Д.Н.Мамин (1852—1912) родился и вырос в небольшом заводском поселке Пермской губернии (Сибиряк — это его литературный псевдоним). Контраст между могучей природой и бесправием, нищетой уральцев навсегда поразил его душу и стал главной темой его рассказов, повестей, романов.
От отца-священника, исполнявшего и должность учителя в поселковой школе, он унаследовал склонность к педагогике и выработал продуманные взгляды на воспитание детей, на детскую литературу. Мировоззрение писателя близко традициям русского просветительства. Его духовной родиной был мир русской классической и христианской литературы, устного народного творчества. Благой след в душе мальчика оставили идеи К.Д.Ушинского, его книга «Детский мир и хрестоматия». Большое влияние на него оказали выдающиеся русские демократы Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Некрасов, Салтыков-Щедрин.
Переехав с Урала в северную столицу, Мамин поступает в Петербургский университет и зарабатывает на жизнь частными уроками. В 1878 году он писал матери: «...педагог я выхожу хоть куда, мои ученики ходят за мной, как за кладом». Одновременно он начинает писать рассказы, не забывая и о маленьких читателях. В 80-х годах начинается его сотрудничество в детских журналах, а позже, с рождением дочери, Мамин-Сибиряк постоянно пишет для детей. Беседуя с известным педагогом и просветителем Д.Н.Тихомировым, он говорил о своей работе для детей как о деле, которое «важнее всего остального».
Русское педагогическое сообщество приветствовало начинающего детского писателя. Первый же его рассказ для детей «Емеля-охотник» (1884) был отмечен премией Фребелевского педагогического комитета. В 90-х годах Мамин-Сибиряк создал более шестидесяти рассказов и сказок, активно сотрудничал с журналом «Детское чтение», подготовил целый ряд сборников. Санкт-Петербургский комитет грамотности выделил рассказ «Зимовье на Студеной» (1892), наградив писателя золотой медалью.
В согласии с просветительскими идеалами писатель верил: «...со временем люди будут так же любить всех людей, как сейчас мы любим детей. Я глубоко убежден, что такое время настанет». Главная задача литературы — готовить молодое поколение к борьбе с общественным злом, считал он.
Мамин-Сибиряк не скрывал от маленьких читателей суровой правды жизни, но умело охранял детскую душу от жестоких потрясений и разочарований. Любить жизнь вопреки ее темным сторонам, верить в добро и надеяться на лучшее — таковы в самом общем виде заповеди писателя.
Писатель хорошо помнил свое детство и впечатления, произведенные на него хорошими детскими книгами: «Для меня до сих пор каждая детская книжка является чем-то живым, потому что она пробуждает детскую душу, направляет детские мысли по определенному руслу и заставляет биться детское сердце вместе с миллионами других детских сердец».
Рассказы и сказки Мамина-Сибиряка для детей отличаются глубоким реализмом, живостью мыслей и чувств, богатством нравственного содержания. Они давно вошли в классический круг детской литературы. В его творчестве охвачены интересы читателей всех возрастов: сказки — для самых маленьких, рассказы — для старших детей и подростков, романы — для юношества. Долго вынашивал он замысел (к сожалению, не осуществленный) написать в образах и картинах историю России.
«Уральские рассказы» Мамина-Сибиряка — большой цикл, в котором развиваются две темы: взаимоотношения человека с природой и общественное зло. Из детских рассказов, входящих в этот цикл, к первой теме относятся рассказы о старых охотниках и животных: «Емеля-охотник», «Зимовье на Студёной», «Богач и Ерём-ка», «Приёмыш»; ко второй — рассказы о бедах маленьких тружеников: «Вертел», «Кормилец», «В каменном колодце», «Под землей».
Конфликты его рассказов остры, нередко трагичны. Однако тон повествований о природе чаше всего спокоен и светел, а рассказы о детях-тружениках нельзя назвать безысходно мрачными благодаря ясному видению идеала.
Дети старшего дошкольного возраста обычно читают рассказы «Емеля-охотник», «Богач и Ерёмка»; им можно предложить и более сложный рассказ — «Приёмыш». Все эти произведения отмечены высоким художественным мастерством, их можно назвать настоящими шедеврами русской реалистической прозы.
В рассказах Мамина-Сибиряка природа Урала и быт уральцев неразделимы. Главные герои — люди пожилые, сроднившиеся с тайгой; они умеют любить природу по-детски непосредственно и вместе с тем без ложной сентиментальности. Рядом с ними часто изображается собака — верный, все понимающий друг, помощник на охоте. Природа не фон для действия — она живет своей жизнью, вступает с героем в своеобразный диалог, порой жестоко испытывает его. Так, в рассказе «Емеля-охотник» (1892) читатель открывает: как у людей, так и у зверей действует благородный закон — жертвовать жизнью ради детей. Старый Емеля пытается выходить заболевшего внука Гришутку и отправляется на охоту за олененком, о котором мечтает мальчик. Будто вскользь говорит повествователь о гибели матери Гришутки: она закрывала ребенка своим телом, пока волки грызли ей ноги. Упоминание о страшной смерти матери нужно автору, чтобы подготовить маленького читателя к восприятию кульминационного эпизода: Емеля выследил важенку с теленком, но не смог выстрелить в матку, которая уводила детеныша, подставляя себя под охотничий выстрел. История заканчивается счастливо. Дед рассказывает внуку, что видел теленочка — желтенького, с черной мордочкой и черными копытцами и как тот дал стрекача в лес. Этого оказывается достаточно, чтобы мальчик испытал радость.
Душа дикой природы, красивая и сильная, воплощена в образе Приёмыша — лебедя, прирученного стариком Тарасом. Лебедь привык к человеку и собаке, они полюбили его, но по осени Приёмыш улетел с дикой стаей, оставив тосковать Тараса и его Соболька. Разлука с лебедем означает для Тараса приход настоящей старости. «Приёмыш» (1983) — самый лиричный и вместе с тем драматичный из рассказов Мамина-Сибиряка о природе. Писатель мудро замечает, что любовь человека к природе может приносить не только радость, но и страдание; как и всякая любовь, она должна быть совершенно бескорыстной.
Великолепно мастерство описаний у Мамина-Сибиряка, будь то пейзаж, портрет или интерьер. Жилище Тараса идеально вписано в окружающий природный мир, составляет с ним органичное целое:
Рыбачья избушка издали казалась перевернутой вверх дном большой лодкой, — это горбилась старая деревянная крыша, проросшая веселой зеленой травой. Кругом избушки поднималась густая поросль из иван-чая, шалфея и "медвежьих дудок", так что у подходившего к избушке человека виднелась одна голова. Такая густая трава росла только по берегам озера, потому что здесь достаточно было влаги и почва была жирная.
Никакой приблизительности, обобщенности пейзажа — все детали конкретны, выпуклы, складываются в картину живую и достоверную. Автор добивается эффекта «присутствия»: читатель как будто видит картину собственными глазами, ощущает атмосферу изображенного места.
Гармония жизни, разлитая в природе, передается герою-повествователю, вспоминающему о городе как о «дурном сне». Эта гармония поддерживает жизненные силы девяностолетнего Тараса. В рассказе совсем нет социальных мотивов — только человек и природа наедине друг с другом. Радостная идиллия царит в этом естественном мире, покуда не наступает время разлуки.
«Аленушкины сказки» (1894 — 1897) писались Маминым-Сибиряком для его маленькой дочери Елены. Девочку, родившуюся в 1891 году, ждала трудная судьба: мать умерла родами, отец был уже немолод, а ее серьезная болезнь мешала рассчитывать на благополучный удел. Отцу предстояло подготовить свою Аленушку к жизни, к ее суровым сторонам, а главное — научить ребенка любить эту жизнь. «Аленушкины сказки» полны оптимизма, светлой веры в добро.
Герои сказок — муха, козявочка, комар, заяц, игрушки, цветы — подчеркнуто малы, слабы, незаметны среди больших и сильных существ; но все действие сказок направлено к их победе. Слабые одерживают верх над сильными, незаметные обретают наконец свое место в жизни. Вместе с тем писатель тактично подмечает, что слабые существа нередко заражаются мелочным эгоизмом, желают, чтобы весь мир принадлежал им, и, не в состоянии достичь этого, обижаются, делаются несчастными. Подспудная мысль сказок сводится к тому, что невозможно переделать мир себе в угоду, но можно изменить себя и свое отношение к окружающему ради своего же блага.
Однажды родилась козявочка и сразу возомнила, что все кругом создано для нее и принадлежит ей. Но оказалось, что еше до ее рождения все вокруг было поделено и нет для нее свободного места. А следом и еще одно неприятное открытие: мир очень опасен, чуть не каждую секунду погибают бессчетно и безвестно такие же козявочки. Жизнь совсем не улыбается героине. И все же она учится принимать эту жизнь. Как воздаяние за мудрость, даются козявочке семья, детки и тихая смерть — спокойный сон до будущего лета.
«Сказка про храброго зайца Длинные Уши — Косые Глаза — Короткий Хвост» (1894) и «Сказка про Комара Комаровича — Длинный Нос и про Мохнатого Мишку — Короткий Хвост» (1895) созданы в традициях народных сказок о животных. Герои в них очеловечены, а характеры обрисованы как самобытные, «личностные», что отличает их от фольклорных героев — всегда обобщенно-типизированных. Так, Комар Комарович и заяц-хвастун выделяются среди других комаров и зайцев своей настоящей или напускной храбростью. Даже медведь и волк в конце концов уступают им, решая не связываться с необычным противником («И волк убежал. Мало ли в лесу других зайцев можно найти, а этот был какой-то бешеный»). Залогом победы слабых над сильными является не волшебство или чье-то заступничество, не хитрость или удача, а изменение привычной внутренней позиции.
Боялся зайчик день, боялся два, боялся неделю, боялся год, а потом вырос он большой, и вдруг надоело ему бояться.
— Никого я не боюсь! — крикнул он на весь лес. — Вот не боюсь нисколько, и всё тут.
Сила духа важнее силы физической — учит ребенка писатель.
В «Аленушкиных сказках» нет прямых дидактических наставлений, а есть сама жизнь с преподносимыми ею уроками.
Особый интерес представляет «Присказка» — яркий образец «Мамина слога», как называли современники стиль детских сказок писателя. «Баю-баю-баю... один глазок у Аленушки спит, другой — смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое — слушает.
Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки». Присказка своей напевностью близка народным колыбельным. Пожалуй, впервые так ясно было выражено отцовское чувство, не уступающее в нежности материнской любви.
Помимо «Аленушкиных сказок» Мамин-Сибиряк написал еше целый ряд сказок, многообразных по темам и стилю. Большая их часть посвящена жизни природы: «Серая Шейка» (1893), «Упрямый козел», «Зеленая война», «Лесная сказка», «Постойко», «Старый воробей», «Скверный день Василия Ивановича». Наиболее близка к фольклору «Сказка про славного царя Гороха и его прекрасных дочерей — царевну Кутафью и царевну Горошину». При этом писатель никогда не стремился стилизовать свои сказки под народные. Основу всех сказок составляет собственная его позиция.
Трогательна история Серой Шейки — утки, оставшейся из-за болезни на зимовку. По законам природы гибель ее неизбежна, и даже сочувствующий ей заяц бессилен помочь. Полынья, ее единственное убежище, затягивается льдом, все ближе подбирается хищница лиса. Но мир подчинен не только законам природы. Вмешивается человек — и Серая Шейка спасена. Авторская позиция убеждает читателя в том, что даже на краю гибели надо верить и надеяться. Не стоит ждать чудес, но стоит ждать удачи.
Сказки Мамина-Сибиряка — характерный способ разговора взрослого с ребенком о жизненно важных вещах, которые невозможно объяснить на языке абстракций. Ребенку предлагается взглянуть на мир глазами божьей коровки, козявочки, мухи, собаки, воробья, утки, чтобы обрести истинно человеческое мировоззрение. Как и народные, эти сказки знакомят ребенка со сложными законами бытия, объясняют преимущества и недостатки той или иной жизненной позиции.
Сергей Тимофеевич Аксаков
С.Т.Аксаков (1791 — 1859) остался в памяти потомков и как писатель, и как общественный деятель. Известен он также дружбой с Н. В. Гоголем, покровительством ему.
Аксаков развивал ставший традиционным в русской прозе жанр автобиографической повести о детстве. В 1858 году появилась его книга «Детские годы Багрова-внука». Эта история о формировании детской души — произведение из обширного замысла, посвященного истории дворянской семьи. Замысел получил свое воплощение в трилогии, в которую вошли еще «Семейная хроника» и «Воспоминания». А возник этот большой труд в результате общения с Гоголем. Аксаков много рассказывал ему о своей семье, о детстве в родовом имении, о родственниках и знакомых — людях незаурядных. И под влиянием Гоголя, убеждавшего записать эти «воспоминания прежней жизни», он и принялся за трилогию.
Тема становления характера ребенка всегда волновала Аксакова. В его бумагах сохранилась записка к неизвестному адресату: «Есть у меня заветная дума, которая давно день и ночь меня занимает... Я желаю написать книгу для детей, какой давно не бывало в литературе. Я принимался много раз и бросал. Мысль есть, а исполнение выходит не достойно мысли... Тайна в том, что книга должна быть написана, це подделываясь к детскому возрасту, а как будто для взрослых, и чтоб не только не было нравоучения (всего этого дети не любят), но даже намека на нравственное впечатление, и чтоб исполнение было художественное в высшей степени».
В поисках художественного решения Аксаков, уже приступив к работе, обращается к писателям. Он пишет И.С.Тургеневу: «Я занят теперь таким делом, о котором я хотел бы знать Ваше мнение. Я боюсь, попал ли я на настоящий тон и не нужно ли изменить самые приемы: я пишу книгу для детей... Я ничего не придумал лучшего, как написать историю ребенка, начав ее со времени баснословного, доисторического, и проведя его сквозь все впечатления жизни и природы, жизни преимущественно деревенской... Разумеется, здесь нет никакой подделки под детский возраст и никаких нравоучений».
Дело, которым он занялся, оказалось поистине нелегким. Вспомним, что 50 —60-е годы XIX века — это период особого внимания к педагогическим и морально-этическим проблемам. Избежать нравоучительного тона и морализаторства в этой атмосфере было трудно. Но С.Т.Аксакову — писателю большого художественного дарования — это вполне удалось.
Главный герой повествования, Сережа Багров — восприимчивый, чуткий мальчик, способный к сильным чувствам. Он много размышляет над поведением окружающих и собственным отношением к ним, но больше всего его занимает природа. И по мере того как он взрослеет, отношение его к природе меняется, восприятие делается более глубоким.
Однако и другие обстоятельства вызывают в душе Сережи острую реакцию. Он рано начинает понимать, что взрослые ведут себя не совсем искренне, стараются что-то утаить от него, иногда просто лгут и запутывают. Помимо того, он выясняет, что есть люди добрые и злые. Более того, ему, маленькому дворянину, предстоит понять, что есть господа и есть слуги. Все это сложно и приводит к душевным страданиям. Спасает опять-таки соприкосновение с величественным и разнообразным миром природы: «Вид весенних полей скоро привлек мое внимание, и радостное чувство, уничтожив неприятное, овладело моей душой. Поднимаясь от гумна на гору, я увидел, что все долочки весело зазеленели сочной травой, а гривы, или кулиги, дикого персика, которые тянулись по скатам крутых холмов, были осыпаны розовыми цветочками, издававшими сильный ароматический запах».
Как и Антоний Погорельский в «Черной курице...», Аксаков стремится закрепить в сознании читателя приметы уходящего времени. Обстоятельно выписываются детали усадебного быта, особенно те, которые были дороги в детстве самому автору. При этом речь рассказчика очень близка к разговорной, с ее гибкостью и выразительностью.
Исследователи считают, что стиль Аксакова восходит к пушкинскому: та же благородная сдержанность, отсутствие излишеств, строгость и взыскательность в выборе художественных средств. Но есть в его произведениях эмоционально окрашенные лирические отступления, которые заставляют вспомнить Гоголя. Органично сливаются с традициями классиков черты, присущие самому Аксакову: тяготение к максимальной смысловой нагрузке слова, лиризм, поэтичность прозы.
К детским воспоминаниям Аксакова относится и услышанная им от ключницы Пелагеи сказка об аленьком цветочке. Работая над автобиографической прозой, он вспомнил ее и пересказал, сделав не только эпизодом повести, но и самостоятельным художественным произведением — литературной обработкой фольклорной сказки. В письме к сыну писатель сообщал: «Я теперь занят эпизодом в мою книгу. Я пишу сказку, которую в детстве знал наизусть и рассказывал на потеху всем со всеми прибаутками сказочницы Пелагеи. Разумеется, я совсем забыл о ней; но теперь, роясь в кладовой детских воспоминаний, я нашел во множестве разного хлама кучку обломков этой сказки... Я принялся реставрировать эту сказку. Я написал уже 7 листов, и, кажется, еше будет столько же».
Время, когда Аксаков работал над «Аленьким цветочком», было периодом всеобщего увлечения фольклором. Аксаков, с детства окруженный людьми из народа, близко знавший их жизнь, любивший их песни и рассказы, не мог не затронуть и ту сторону жизни ребенка, которая соприкасалась с народным искусством. Слова Аксакова, что он «реставрирует» сказку Пелагеи из «обломков», свидетельствуют не только о бережном отношении к фольклорному материалу, но и о творческом вкладе самого писателя.
В «Аленьком цветочке» есть все признаки народной волшебной сказки. Чудеса, творимые в ней, не по силам обыкновенному человеку. «Богатый купец, именитый человек» не может сам выбраться из волшебного леса — его вызволяет невидимое «чудище». Показывается же оно во всем своем безобразии и гневе, когда купец срывает, не спросивши разрешения, аленький цветочек. Так возникает основная нравственная коллизия сказки: неблагодарность заслуживает наказания.
«Что ты сделал? — заревело чудище голосом диким. — Как ты посмел сорвать в моем саду мой заповедный, любимый цветок?.. Ты лишил меня всей утехи в моей жизни... Я принял тебя как дорогого гостя и званого, накормил, напоил и спать уложил, а ты эдак-то заплатил за мое добро! Знай же свою участь горькую: умереть тебе за свою вину смертью безвременною...» И несчетное число голосов диких со всех сторон завопило: «Умереть тебе смертью безвременною!»
В народной сказке обязательно происходит победа доброго и справедливого человека, даже если он кажется слабым. И в сказке Аксакова это главная тема, основное событие — чудесное превращение слабости в силу, преодолевающую колдовские чары. «Дочь меньшая, любимая» побеждает «силу нечистую», заколдовавшую «молодого принца, красавца писаного», благодаря своим человеческим достоинствам: она верна дочернему долгу, не помнит зла, благодарна за добро. И относится она к чудищу бескорыстно — любит его за «беседы ласковые и разумные», «за душу добрую», за «все его милости и любовь горячую».
Казалось бы, незатейливый сюжет сказки дал писателю возможность показать целую гамму нравственных переживаний. «Аленьким цветочком» испытываются все герои, и верх над бессердечием, завистью одерживает беспредельная доброта, над физическим безобразием — душевная красота, над хитростью — простодушие. «Добрым молодцам урок», как и полагается в сказке, Аксаков дает на основе народных этических представлений. При этом «урок» в значительной мере усиливается духовным напряжением в сочетании с богатой фантазией. Все это, а также прекрасный язык сделали сказку «Аленький цветочек» шедевром, определили ее место в классике детской литературы.
Василий Андреевич Жуковский (1783—1852)
Педагогическая деятельность и произведения для детей. Поэтический дар Жуковского, соединенный с чистейшими нравственными принципами, выявил еще одну его незаурядную способность — быть педагогом. Он был домашним учителем двух своих племянниц —- Марии и Александры Протасовых. Затем учил братьев Киреевских — в будущем известных деятелей культуры. Преподавал он русский язык принцессе Шарлотте — Великой княгине Александре Федоровне, жене Великого князя Николая Павловича, будущего императора.
Его учеником с семи лет был наследник престола, будущий император Александр II, который взойдет на престол уже после смерти своего наставника. Ради образования «царской души» Жуковский готов был пожертвовать литературным творчеством, находя, впрочем, поэзию в педагогических занятиях. «Знаю только, что детский мир — это мой мир, и что в этом мире можно действовать с наслаждением, и что в нем можно найти полное счастие». Им прочитано множество детских и учебных книг, освоены помимо русского языка и литературы география, история, арифметика, написаны планы занятий. А. И.Тургенев (прозаик и историк) писал о нем: «Шутки в сторону, он вложил свою душу даже в грамматику и свое небо перенес в систему мира, которую объясняет своему малютке. Он сделал из себя какого-то детского Аристотеля». «Учусь, чтобы учить, — писал Жуковский другу, поэту П. А. Вяземскому. — Привожу в порядок понятия, чтобы передать их с надлежащею ясностию. Черчу таблицы для ребенка. <...> Но жизнь моя истинно поэтическая. Могу сказать, что она получила для меня полный вес и полное достоинство с той минуты, в которую я совершенно отдал себя моему теперешнему назначению. Я принадлежу наследнику России». В основу своего «Плана учения» он положил систему образования И. Г. Песталоцци.
Его выражение «педагогическая поэма» и ныне воспринимается как метафора всей русской педагогики.
«С детской в сердце простотой», — писал о себе поэт. Многие свои произведения и переводы он включал в занятия с детьми, а уж потом, после доработки, выносил на широкий суд читателей. В журнале «Детский собеседник» (1826) были опубликованы шесть небольших сказок братьев Гримм в его переводе: «Колючая роза», «Братец и сестрица», «Милый Роланд и девица Ясный свет», «Красная Шапочка» и др. Среди нереализованных планов — педагогический журнал и «Повесть для юношества» — «самая образовательная детская книга», куда, по замыслу, должны были войти сказки, стихотворные повести, народные и библейские сказания, отрывки из Гомера, «Песни о нибелунгах», «Орлеанской девы» и пр.
Завершив главное педагогическое дело своей жизни — воспитание наследника, Жуковский вышел в отставку и в 1841 году поселился в Германии, где он наконец обзавелся семьей. Увлеченность поэзией и педагогикой не оставляет его до конца дней. Он мечтает издать книгу сказок — «больших и малых, народных, но не одних русских» — для «больших детей» (подразумевая под «большими детьми» простолюдинов). В 1847 году он пишет статью «Что такое воспитание».
После окончания большого труда — перевода «Одиссеи» — Жуковский обратился к литературе для детей. В 1852 году он принялся за азбуку, чтобы обучить грамоте свою маленькую дочь Сашу. Впечатлениями он делился в письме: «И так как это дело должно совершаться по моей собственной, мною самим изобретенной методе, то оно имеет характер поэтического создания и весьма увлекательно, хотя начинается чисто с азбуки и простого счета. Что моя метода хороша, то кажется мне доказанным на опыте, ибо вот уже целый месяц, как ежедневно (правда, не более получаса в дни) я занимаюсь с Сашей, а она не чувствовала ни минуты скуки именно потому, что я заставляю ее своею головкою работать, а не принуждаю сидеть передо мною с открытым ртом, чтобы принимать от меня жеванные мною, а потому и отвратительные куски пищи... Из этих уроков может составиться полный систематический курс приготовительного, домашнего учения, который со временем может принести и общую пользу».
Из уроков с собственными детьми составился сборник «Стихотворения, посвященные Павлу Васильевичу и Александре Васильевне Жуковским», который вышел в год смерти автора. С помощью этих стихотворений дети усваивали русский язык, которого они не знали, живя с родителями в Германии.
В форме миниатюры написаны стихотворения «Птичка», «Котик и козлик», «Жаворонок», «Мальчик-с-пальчик». В них определились контуры лирической поэзии для малышей. Это прежде всего масштаб изображения действительности, равный «мальчику-с-пальчик». Простодушно умиляется поэт ребенку, чей портрет будто заключен в медальоне:
Жил маленький мальчик, Был ростом он с пальчик. Лицом был красавчик; Как искры глазёнки. Как пух волосёнки...
Поэт устранил из остросюжетной сказки Шарля Перро все страшное — людоеда и его жену, опасности и избавление. Его привлекли в герое не находчивость и смелость, а совсем другое, чего не было вовсе в оригинале, — жизнь чудесного малютки «меж цветочков», как она видится ребенку или влюбленному в детство поэту. Картина полна прелестных сказочных подробностей:
Проворную пчёлку В свою одноколку Из лёгкой скорлупки Потом запрягал он, И с пчёлкой летал он...
Художественная отделка стихотворения «Мальчик-с-пальчик» отличается особенной тщательностью. Двустопный амфибрахий придает стихам воздушную легкость, напевность. Переливы звуков создают своеобразный музыкальный аккомпанемент. Картина словно оживает, готовая вот-вот исчезнуть. Даже то, что стихотворение является отрывком из сказки, служит усилению впечатления.
Стихотворение «Котик и козлик» также представляется нарочитым фрагментом, напоминающим пушкинские строки из пролога к «Руслану и Людмиле» или из описаний в «Сказке о царе Салтане...»:
Там котик усатый По садику бродит, А козлик рогатый За котиком ходит...
«Там чудеса...» — говорил Пушкин о мире волшебной сказки. «Там», в раннем детстве, все чудесно, как в сказке, — откликался спустя десятилетия Жуковский. В «Котике и козлике» автор использовал слова в их точном значении, совсем отказавшись от подтекста. «Наивные» эпитеты, выделяющие единственную деталь (котик усатый, козлик рогатый), уменьшительно-ласкательные суффиксы, а также легко встающее перед глазами действие (бродит, ходит) — вот несложные приемы, с помощью которых создана образная картина, близкая к восприятию ребенка.
Стихотворение «Жаворонок» — пример использования более сложных приемов, характерных для «взрослого» поэта-романтика:
На солнце тёмный лес зардел. В долине пар белеет тонкий. И песню раннюю запел В лазури жаворонок звонкий. Он голосисто с вышины Поёт, на солнышке сверкая: «Весна пришла к нам молодая, Я здесь пою приход весны!..»
Метафоры, метонимии, инверсии, звукопись — все подчинено задаче вызвать определенное настроение в душе читателя, создать впечатление песни жаворонка. Тому же служит сгущение образа весенней природы: раннее утро, солнце, «зардевший» лес, «тонкий» пар в долине и лазурь неба — детали сливаются, и возникает образ реальный, зримый, а вместе с тем импрессионистично-субъективный, внутренне изменчивый.
Внешне очень простое стихотворение «Птичка» незаметно подводит читателя к мысли о вечной жизни души, о преодолении разлуки и смерти («Птички уж нет...»). Разумеется, малыши не в состоянии уразуметь столь сложный подтекст, но им под силу воспринять особое элегическое настроение героя.
Одно из последних стихотворений поэта — элегия «Царскосельский лебедь» — было написано для заучивания наизусть девятилетней Сашей, но элегия вышла слишком сложной по содержанию и форме, поэтому безоговорочно отнести ее к поэзии для детей нельзя. По существу, это прощание поэта с поэзией минувшей эпохи.
В детских стихах Жуковского обозначились два основных пути развития поэзии для детей: первый — путь «легкой» поэзии точных слов и прямого смысла; второй — путь поэзии подтекста и субъективных впечатлений.
Владимир Федорович Одоевский (1803—1869)
Вклад Одоевского в детскую литературу значителен. Его произведения для детей, составившие два сборника: «Детские сказки дедушки Иринея» (1840) и «Детские песни дедушки Иринея» (1847) — высоко ценил Белинский. Критик писал, что такому воспитателю, какого имеют русские дети в лице дедушки Иринея, могут позавидовать дети всех наций: «Какой чудесный старик, какая юная, благодатная душа у него, какой теплотой и жизнью веет от его рассказов, и какое необыкновенное искусство у него — заманить воображение, раздражить любопытство, возбудить внимание иногда самым по-видимому простым рассказом».
Очень серьезно занимался Одоевский вопросами воспитания детей. Он стремился создать здесь свою теорию, основанную на «педагогической идее» с гуманистической тенденцией. Свои мысли по этому поводу писатель изложил в большом труде «Наука до наук», который он создавал долгие годы. Вслед за Белинским писатель призывал в результате воспитания ребенка получать нравственного человека, а то, чему детей обучают, должно было иметь связь с реальной жизнью.
Особую заботу Одоевского вызывали «непроснувшиеся» дети — маленькие люди, находящиеся во власти инстинктивного желания ничего не делать, т.е. «ничего не мыслить». Обязательно сле-довато пробудить в растущем человеке мысли и чувства. Писатель полагал, что важную роль в этом играет сказка.
В 1833 году увидели свет его «Пестрые сказки с красным словцом». В них рассказчик Ириней Модестович Гомозейка (таким псевдонимом Одоевский подписал это свое произведение) преподносил читателям в аллегорической форме то или иное нравоучение. Фигура Гомозейки сложна и многогранна. С одной стороны, он призывает к романтическому видению мира и постоянно рассуждает о человеческих добродетелях, о постижении первопричин мира, — словом, о высоких материях. И при этом упрекает современников в недостатке воображения: «Не в этом ли беда наша? Не от того ли, что предки наши давали больше воли своему воображению, не от того ли и мысли их были шире наших и обхватывали больше пространства в пустыне бесконечности, открывая то, что нам вовек не открыть в нашем мышином горизонте».
Особняком в «Пестрых сказках» стоит «Игоша», пожалуй, самое поэтическое и самое фантастическое произведение в книге. Связано это с фигурой героя-мальчика — от его имени ведется повествование. Он подружился с таинственным существом, с домовым, которым, по народному поверью, становится каждый некрещеный младенец. Вероятно, такой замысел был связан с убеждением Одоевского, что мир детских фантастических представлений и народные поверья содержат в себе особую поэтическую мудрость и подспудные знания, которыми человек еще не овладел сознательно.
Мальчик услышал рассказ отца, как на постоялом дворе извозчики, обедая, отложили на столе кусок пирога и ложку — «для Игоши». И ребенок всей душой воспринимает это как реальность. С тех пор они уже не расстаются — Игоша и маленький рассказчик. Игоша побуждает его к проказам, которые непонятны взрослым, сердят их. А в конце сказки фантастическое существо исчезает. Видимо, это знаменует собой взросление героя, его уход из мира сказок в реальную жизнь. Во всяком случае, печальные интонации здесь весьма естественны для периода перехода от детства к отрочеству и юности.
Для следующей публикации сказки, в 1844 году, Одоевский дописал конец, пояснивший смысл его сочинения: «С тех пор Игоша мне более не являлся. Мало-помалу ученье, служба, житейские происшествия отдалили от меня даже воспоминание о том полусонном состоянии моей младенческой души, где игра воображения так чудно сливалась с действительностью». И лишь иногда, в минуту «пробуждения души», когда она приобщается к познанию, странное существо «возобновляется в памяти и его появление кажется понятным и естественным».
Сожаление Одоевского о потере взрослым человеком способности видеть и чувствовать то, что видят и чувствуют дети, пронизывает весь другой его цикл подобных произведений — «Сказки дедушки Иринея». Первое из этих повествований — «Городок в табакерке» — появилось в 1834 году, остальные были изданы отдельной книжкой значительно позже, в 1844 году. Фигура рассказчика в них по сравнению с «Пестрыми сказками», которые автор адресовал взрослому читателю, изменена. Если Гомозейка ироничен и порой загадочен, то дедушка Ириней являет собой образец наставника — строгого, но доброго и понимающего ребенка.
Обращение Одоевского к детской литературе тесно связано с его склонностью к просветительству, но у него был и прирожденный талант детского писателя. Уже в начале 30-х годов появляются в журнале «Детская библиотека» его рассказы и сказки. В 1833 году Одоевский предпринимает издание альманаха «Детская книжка для воскресных дней», где звучат его мысли о воспитании: он помещает здесь не только художественные произведения, но и большой раздел образовательного характера, в который входят научно-популярные статьи и описания различных опытов, поделок, игр.
«Городок в табакерке» (1834) — первый совершенный образец художественно-познавательной сказки для детей. В ней научный материал (по существу, обучение механике, оптике и другим наукам) был подан в столь занимательной и близкой к детской психологии форме, что это вызвало восторженный отклик тогдашней критики. Белинский говорил: сюжет «так ловко приноровлен к детской фантазии, рассказ так увлекателен, а язык так правилен... дети поймут жизнь машины как какого-то живого индивидуального лица».
Все начинается с того, что мальчик Миша получает в подарок от отца музыкальный яшик. Мальчик поражен его красотой: на крышке ящика — башенки, домики, окна которых сияют, когда восходит солнце и раздается веселая музыка. Дети всегда радуются при восприятии прекрасного, оно рождает в них живой энтузиазм, желание творить. Эстетическое переживание вызывает активную работу воображения, побуждая к творчеству. Миша, заснув, творит во сне целый мир — и все из предметов, ему знакомых, но в сочетаниях чисто фантастических. Валик, колесики, молоточки, колокольчики, составляющие механизм музыкальной шкатулки, оказываются жителями маленького прекрасного городка. Роли действующих лиц и их поступки зависят от впечатления, которое они произвели на мальчика. Валик — толстый, в халате; он лежит на диване; это начальник-надзиратель, командующий дядьками-молоточками. Те, получив команду, колотят бедных мальчиков-колокольчиков с золотой головкой и в стальных юбочках. Но и над валиком есть власть: это царевна-пружинка. Она, как змейка, то свернется, то развернется — «и беспрестанно надзирателя под бок толкает». Проснувшийся Миша уже понимает, как работает музыкальный яшик, причем действительно воспринимает машину «как какое-то живое индивидуальное лицо».
Обучение на конкретном опыте, связь обучения с реальностью — один из педагогических принципов Одоевского, и он нашел воплощение в этом произведении. Даже в фантастический мир оживших деталей автор ведет Мишу через сон — вполне реальное состояние ребенка. Этот же принцип он положил в основу и многих других сказок и рассказов, искусно сочетая реальные события с фантастикой1.
|
1 Исследователь русской детской литературы из Финляндии Бен Хеллман предложил толкование произведения как сложной аллегории государственного устройства и социальных отношений. См.: Хеллман Б. Страшный мир табакерки. Социальный дискурс рассказа В.Ф.Одоевского // Детский сборник: Статьи по детской литературе и антропологии детства / Сост. Е.Кулешов, И.Антипова. — М., 2003.-С. 201-209. |
Сказка «Червячок» (1838) обращает внимание ребенка на чудесное разнообразие мира природы и на непрерывность жизненного цикла; в доступной детям истории о жизни и смерти маленького червячка писатель затрагивает глубокую философскую тему. Вполне реальный герой — французский архитектор Рубо в рассказе «Столяр» (1838) — достигает вершин мастерства; так автор стремится вызвать в юном читателе «благородную жажду познания, непреодолимое желание учиться». А в рассказе «Бедный Гнедко» (1838) уже другая воспитательная задача — пробудить в сердце ребенка любовь к животным; заключая гуманную мысль в рамки рассказа о судьбе изнуренной лошади, когда-то бывшей веселым жеребенком, писатель впрямую обращается к детям: «Кто мучит лошадь, собаку, тот в состоянии мучить и человека».
Несмотря на сильно проявляющиеся в «Сказках дедушки Иринея» дидактические тенденции и элементы естественно-научного просветительства, они исполнены подлинной поэтичности. Это особый пленительный и увлекательный для ребенка мир, однако, по замечанию Белинского, «узнав его, с ним не расстанутся и взрослые». По мнению исследователей (В.Грекова, Е.Званцева), установить истоки этих сказок Одоевского весьма нелегко. В них происходит объединение и дополнение традиционных сказочных сюжетов, вводятся новые мотивы и исключаются привычные в такого рода произведениях. Причем писатель переводит любое событие народной сказки из социального плана в чисто нравственный.
Творчество В. Ф. Одоевского до сих пор высоко ценят и взрослые, и дети. Творчество это разнообразно, глубоко по философской и нравственной направленности.
