После официального крещения Руси у восточных славян получает распространение язык богослужебных книг — старославянский. Вследствие сложного процесса взаимодействия этого языка с исконно русским языком складывается и развивается особый вариант церковнославянского литературного языка. Древнерусский литературный язык выступает в виде двух разновидностей. «Книжно-славянский тип в восточнославянском обличьи и народно-литературный восточнославянский тип» вступают «в сложное и разнообразное взаимоотношение и взаимодействие в кругу разных жанров древнерусской литературы».
Оба типа древнерусского литературного языка стилистически дифференцированы и непосредственно связаны с определенными жанрами письменности: народно-литературный (народно-письменный) тип использовался для ведения делопроизводства, составления сводов законов («Русская Правда»), создания художественных произведений светского содержания («Слово о полку Игореве»); книжно-славянский (церковнокнижный) тип употреблялся для религиозно-поучительной и житийной литературы («Слово о законе и благодати» киевского митрополита Илариона, «Слово на антипасху» Кирилла Туровского, «Сказание о Борисе и Глебе»), на его основе возникла переводная литература («Хро-
ника Георгия Амартола»).
Письменность Киевской Руси представлена также произведениями, которые были созданы на церковнославянском (церковно-книжном) языке, восходящем к пришлому — старославянскому — языку. Такие произведения имели церковно-проповедническое содержание, но по языку они отличались от богослужебных книг. В пору принятия христианства появляются переводные книги; эти книги в процессе перевода дополнялись вставками, отражающими явления русской жизни. Но наряду с переводными
книгами создаются оригинальные произведения на церковно-книжном языке: жития, проповеди, поучения, продолжающие традиции византийской культуры.
Авторы такой литературы ориентируются на высокий, украшенный стиль византийской литературы. Язык произведений витиеватый, изощренный, он насыщен цитатным материалом, взятым из священных писаний, а также библейской символикой, цветистыми метафорами, красочными антитезами, риторическими оборотами и иными средствами риторического изображения. Вместе с тем в языке оригинальных произведений встречаются слова и формы восточнославянской, русской речи. Сосуществование их со средствами церковнославянского языка содействует расширению выразительных возможностей книжно-славянского типа литературного Языка Древней Руси.
В книжно-славянском типе литературного языка получают распространение архаизированные написания, осно¬ванные на южнославянской орфографической норме, возникает особая риторическая манера выражения, цветистая, пышная, насыщенная метафорами, получившая название «извитие словес» («плетение словес»).
«Житие Стефана Пермского» написано монахом Троице-Сергиева монастыря Епифанием, человеком для своего времени широко образованным и ученым, прозванным Премудрым. Данное произведение отражает литературный язык начала XV столетия: нарочито витиеватая манера повествования, опирающаяся на риторические средства книжного языка (сложные слова, отвлеченная лексика, слова-символы, цветистые метафоры, симметрично-перифрастические построения).
Стиль «плетение словес» достиг своей вершины в «Житии Стефана Пермского», написанном русским книжником Епифанием Премудрым. Ученые, как правило, единодушны в том, что «плетение словес» — это стилистическая манера, отличающаяся абстрагированностью, метафоричностью, богатым использованием изобразительно-выразительных средств; акцентируют особое внимание на сложнейшей системе повторов, положенной в основу организации текстов Епифания Премудрого. Наиболее частотные определения стиля «плетения словес» свидетельствуют об «искусственности, напыщенности, витиеватости»; стиль характеризуется как «риторический», «панегирический», «украшающий». Повторы представлены различным количеством морфологических моделей, а порядок их следования формирует интонационный рисунок высказывания. Ритмико-мелодическую функцию выполняют также повторы союзов и союзных слов.
В Житии панегирик, молитва и поучение абсолютно доминируют над повествованием, над описанием событий. Епифаний в отличие от большинства древнерусских книжников, отрицавших благотворность риторики и грамматики, унаследованных от античности, по-видимому, относится к этим дисциплинам уважительно; признает он значение не только богословия, но и собственно философии. В Житии Стефана Пермского встречается синонимический ряд, состоящий из 25 слов. Большинство из них не являются языковыми синонимами, но приобретают функцию синонимов в этом единичном контексте. Окказиональная (контекстуально обусловленная) синонимия поддерживается созвучиями суффиксов и окончаний. Часто Епифаний прибегает к такой риторической фигуре, как единоначатия (анафоры): одинаковые слова или словосочетания открывают соседние предложения. Синтаксический параллелизм иногда охватывает очень большие фрагменты.
