков в первом очерке?
Семенов был мальчик хорошенький, лет шестнадцати. Сын городского священника, он держит себя прилично, одет чистенько; сразу видно, что училище не успело стереть с него окончательно следов домашней жизни. Семенов чувствует, что он городской, а на городских товарищество смотрело презрительно, называло бабами.
Гороблагодатский был второй силач в классе, а Тавля - четвертый. (ужасный момент с щипками)
Тавля, с качестве второкурсного авдитора, притом в качестве силача, был нестерпимый взяточник, драл с подчиненных деньгами, булкой, порциями говядины, бумагой, книгами. Ко всему этому Тавля был ростовщик.
Гороблагодатский был сильная, но дикая натура. Второкурсие отразилось на нем совершенно иначе, нежели на Тавле. Он был положительным доказательством, что начальство ошиблось в расчете, вводя деспотизм ученика над учеником и через то желая внести в товарищество ябеду и донос.
Наконец Семенов пробрался до стены. Здесь Омега и Шестиухая Чабря играли в плевки. Оба старались как можно выше плюнуть на стену. Игра шла на смазь. Шестиухая Чабря плюнул выше.
Это был голос Элпахи, который обыкновенно торговал пряниками и леденцами, от чего получал немалую выгоду, потому что покупал фунтами, а продавал по мелочи.
- Давай играть в костяшки, - сказал ему Хорь.
Семенов сам удивился, что с ним заговорил товарищ. Он недоверчиво смотрел на Хоря.
Хорь был один из таких промышленников. У Хоря ничего не было своего - все казенное, и если бы не казна, вы увидели бы в лице его возможность на Руси совершенно голого человека. У него почти никогда не водилось денег. Узнав, что у товарища есть булка или какое-нибудь лакомство, он приставал к нему как с ножом к горлу, канючил и выпрашивал до тех пор, пока не удовлетворят его желание
Вместо ответа Комедо стал уплетать белый хлеб, который так редко едят бурсаки. (спор на то, сколько он съест)
Тавлю ненавидели и другие силачи - Лашезин и Бенелявдов; его все ненавидели и презирали. Тавля, с качестве второкурсного авдитора, притом в качестве силача
2)Копия или репродукция картины Гольбейна висела у Рогожина?
Картина Ганса Гольбейна "Мёртвый Христос".
"Над дверью в следующую комнату висела одна картина, довольно странная по своей форме, около двух с половиной аршин в длину и никак не более шести вершков в высоту. Она изображала спасителя, только что снятого со креста... " "- Да это.. . это копия с Ганса Гольбейна, - сказал князь, успев разглядеть картину, - и хоть я знаток небольшой, но, кажется, отличная копия. Я эту картину за границей видел и забыть не могу... "
3)Какую книжку читал Коленька Красоткин и что ему ответил Алеша?
– Я, признаюсь, терпеть не могу вступать во все эти препирания, – отрезал он, – можно ведь и не веруя в Бога любить человечество, как вы думаете? Вольтер же не веровал в Бога, а любил человечество? («Опять, опять!» – подумал он про себя.)
– Вольтер в Бога верил, но, кажется, мало и, кажется, мало любил и человечество, – тихо, сдержанно и совершенно натурально произнес Алеша, как бы разговаривая с себе равным по летам или даже со старшим летами человеком. Колю именно поразила эта как бы неуверенность Алеши в свое мнение о Вольтере и что он как будто именно ему, маленькому Коле, отдает этот вопрос на решение.
– А вы разве читали Вольтера? – заключил Алеша.
– Нет, не то чтобы читал… Я, впрочем, «Кандида» читал, в русском переводе… в старом, уродливом переводе, смешном… (Опять, опять!)
– И поняли?
– О да, всё… то есть… почему же вы думаете, что я бы не понял? Там, конечно, много сальностей… Я, конечно, в состоянии понять, что это роман философский и написан, чтобы провести идею… – запутался уже совсем Коля. – Я социалист, Карамазов, я неисправимый социалист, – вдруг оборвал он ни с того ни с сего.
– Социалист? – засмеялся Алеша, – да когда это вы успели? Ведь вам еще только тринадцать лет, кажется?
Колю скрючило.
– Во-первых, не тринадцать, а четырнадцать, через две недели четырнадцать, – так и вспыхнул он, – а во-вторых, совершенно не понимаю, к чему тут мои лета? Дело в том, каковы мои убеждения, а не который мне год, не правда ли?
– Когда вам будет больше лет, то вы сами увидите, какое значение имеет на убеждение возраст. Мне показалось тоже, что вы не свои слова говорите, – скромно и спокойно ответил Алеша, но Коля горячо его прервал.
– Помилуйте, вы хотите послушания и мистицизма. Согласитесь в том, что, например, христианская вера послужила лишь богатым и знатным, чтобы держать в рабстве низший класс, не правда ли?
– Ах, я знаю, где вы это прочли, и вас непременно кто-нибудь научил! – воскликнул Алеша.
– Помилуйте, зачем же непременно прочел? И никто ровно не научил. Я и сам могу… И если хотите, я не против Христа. Это была вполне гуманная личность, и живи он в наше время, он бы прямо примкнул к революционерам и, может быть, играл бы видную роль… Это даже непременно.
– Ну где, ну где вы этого нахватались! С каким это дураком вы связались? – воскликнул Алеша.
– Помилуйте, правды не скроешь. Я, конечно, по одному случаю, часто говорю с господином Ракитиным, но… Это еще старик Белинский тоже, говорят, говорил.
– Белинский? Не помню. Он этого нигде не написал.
– Если не написал, то, говорят, говорил. Я это слышал от одного… впрочем, черт…
– А Белинского вы читали?
– Видите ли… нет… я не совсем читал, но… место о Татьяне, зачем она не пошла с Онегиным, я читал.
– Как не пошла с Онегиным? Да разве вы это уж… понимаете?
– Помилуйте, вы, кажется, принимаете меня за мальчика Смурова, – раздражительно осклабился Коля. – Впрочем, пожалуйста, не думайте, что я уж такой революционер. Я очень часто не согласен с господином Ракитиным. Если я о Татьяне, то я вовсе не за эманципацию женщин. Я признаю, что женщина есть существо подчиненное и должна слушаться. Les femmes tricottent, как сказал Наполеон, – усмехнулся почему-то Коля, – и по крайней мере в этом я совершенно разделяю убеждение этого псевдовеликого человека. Я тоже, например, считаю, что бежать в Америку из отечества – низость, хуже низости – глупость. Зачем в Америку, когда и у нас можно много принести пользы для человечества? Именно теперь. Целая масса плодотворной деятельности. Так я и отвечал.
– Как отвечали? Кому? Разве вас кто-нибудь уже приглашал в Америку?
– Признаюсь, меня подбивали, но я отверг. Это, разумеется, между нами, Карамазов, слышите, никому ни слова. Это я вам только. Я совсем не желаю попасть в лапки Третьего отделения и брать уроки у Цепного моста,
Будешь помнить здание
У Цепного моста!
Помните? Великолепно! Чему вы смеетесь? Уж не думаете ли вы, что я вам все наврал? («А что, если он узнает, что у меня в отцовском шкафу всего только и есть один этот нумер „Колокола“, а больше я из этого ничего не читал?» – мельком, но с содроганием подумал Коля.)
– Ох нет, я не смеюсь и вовсе не думаю, что вы мне налгали. Вот то-то и есть, что этого не думаю, потому что все это, увы, сущая правда! Ну скажите, а Пушкина-то вы читали, «Онегина»-то… Вот вы сейчас говорили о Татьяне?
– Нет, еще не читал, но хочу прочесть. Я без предрассудков, Карамазов. Я хочу выслушать и ту и другую сторону. Зачем вы спросили?
После отца остался шкап, в котором хранилось несколько книг; Коля любил читать и про себя прочел уже некоторые из них. Мать этим не смущалась и только дивилась иногда, как это мальчик, вместо того чтоб идти играть, простаивает у шкапа по целым часам над какою-нибудь книжкой. И таким образом Коля прочел кое-что, чего бы ему нельзя еще было давать читать в его возрасте. Впрочем, в последнее время хоть мальчик и не любил переходить в своих шалостях известной черты, но начались шалости, испугавшие мать не на шутку, – правда, не безнравственные какие-нибудь, зато отчаянные, головорезные.
Коля ж вычитал об основателях Трои у Смарагдова, хранившегося в шкапе с книгами, который остался после родителя. Кончилось тем, что всех даже мальчиков стало наконец интересовать: кто ж именно основал Трою, но Красоткин своего секрета не открывал, и слава знания оставалась за ним незыблемо.
3)Назвать деятельность каждого градоначальника из ИОГ
Дементий Варламович Брудастый. Он сразу поразил глуповцев угрюмостью и немногословием. Его единственными словами были «Не потерплю!» и «Разорю!». Город терялся в догадках, пока однажды письмоводитель, войдя с докладом, не увидел странное зрелище: тело градоначальника, как обычно, сидело за столом, голова же лежала на столе совершенно пустая. Глупов был потрясён.
Анархия продолжалась всю следующую неделю, в течение которой в городе сменилось шесть градоначальниц. Обыватели метались от Ираиды Лукиничны Палеологовой к Клемантинке де Бурбон, а от неё к Амалии Карловне Штокфиш.
Наконец в город прибыл новый градоначальник — Семен Константинович Двоекуров. Его деятельность в Глупове была благотворна. «Он ввёл медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа», а также хотел учредить в Глупове академию.
При следующем правителе, Петре Петровиче Фердыщенке, город процветал шесть лет. Лав стори с Аленкой, засуха и беды, Аленку сбросили с колокольни.Через следующее увлечение Фердыщенки, стрельчиху Домашку, в город пришли пожары. Закончилось правление Фердыщенки путешествием. Градоправитель отправился на городской выгон. В разных местах его приветствовали горожане и ждал обед. На третий день путешествия Фердыщенко умер от объедания.
Преемник Фердыщенки, Василиск Семенович Бородавкин, к должности приступил решительно. Изучив историю Глупова, он нашёл только один образец для подражания — Двоекурова. Но его достижения были уже забыты, и глуповцы даже перестали сеять горчицу. Бородавкин повелел исправить эту ошибку, а в наказание прибавил прованское масло. Но глуповцы не поддавались. Тогда ряд войн=> оскудение
В целом же правление привело к оскудению города, окончательно завершившемуся при следующем правителе, Негодяеве.
Следующий, Микеладзе, отстранился от административных мер и занимался только женским полом, до которого был большой охотник. Город отдыхал. «Видимых фактов было мало, но следствия бесчисленны».
Сменил черкешенина Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и товарищ Сперанского по семинарии. Его отличала страсть к законодательству. Но поскольку градоначальник не имел права издавать свои законы, Беневоленский издавал законы тайно, в доме купчихи Распоповой, и ночью разбрасывал их по городу. Однако вскоре был уволен за сношения с Наполеоном.
Следующим был подполковник Прыщ. Делами он совсем не занимался, но город расцвёл. Урожаи были огромны. Глуповцы насторожились. И тайна Прыща была раскрыта предводителем дворянства. Большой любитель фарша, предводитель почуял, что от головы градоначальника пахнет трюфелями и, не выдержав, напал и съел фаршированную голову.
После того в город прибыл статский советник Иванов, но «оказался столь малого роста, что не мог вмещать ничего пространного», и умер. Его преемник, эмигрант виконт де Шарио, постоянно веселился и был по распоряжению начальства выслан за границу. По рассмотрении оказался девицею.
Наконец в Глупов явился статский советник Эраст Андреевич Грустилов. К этому времени глуповцы забыли истинного Бога и прилепились к идолам. При нем же город окончательно погряз в разврате и лени. Понадеявшись на своё счастье, перестали сеять, и в город пришёл голод. Грустилов же был занят ежедневными балами.
Последний глуповский градоначальник — Угрюм-Бурчеев — был идиот. Он поставил цель — превратить Глупов в «вечно-достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича город Непреклонск» с прямыми одинаковыми улицами, «ротами», одинаковыми домами для одинаковых семей и т. д. Угрюм-Бурчеев в деталях продумал план и приступил к исполнению. Город был разрушен до основания, и можно было приступать к строительству, но мешала река. Она не укладывалась в планы Угрюм-Бурчеева. Неутомимый градоначальник повёл на неё наступление. В дело был пущен весь мусор, все, что осталось от города, но река размывала все плотины. И тогда Угрюм-Бурчеев развернулся и зашагал от реки, уводя с собой глуповцев. Для города была выбрана совершенно ровная низина, и строительство началось. Но что-то изменилось. Однако тетрадки с подробностями этой истории утратились, и издатель приводит только развязку: «...земля затряслась, солнце померкло <…> Оно пришло». Не объясняя, что именно, автор лишь сообщает, что «прохвост моментально исчез, словно растворился в воздухе. История прекратила течение своё».
4)Какой техникой живописи владел Райский?
Снилась ему широкая арена искусства: академия или консерватория, любил он воображать себя тружеником искусства.
Ему рисовалась темная, запыленная мастерская, с завешанным светом, с кусками мрамора, с начатыми картинами, с манекеном, — и сам он, в изящной блузе, с длинными волосами, с негой и счастьем смотрит на свое произведение: под кистью у него рождается чья-то голова.
Она еще неодушевлена, в глазах нет жизни, огня. Но вот он посадит в них две магические точки, проведет два каких-то резких штриха, и вдруг голова ожила, заговорила, она смотрит так открыто, в ней горят мысль, чувство, красота...
В комнату заглядывают робко посетители, шепчутся...
Наконец вот выставка. Он из угла смотрит на свою картину, но ее не видать, перед ней толпа, там произносят его имя. Кто-то изменил ему, назвал его, и толпа от картины обратилась к нему.
Он сконфузился и очнулся.
сначала карандашом, штирихи всякие, потом акварелью или масляными красками. В основном - портреты и пейзажи
*штрихи
а вообще странный человек. Он просто-таки мыслит картинами, хочет очень написать роман.
Вы находили в моих картинах признаки таланта: мне держаться бы кисти, а я бросался к музыке и, наконец, бросился к литературе — и буквально разбросался! Затеял писать роман! И вы, и никто — не остановили меня, не сказали мне, что я — пластик, язычник, древний грек в искусстве!
ой, он и мелом чертит!
Вообще чем только не пишет
"Надо, чтоб я не глазами, на чужой коже, а чтоб собственными нервами, костями и мозгом костей вытерпел огонь страсти, и после — желчью, кровью и потом написал картину ее, эту геенну людской жизни."
ох, беда. ещё один нюня
5)Кого больше любил Мышкин (НФ или Аглаю)?
Судьба Настасьи Филипповны чрезвычайно трагична. Она “осквернена”, унижена, возбуждает у большинства окружающих нечистые и злые чувства: тщеславие у Гани, сладострастие у Топкого и Епанчина, чувственную страсть у Рогожина. Любовь князя не спасает, а только губит ее. Полюбив его, Настасья Филипповна казнит себя, “уличную”, и сознательно идет на смерть. Мышкин знает, что она гибнет из-за . него, но старается убедить себя, что это не так, что, “может, Бог и устроит их вместе”. Он жалеет ее, как “несчастную помешанную”, но любит другую — Аглаю. Однако, когда соперница оскорбляет Настасью Филипповну, князь не может вынести ее “отчаянного безумного лица” и с мольбой говорит Аглае: “Разве это возможно! Ведь она... такая несчастная!”.
6)Как сложилась судьба сына Шатова после его убийства?
Жена родила сына от Ставрогина. Шатов всю ночь принимал у нее роды, устал, на следующий день пошел в парк и его там убили. И мальчика отдали в приют
7)Соотнести всех членов «пятерки» из бесов с прототипами
Петр Верховенский успел слепить у нас «пятерку», наподобие той, которая уже была у него заведена в Москве и еще, как оказалось теперь, в нашем уезде между офицерами. Говорят, тоже была одна у него и в Х-ской губернии. Эти пятеро избранных сидели теперь за общим столом и весьма искусно умели придать себе вид самых обыкновенных людей, так что никто их не мог узнать. То были
Липутин- Стариннейшим членом кружка был Липутин, губернский чиновник, человек уже немолодой, большой либерал и в городе слывший атеистом. Женат он был во второй раз на молоденькой и хорошенькой, взял за ней приданое и кроме того имел трёх подросших дочерей. Всю семью держал в страхе Божием и взаперти, был чрезмерно скуп и службой скопил себе домик и капитал. Человек был беспокойный, притом в маленьком чине; в городе его мало уважали, а в высшем круге не принимали. Во время кульминационной сцены убийства Шатова Липутин действует вполне хладнокровно, удерживает жертву во время выстрела, успокаивает затем впавшего в истерику Лямшина и уже после всего настойчиво спрашивает-интересуется у Петра Верховенского — одна ли их пятёрка или их уже несколько сотен? На что Пётр Степанович говорит: «А знаете ли, что вы опаснее Лямшина, Липутин?..»
В образе Липутина отразились отдельные черты нечаевца П.Г. Успенского, фамилия его созвучна фамилии другого члена организации — И.Н. Лихутина, но более всего персонаж этот ориентирован на близкого знакомого писателя А.П. Милюкова.
Виргинский- Прототипами Виргинского, в какой-то мере, послужили «нечаевцы» П.Г. Успенский и А.К. Кузнецов. Жалкий и чрезвычайно тихий молодой человек, впрочем лет уже тридцати, с значительным образованием, но больше самоучка. Он был беден, женат, служил и содержал тётку и сестру своей жены. В кульминационной сцене убийства Шатова Виргинский, который и до того пытался предотвратить преступление, ведёт себя крайне пассивно, а затем, вслед за Лямшиным, почти впадает в истерику и всё твердит–повторяет: « — Это не то, не то! Нет, это совсем не то!..» Это и смягчило его участь после ареста «наших»: «Виргинский сразу и во всём повинился: он лежал больной и был в жару, когда его арестовали. Говорят, он почти обрадовался: "с сердца свалилось", проговорил он будто бы.
Эркель- из последних один очень молодой артиллерист, всего только на днях приехавший из одного учебного военного заведения, мальчик молчаливый и ещё не успевший составить знакомства, вдруг очутился теперь у Виргинского с карандашом в руках и, почти не участвуя в разговоре, поминутно отмечал что-то в своей записной книжке Эркель был такой "дурачок", у которого только главного толку не было в голове, царя в голове; но маленького подчинённого толку у него было довольно, даже до хитрости. Фанатически, младенчески преданный "общему делу", а в сущности Петру Верховенскому, он действовал по его инструкции, данной ему в то время, когда в заседании у наших условились и распределили роли назавтра. Во время самой сцены убийства Эркель действовал чётко, по инструкции: привёл Шатова в парк, как только Толкаченко первым бросился на жертву, Эркель тут же схватил её сзади за локти и помог сбить с ног. В «Заключении» сообщается: «Но вряд ли возможно будет облегчить судьбу Эркеля. Этот с самого ареста своего всё молчит или по возможности извращает правду. Ни одного слова раскаяния до сих пор от него не добились.. Прототипом Эркеля послужил нечаевец Н.Н. Николаев.
Лямшин- Почтовый чиновник, член революционной пятёрки. В сцене убийства Шатова этот глумливый Лямшин не только совсем потерялся, прятался за спины других, но и впал-сорвался в жуткую истерику после слов Виргинского, что «всё не то»: «…Лямшин ему не дал докончить: вдруг и изо всей силы обхватил он и сжал его сзади и завизжал каким-то невероятным визгом. Бывают сильные моменты испуга, например когда человек вдруг закричит не своим голосом, а каким-то таким, какого и предположить в нём нельзя было раньше, и это бывает иногда даже очень страшно. Лямшин закричал не человеческим, а каким-то звериным голосом. И именно Лямшин предал-заложил всех соучастников преступления, не найдя сил перед этим сбежать и покончить жизнь самоубийством: «Говорят, он ползал на коленях, рыдал и визжал, целовал пол, крича, что недостоин целовать даже сапогов стоявших перед ним сановников
Толкаченко,— странная личность, человек уже лет сорока и славившийся огромным изучением народа, преимущественно мошенников и разбойников, ходивший нарочно по кабакам и щеголявший между нами дурным платьем, смазными сапогами, прищуренно-хитрым видом и народными фразами с завитком. Эпизодический персонаж, один из рядовых участников «пятёрки», прототипом которого послужил фольклорист Иван Гаврилович Прыжов, в романе ему Верховенским отведена вербовка «революционеров» среди проституток и преступников
8)Почему умерла Апроська из Подлиповцев?
Она неделю не подавала признаков жизни, её похоронили, потом услышали стоны из могилы, на следующий день раскопали могилу, а лицо и руки в крови. Её похоронили заживо.
Убью! – закричал опять Сысойко. Наконец Пила и Сысойко уверились в том, что Апроська умерла. Им сделалось легче. Они по-прежнему зарыли гроб, взяли топоры и ушли с кладбища так же, как и прежде, молча… «Апроська умерла, убилась, задохлась. А я-то пошто живу!» – думали Пила и Сысойко.
9)Анализ образов сестер Епанчиных из Идиота
В эти последние годы подросли и созрели все три генеральские дочери — Александра, Аделаида и Аглая. Правда, все три были только Епанчины, но по матери роду княжеского, с приданым немалым, с родителем, претендующим впоследствии, может быть, и на очень высокое место, и, что тоже довольно важно, — все три были замечательно хороши собой, не исключая и старшей, Александры, которой уже минуло двадцать пять лет. Средней было двадцать три года, а младшей, Аглае, только что исполнилось двадцать. Эта младшая была даже совсем красавица и начинала в свете обращать на себя большое внимание. Но и это было еще не всё: все три отличались образованием, умом и талантами. Известно было, что они замечательно любили друг друга и одна другую поддерживали. Упоминалось даже о каких-то будто бы пожертвованиях двух старших в пользу общего домашнего идола — младшей. В обществе они не только не любили выставляться, но даже были слишком скромны. Никто не мог их упрекнуть в высокомерии и заносчивости, а между тем знали, что они горды и цену себе понимают. Старшая была музыкантша, средняя была замечательный живописец; но об этом почти никто не знал многие годы, и обнаружилось это только в самое последнее время, да и то нечаянно. Одним словом, про них говорилось чрезвычайно много похвального. Но были и недоброжелатели. С ужасом говорилось о том, сколько книг они прочитали. Замуж они не торопились; известным кругом общества хотя и дорожили, но всё же не очень. Это тем более было замечательно, что все знали направление, характер, цели и желания их родителя.
Все три девицы Епанчины были барышни здоровые, цветущие, рослые, с удивительными плечами, с мощною грудью, с сильными, почти как у мужчин, руками, и, конечно вследствие своей силы и здоровья, любили иногда хорошо покушать, чего вовсе и не желали скрывать. Маменька их, генеральша Лизавета Прокофьевна, иногда косилась на откровенность их аппетита, но так как иные мнения ее, несмотря на всю наружную почтительность, с которою принимались дочерьми, в сущности, давно уже потеряли первоначальный и бесспорный авторитет между ними, и до такой даже степени, что установившийся согласный конклав трех девиц сплошь да рядом начинал пересиливать, то и генеральша, в видах собственного достоинства, нашла удобнее не спорить и уступать.
Бесспорною красавицей в семействе, как уже сказано было, была младшая, Аглая. Но даже сам Тоцкий, человек чрезвычайного эгоизма, понял, что не тут ему надо искать и что Аглая не ему предназначена. Может быть, несколько слепая любовь и слишком горячая дружба сестер и преувеличивали дело, но судьба Аглаи предназначалась между ними, самым искренним образом, быть не просто судьбой, а возможным идеалом земного рая. Будущий муж Аглаи должен был быть обладателем всех совершенств и успехов, не говоря уже о богатстве. Сестры даже положили между собой, и как-то без особенных лишних слов, о возможности, если надо, пожертвования с их стороны в пользу Аглаи: приданое для Аглаи предназначалось колоссальное и из ряду вон. Родители знали об этом соглашении двух старших сестер, и потому, когда Тоцкий попросил совета, между ними почти и сомнений не было, что одна из старших сестер наверно не откажется увенчать их желания, тем более что Афанасий Иванович не мог затрудниться насчет приданого. Предложение же Тоцкого сам генерал оценил тотчас же, с свойственным ему знанием жизни, чрезвычайно высоко. Так как и сам Тоцкий наблюдал покамест, по некоторым особым обстоятельствам, чрезвычайную осторожность в своих шагах и только еще сондировал дело, то и родители предложили дочерям на вид только еще самые отдаленные предположения. В ответ на это было получено от них, тоже хоть не совсем определенное, но по крайней мере успокоительное заявление, что старшая, Александра, пожалуй, и не откажется. Это была девушка хотя и с твердым характером, но добрая, разумная и чрезвычайно уживчивая; могла выйти за Тоцкого даже охотно, и если бы дала слово, то исполнила бы его честно. Блеска она не любила, не только не грозила хлопотами и крутым переворотом, но могла даже усладить и успокоить жизнь. Собой она была очень хороша, хотя и не так эффектна.
— Пойдемте все в нашу сборную, — сказала она, — и кофе туда принесут. У нас такая общая комната есть, — обратилась она к князю, уводя его, — попросту моя маленькая гостиная, где мы, когда одни сидим, собираемся и каждая своим делом занимается: Александра, вот эта, моя старшая дочь, на фортепиано играет, или читает, или шьет; Аделаида — пейзажи и портреты пишет (и ничего кончить не может), а Аглая сидит, ничего не делает.
— Ну нет, я бы очень хотела посмотреть, — сказала Аделаида. — И не понимаю, когда мы за
Мышкин: Вы спрашивали меня про ваши лица и что я заметил в них. Я вам с большим удовольствием это скажу. У вас, Аделаида Ивановна, счастливое лицо, из всех трех лиц самое симпатичное. Кроме того, что вы очень хороши собой, на вас смотришь и говоришь: «У ней лицо, как у доброй сестры». Вы подходите спроста и весело, но и сердце умеете скоро узнать. Вот так мне кажется про ваше лицо. У вас, Александра Ивановна, лицо тоже прекрасное и очень милое, но, может быть, у вас есть какая-нибудь тайная грусть; душа у вас, без сомнения, добрейшая, но вы невеселы. У вас какой-то особенный оттенок в лице, похоже как у Гольбейновой Мадонны в Дрездене*. Ну, вот и про ваше лицо; хорош я угадчик? Сами же вы меня за угадчика считаете.
— Этот человек уверяет, — резко сказала Аглая, когда князь кончил читать, — что слово «разорвите всё» меня не скомпрометирует и не обяжет ничем, и сам дает мне в этом, как видите, письменную гарантию этою самою запиской. Заметьте, как наивно поспешил он подчеркнуть некоторые словечки и как грубо проглядывает его тайная мысль. Он, впрочем, знает, что если б он разорвал всё, но сам, один, не ожидая моего слова и даже не говоря мне об этом, без всякой надежды на меня, то я бы тогда переменила мои чувства к нему и, может быть, стала бы его другом. Он это знает наверно! Но у него душа грязная; он знает и не решается, он знает и все-таки гарантии просит. Он на веру решиться не в состоянии. Он хочет, чтоб я ему, взамен ста тысяч, на себя надежду дала. Насчет же прежнего слова, про которое он говорит в записке и которое будто бы озарило его жизнь, то он нагло лжет. Я просто раз пожалела его. Но он дерзок и бесстыден: у него тотчас же мелькнула тогда мысль о возможности надежды; я это тотчас же поняла.
"...Бесспорной красавицей в семействе была Аглая. <...> Будущий муж Аглаи должен был быть обладателем всех совершенств и успехов, не говоря уже о богатстве. Сестры даже положили между собой, и как-то без особенных лишних слов, о возможности, если надо, пожертвования с их стороны в пользу Аглаи: приданое для Аглаи предназначалось колоссальное и из ряду вон..."
Князь Мышкин говорит об Аглае, что она "чрезвычайная красавица <..> почти как Настасья Филипповна, хотя лицо совсем другое!.." А ее мать, Елизавета Прокофьевна, характеризуя младшую дочь (а заодно и себя) высказывает в лило Аглае такое характерное замечание: "Я вот дура с сердцем без ума, а ты дура с умом без сердца; обе мы и несчастны, обе и страдаем..." А затем про себя, не вслух. — еще определеннее: "Совершенно, совершенно как я, мой портрет во всех отношениях <...> самовольный, скверный бесенок! Нигилистка, чудачка, безумная, злая, злая, злая! О. господи, как она будет несчастна!.." Сам Достоевский в подготовительных материалах отмечал-подчеркивал в Аглае сочетание "ребенка" и "бешеной женщины".
За Аглаей пытается ухаживать Ганя Иволгин. в нее явно влюблены Евгений Павлович Радомский, Ипполит Терентьев, и даже Коля Иволгин перед встречей с Аглаей (чтобы передать ей записку князя Мышкина) наряжается в "совершенно новый зеленый шарф".
Влюбляется в Аглаю и князь Мышкин. Настасья Филипповна, ее соперница, сама подталкивает князя к этой женитьбе, предполагая, что она принесет ему счастье. Но роковая встреча двух женщин на квартире у Дарьи Атексеевны. превратившаяся в непримиримый поединок действительно двух соперниц, ломает все планы. Причем юная Аглая чисто по-женски ненавидит в Настасье Филипповне именно соперницу, Настасья же Филипповна, с грузом своего "опыта страданий", ненавидит в Аглае прежде всего "чистенькую". И в этой сцене Аглая "падает", впрямую оскорбляя соперницу. Дальнейшая судьба Аглаи незавидна: она за границей выскочила замуж за какого-то "польского графа", который оказался вовсе не графом, а каким-то заговоршнком-эмигрантом, "стала членом какого-то заграничного комитета по восстановлению Польши и, сверх того, попала в католическую исповедальню какого-то знаменитого патера, овладевшего ее умом до исступления..." Мало этого, Аглая совершенно рассорилась со своим семейством, отдалилась от матери и сестер...
10) Какие отношения были у Тургенева с Гончаровым?
Что касается его тв-ва в целом, полезно отталкиваться от истории с Тургеневым. Мы помним, что Г. обвинил Т. в плагиате. Третейский суд признал обвинения безосновательными, но Г. остался при своём мнении до конца жизни.
Необыкновенная история – неоконченное мемуарное произведение. Пишет, чтобы ещё раз обличить Т. и доказать своё первенство. Г. в этой истории выступает и как следователь: от сопоставляет свои романы и работы Т., находит жуткое сходство, разумеется. Но скорее у Т. и Г. ситуация соперничества: они оч похожи по стремлениям и образцам, на кот. они ориентировались. И Т. здесь победил. нападки Г., таким образом, - попытка несколько смягчить горечь поражения.
Отличия Т. от Г.:
- писал быстро, и в данном случае это оч важно. А гончаровские типы созданы тогда, когда они ещё существуют в реальности. Г. всё время отстаёт от времени и как бы промахивается. Обломов опоздал примерно на 10 лет. Обрыв опоздал примерно на 15 лет. Когда он всё задумывал, было хорошо.
- Г. по сравнению с Т. выглядит как дилетант по сравнению со специалистом. Ладно, мягче, - у Г. более высокий уровень обобщения и меньше внимания к подробностям. Когда Т. хочет изобразить какой-то тип, он его изучает. Г. такого интереса к частностям не испытывает – для него важнее некая общая идея. Невнимание к деталям становится особенно вопиющим в Обрыве, особенно когда появляется Волохов.
- Г. сразу начинает с романа (тогда как Т. славу принёс Хорь и Калиныч). Для Т. роман – проблема, ведь он склонен к сжатости языка и лаконичности. Соответственно, Г. – скорее писатель-графоман. Поэтому Г. не избежал опасности экстенсивности. Величина романа не соответствует задаче. Т. находит правильный баланс между формой и содержанием.
11)Какие поэмы написал Некрасов?
Мороз- Красный Нос, Коробейники, Саша, Тишина, Кому на Руси жить хорошо
12)Коробейники
"Коробейники" - поэма-путешествие. Бродят по сельским просторам деревенские торгаши - старый Тихоныч и молодой его помощник Ванька. Перед их любознательным взором проходят одна за другой пестрые картины жизни тревожного пореформенного времени. Сюжет дороги превращает поэму в широкий обзор российской провинциальной действительности. Все, что происходит в поэме, воспринимается глазами народа, всему дается крестьянский приговор. В России, которую судят мужики, "все переворотилось": старые устои разрушаются, новое еще в брожении и хаосе. Картина развала начинается с суда над "верхами", с самого батюшки-царя. Вера в его милости была устойчивой в крестьянской психологии, но Крымская война у многих мужиков эту веру расшатала.
Царь дурит - народу горюшко!
Точит русскую казну,
В годину народного бедствия появляется в России целый легион прихвостней, ловких мошенников, наживающихся на крестьянском горе. С крестьянской точки зрения, народное пьянство - первый признак глубокого общенационального кризиса, первый сигнал надвигающейся катастрофы:
Ой! ты, зелие кабашное,
Да китайские чаи.
Да курение табашное!
Бродим сами не свои.
Вкладывая в уста народа такие резкие антиправительственные настроения, Некрасов не погрешил против правды. Многое тут идет от старообрядческой семьи Гаврилы Захарова, костромского крестьянина. Старообрядцы не употребляли вина, не пили чаю, не курили табаку. Картину развала крепостнической России дополняют наблюдения коробейников над праздной жизнью господ, проматывающих в Париже народные денежки на дорогие безделушки, а завершает история Титушки-ткача. Крепкий, трудолюбивый крестьянин стал жертвой всероссийского беззакония и превратился в "убогого странника" "без дороги в путь пошел". Тягучая, заунывная его песня, сливающаяся со стоном российских сел и деревень, со свистом холодных ветров на скудных полях и лугах, готовит в поэме трагическую развязку. В глухом костромском лесу коробейники гибнут от рук отчаявшегося лесника, напоминающего и внешне "горе, лычком подпоясанное". Это убийство - стихийный бунт потерявшего веру в жизнь человека.
Трагическая развязка в поэме осложняется внутренними переживаниями коробейников. Это очень совестливые мужики. Они стыдятся своего торгашеского ремесла. Трудовая крестьянская мораль подсказывает им, что, обманывая своих же братьев-мужиков, они творят неправедное дело, "гневят Всевышнего". Их приход в село - дьявольское искушение для бедных девок и баб.
Принесло же вас, мошейников! ..
Из села бы вас колом! ..
Вся пятая главка поэмы, воспевающая самозабвенный труд и самоотверженную любовь, - упрек торгашескому делу коробейников, которое уводит их из родимого села на чужую сторону, отрывает от трудовой жизни и народной нравственности:
Часто в ночку одинокую
Девка часу не спала,
А как жала рожь высокую,
Слезы в три ручья лила!
В ключевой сцене выбора дороги окончательно определяется трагический исход жизни коробейников. Они сами готовят свою судьбу. Опасаясь за сохранность тугих кошельков, они решают идти в Кострому "напрямки". Этот выбор не считается с непрямыми русскими дорогами. Против коробейников как бы восстают дебри лесов, топи болот, сыпучие пески. Тут-то и настигает их ожидаемое, сбываются их роковые предчувствия....
Примечательно, что преступление "христова охотничка", убивающего коробейников, совершается без всякого расчета: деньгами, взятыми у них, он не дорожит. Тем же вечером, в кабаке, рассказывает он всему народу о случившемся и покорно сдает себя в руки властей.
13)Какие журналы издавал Некрасов?
1847- «Современник» (вместе с Панаевым) + «Свисток» (сатирическое приложение к Современнику)
1869- «Отечественные Записки»
14)Кто печатался в "Современнике"?
Белинский, Тургенев, Гончаров, Герцен, Толстой, Огарев итд
15)С вопросительным ли знаком пишется и как Ч.отвечает он на вопрос "Что делать?"
Да, с вопросительным.
Первым делом нужно заняться образованием души и ума русского народа, считает автор. Душе нужно дать свободу и осознание того, что поступать честно и благородно гораздо выгоднее, чем обманывать и трусить. « Твоя человеческая натура сильнее, важнее для тебя, чем каждое отдельное твое стремление ; будь честен вот и весь свод законов счастливой жизни »
Уму нужно дать широкое поле знаний, чтобы он тоже был свободен в своем выборе. «конечно, как ни тверды мысли человека, находящегося в заблуждении, но, если другой человек, более развитый, более знающий, лучше понимающий дело, будет постоянно работать над тем, чтобы вывесть его из заблуждения, заблуждение не устоит » — так говорит доктор Кирсанов своему пациенту, но читатель понимает, что автор обращается именно к нему. Следующий необходимый шаг в продвижении к новому обществу — это, конечно, свободный и справедливо вознаграждаемый труд: « Жизнь имеет своим главным элементом труд и самый верный элемент реальности — дельность » Экономическая программа Н. Г. Чернышевского описана в романе достаточно подробно. Первопроходцем практического ее воплощения в жизнь является Вера Павловна, которая открывает швейную мастерскую и своим личным примером пробуждает для счастливой
жизни своих работниц. Вот таким образом постепенно количество «новых» людей должно увеличиваться, пока на земле не останется злых, бесчестных и ленивых. Картину будущего общества автор рисует нам в четвертом сне Веры Павловны. К сожалению, многое в этой картине, с высоты последующего исторического опыта, выглядит утопично. Но свою положительную роль в судьбе России просветители-народовольцы сыграли, хотя и не смогли добиться желаемого результата. Есть в романс и другой, более радикальный вариант ответа на вопрос: «Что делать?» По цензурным соображениям Николай Гаврилович не смог описать этот путь более подробно. «Особенный человек» Рахметов, на, первый взгляд, занимает в канве повествования совсем немного места. Но по воздействию на умы многих поколений российской молодежи этот образ не имеет себе равных. Рахметов — сильный, талантливый человек, который полностью отказывается от любой личной жизни во имя борьбы за светлую идею. Суть идеи та же — устройство справедливого человеческого общества, но путь к нему лежит через революционную борьбу со старым порядком. Кирсанов говорил: « Я принимаю правило: против воли человека не следует делать ничего для него; свобода выше всего, даже и жизни » Для последователей Рахметова воля одного человека не имела значения, если она входила в противоречие с их идейной борьбой за счастье всего остального человечества. В итоге это привело страну к великим потрясениям и большой крови.
16)Дополнительно спрашивал по Чернышевскому (о разумном эгоизме и о названии романа)
Во второй половине XIX века в России формировалось поколение "новых людей" - разночинцев. Это была целая эпоха в общественной жизни, связанная с падением крепостного права. Вопрос о том, что делать, остро стоял перед демократической молодежью 60-х годов. Слово дело трактуется Ч не только как деятельность, как созидательный труд, но имеет прежде всего политическое содержание, как призыв к революционному преобразованию.
Короче: злободневный вопрос вынесен в заглавие.
Теория разумного эгоизма Чернышевского («жизнь во имя другого») есть не что иное, как этическое выражение необходимости объединения и взаимопомощи, взаимоподдержки людей в труде. Героев Чернышевского объединяет одно великое «дело» - дело служения своему народу. Поэтому источником счастья этих людей является успех того дела, которое составляет смысл и радость жизни каждого из них. Мысль о другом, забота о друге, основанная на общности интересов в едином стремлении, в единой борьбе, - вот что определяет моральные принципы героев Чернышевского.
Эгоизм «новых людей» тоже строится на расчете и выгоде отдельного человека. Неслучайна ошибка Марьи Алексеевны, подслушавшей разговор Лопухова с Верочкой: «То, что называют возвышенными чувствами, идеальными стремлениями, - все это в общем ходе жизни совершенно ничтожно перед стремлением каждого к своей пользе, и в корне само состоит из того же стремления к пользе… Эта теория холодна, но учит человека добывать тепло…Эта теория безжалостна, но, следуя ей, люди не будут жалким предметом праздного сострадания…Эта теория прозаична, но она раскрывает истинные мотивы жизни, а поэзия в правде жизни…».
На первый взгляд представляется, что обнаженный обывательский эгоизм Марьи Алексеевны действительно близок эгоизму «новых людей». Однако это принципиально новый морально-этический кодекс. Суть его в том, что эгоизм «новых людей» подчинен естественному стремлению к счастью и добру. Личная выгода человека должна соответствовать общечеловеческому интересу, который Чернышевский отождествлял с интересом трудового народа.
Одинокого счастья нет, счастье одного человека зависит от счастья других людей, от общего благосостояния общества. Чернышевский никогда не защищал эгоизма в его буквальном смысле. «Искать счастья в эгоизме - ненатурально, и участь эгоиста нимало не завидна: он урод, а быть уродом неудобно и неприятно»,- пишет он в «Очерках гоголевского периода русской литературы». «Разумные эгоисты» из романа «Что делать?» свою «выгоду», свое представление о счастье не отделяют от счастья других людей. Лопухов освобождает Верочку от домашнего гнета и принудительного брака, а когда убеждается, что она любит Кирсанова, то «сходит со сцены» (впоследствии по поводу своего поступка он напишет: «Какое высокое наслаждение чувствовать себя поступающим как благородный человек…).
Итак, «разумный эгоизм» героев Чернышевского не имеет ничего общего с себялюбием, своекорыстием, индивидуализмом. Чернышевский, предлагая новое этическое учение, опирается на философский материализм. В центре его внимания – человек. Выдвигая на первый план права человека, его «выгоду», «расчет», он тем самым призывал отказаться от разрушающего стяжательства, накопительства во имя достижения «природного» счастья человека, в каких бы неблагоприятных жизненных обстоятельствах он не находился.
17)Толстой ("Воскресение", смысл заглавия).
В «Воскресении» обновление человеческой души показано как процесс естественный и прекрасный. Воскресшая любовь Нехлюдова к Катюше, общение с простыми, честными и добрыми людьми — все это помогает падшей женщине воскреснуть к новой жизни, понять, что она снова обретает веру в себя, веру в перемены к лучшему.Знакомство на каторге с революционером Симонсоном возвращает Катюшу к жизни, дает ей ощущение, что она в состоянии изменить мир, воскресить многих людей, спасти не одну душу. Название романа, которое в самом начале понимается как насмешка, к концу приобретает глобальный масштаб, пронизывая все, что происходит не только на страницах романа, но и в целом мире, — это воскрешение Христа, воскрешение природы, воскрешение души.
