Ожесточенная политическая борьба разделила литературу на два непримиримых лагеря: буржуазно-дворянский с двумя его фракциями, спорившими из-за меры уступок, и крестьянский лагерь, возглавлявшийся вождями революционной демократии, которые боролись против всего дворянского лагеря в целом и в то же время деятельно стремились просветить народные массы. Одновременно революционные демократы старались воздействовать на те потенциально прогрессивные силы, которые можно было вывести из политически пассивного или колеблющегося состояния и сделать хотя бы временными союзниками в борьбе за революционное преобразование родины.
В этих условиях роль художественной прозы была исключительно велика. Прозаическая форма открывала широкий простор для разрешения больших социально-политических вопросов, выдвинутых жизнью, для всестороннего изображения социальных противоречий эпохи, для изучения народной жизни пореформенной поры.
Грани между художественным и научным подходом к жизни заметно стирались в прозе 60-х годов. В особенности ясно это сказывалось в произведениях, посвященных жизни крестьянства и мастерового люда, их хозяйственному быту, их взглядам и настроениям в переломную пору. Здесь художественная проза вступала в тесное соприкосновение отчасти с экономическими науками, отчасти с этнографией, с изучением народной поэзии, с народознанием в широком смысле слова. Традиция физиологических очерков 40-х годов развивалась и крепла. Картины народного быта, очерки народной жизни и нравов приобрели особую популярность в 50—60-х годах, накануне реформы и после нее. Такие картины и сцены, наброски и этюды назывались обычно рассказами, хотя часто и не претендовали даже на художественный вымысел. Границы рассказа и очерка стушевывались, причем очерк выдвигался как один из самых важных и значительных жанров.
Речь шла о создании типического образа «нового человека», и революционные демократы указывали на недостаточность тургеневских методов типизации в этом отношении. Построение типического образа разночинца-демократа 50—60-х годов предполагало правдивое и точное изображение условий и самого процесса формирования его личности, а не только готовых
свойств его характера. Необходимо было также выяснение и художественное изображение типических обстоятельств, в которых протекала деятельность нового героя русской общественной жизни.
Революционным демократам важно и нужно было показать, что самый факт появления «новых людей», передовых разночинцев, не случаен, а порожден реальными условиями русской жизни, что социальный и политический гнет, с одной стороны, подавляет их, препятствует их борьбе, затрудняет формирование революционных натур, а с другой стороны, он же вызывает их к жизни и делает неизбежным их выступление в качестве активной исторической силы.
Так изучение процесса «развития личности» разночинца-демократа в конкретных социальных условиях было выдвинуто как первоочередная задача литературы. Эту задачу разрешили представители молодой демократической литературы 60-х годов, воспитавшиеся под непосредственным влиянием идей Чернышевского и Добролюбова.
Общественной проблематикой, пронизывющией прозы 60х годов, содеражние русского романа не исчерпывается. Под пером Л.Толстого и Достоевского роман становится и соицльно-философским, и психологическим, знаменуя возможности худ постижения русской действительности и человека. Их персонажи живут и в конкретной соц-обусловленной среде, и в прямой соотнесенности с целым миром, с человечеством, и не только современным, но и прошлым и будушем.
Социальность как важное качество прозы 6-х годов обусловила новый всплеск интереса к народу, его материальному и нравственному быту.Исследование народного быта и народных характеров находило свои жанровые ормы, среди которых первенстувующее положение занял очерк-очерки народного быта Успенского, очерки бурсы Помяловского. Очерковый характер имели письма об Осташкове Слепцова, подзаголовок Этнографический очерк сопровждал повести Подлиповцы Решетникова.
Стилистика очерка 60хгодов генетически вязаан с физилологическими очерками натуральной школы: документальность, фактографизм, недостаточность психологических мотивировок. Очерк обеспечивал пощнание среды, обстоятельств, подробностей бытовой сферы народной жизни как необходимый этап в осмыслении перемен в положении русского крестьянина до и после отмены крпепостного права.
Другим важным отличием от физиологического оерка явилась публицистичность прозы 60з годов., ее непосредственная обращенность к читателю, вступление с ним в диалог. Активность авторской позиции обнаруживает себя в системе оценок, комменатирев, суждений, призванных ввести читателя в круг определенным образом идеологически окршенных авторских представлений о происзодяшх событиях. Письмы об Осташкове Слепцов, Путевы письма Якишкина. Худ прием включения автора в сюжет использован в Что делать Чернышевским.
Крупнейший среди этих писателей, Н. Г. Помяловский, в своих повестях «Мещанское счастье» и «Молотов» показал, как под влиянием уроков самой социальной жизни развивается сознание разночинца, как этот новый герой русской истории впервые осознает свою противоположность хозяевам жизни — дворянам, как в нем просыпается плебейская гордость, чувство собственного достоинства и гнев против тех, кто смеет относиться к нему с презрением, хотя и снисходительным, хотя бы даже и ласковым. При этом главная задача писателя заключается именно в том, чтобы рассмотреть внутренний мир героя в развитии, в движении, в процессе созревания тех душевных качеств и свойств, которые делают его «новым человеком». Помяловскому важно было наметить те условия, при которых этот процесс делается возможным и неизбежным.
Самая биография героя, которую рисует Помяловский, должна сразу указать читателю те необходимые и достаточные предпосылки, без которых невозможно было бы превращение человека в разночинца не только по положению и даже не только по убеждениям, но и по характеру, по темпераменту, по складу натуры. Егор Иванович Молотов, герой Помяловского, — сын мещанина-слесаря и воспитанник профессора. Положение взято, таким образом, как будто бы исключительное: разумеется, не всякий разночинец проходил школу первоначального воспитания под руководством ученого и в его семье. Однако для Помяловского дело здесь не в типичности данного частного случая, а в том, что так или иначе, в той или иной форме основательная школа умственного развития является необходимым этапом в формировании разночинца. В этом типичность положения, избранного Помяловским, а не в индивидуальных частностях судьбы его героя. Сын слесаря, он всегда будет ощущать свою кровную связь с народом; воспитанник профессора, вообще человек, прошедший научную школу, он сумеет возвести непосредственное чувство близости к народным низам на степень сознательного убеждения.
Столкновение разночинцев с дворянами порождается не индивидуальными свойствами тех и других, а природой общественных отношений. Социальный антагонизм заложен в природе взаимных отношений между работающим и работодателем; для того чтобы он проявился, нужен только случай. Случай представился, и сразу же наступает конец обывательскому прекраснодушию героя, основанному на обманчивой видимости мирного сотрудничества враждебных сторон.
Герцен спрашивал Тургенева в 1862 году, что сделало Базарова «нигилистом» и обличителем. Помяловский ответил на этот вопрос раньше, чем он был задан. Но за этим вопросом сразу же вставал другой: каков будет жизненный путь разночинца после того, как он осознал свою противоположность людям господствующих классов, после того, как в нем «злость заходила, драться ему хотелось». Помяловский разработал ответ и на этот вопрос, причем разработал его в двух вариантах. Он показал, что «глубокое, беспощадное презренье» к власть имущим, к хозяевам положения, к людям, оскорбляющим плебейскую гордость тех, кто от них зависит, может привести разночинца к элементарному стремлению освободиться от этой зависимости, приобрести личное благосостояние, выбиться из нищеты, «выйти в люди». Это путь Молотова, начавшего «дракой» и злостью и кончившего «благонамеренной чичиковщиной», мещанским счастьем. Возможен и другой путь — полного отказа от всякой «благонамеренности» и всех видов «мещанского счастья», полного презрения и к «порядочному обществу», занятому погоней за чинами и теплыми местечками, и к «квасному либерализму» с его напускным благородством и звонкими фразами. Однако, как показал Помяловский, эта глубокая враждебность ко всем устоям современного общественного строя одновременно может сочетаться с совершенным отрицанием каких бы то ни было нравственных побуждений к социальной активности и борьбе. Тогда это будет путь Череванина, которого Горький считал нигилистом посильнее Базарова,2 путь, приводящий его к душевному опустошению, «сожженной совести», нравственной «торричелиевой пустоте» и «кладбищенству».
При всей противоположности намеченных Помяловским путей, оба они родственны в том отношении, что одинаково далеко уводят человека от социальной борьбы, от стремления к переустройству общества, одинаково ведут к индивидуалистическому перерождению, к общественному «нигилизму». И Череванин, и Молотов — разночинцы, но не революционеры и, по характеру своих социально-этических взглядов, не могут ими быть. Путь Молотова — это, по выражению Горького, путь «превращения героя в лакея»,1 путь Череванина — это путь безнадежно мрачного универсального нигилистического отрицания, глубоко пассивного по своей природе.
Наметив два пути, одинаково безысходные, Помяловский показал их ущербность и порочность и тем самым вплотную подвел демократическую литературу к революционному порогу, который сам, однако, перешагнуть не сумел. Для этого нужно было обладать стройной и ясной революционно-демократической теорией.
Творчество Помяловского и его дилогия, образенная к демократически настроенному читателю. раскрывала трагедию людей, так и не сумевших стать настоящими новыми людьми. Причину драматизма судьбы своих героев Помяловский видел втом, ЧТО ОНИ ПРЕДПОЧЛИ ЛИЧНОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ БОРЬБЕ С СОЦ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬЮ, подчинились обстоятельствам. Такое понимание зависимости характера от обстоятельств раскрыто в повестях Мещанское счастье и Молотов.
В дилогии Мещанское счастье отчетливо просматривается то новое, что внес в поэтику романа Помяловский. Сам автор указывал на традиции Тургенева, видевшего в романтическом начале человека признак богатой, возвышенной натуры. Если тергуневский роман завязывался любовной интригой, то в Мещанском счастье она только намечена. Изучение соц условий, формирующих личность, анализ их и приговор несправедливо устроенной жизни -вот что составляет предмет изображения в повестях Помяловского.
В очерках бурсы авторская точка зрения вторгается в повествование и становится необходимым его атрибутом, а образ автора - его композиционном центров. По функции образа автора очерки бурсы близки к губернским очеркам Щедрина, хотя структура последних гораздо сложнее. Очерки бурсы - рассказ писателя о своем детстве, поднимающийся до больших соц обобщение, разоблачающий пагубное воздействие бюрократической системы в сфере образования и воспитания молодого поколения. В быте, нравах бурсы, описанных в жесткой натуралистической манере, воссоздана атмосфера деспотихма, господсвующая в России.
СЛЕПЦОВ
Самое значительное произведение Слепцова повесть Трудное время (1865), где показана судьба разночинца в годы реакции и кризиса демократического движения середины 1860-х годов. В художественной системе автора этого широкомасштабного повествования, ставящего коренные вопросы переломной эпохи (положение народных масс, идейная борьба либералов и демократов, духовное развитие женщины, проблемы семьи, личного счастья), соединились свойственные магистральному течению отечественной прозы общезначимость проблематики и психологизм, документализм зарождающегося русского «физиологического очерка», сдержанный лаконизм стиля и опыт оппозиционной публицистики с ее тайнописью и «эзоповым» иносказанием. Тесно связанная с художественным творчеством публицистика Слепцова (фельетоны, статьи, циклы-обозрения) в резко обличительных тонах воспроизводят атмосферу деспотизма, шпионажа, общественной пассивности и закрепощенности, включая в ткань текста сцены, диалоги, беллетристические фрагменты, письма и дневники, прибегая в полемических целях к различным ролевым маскам («благонамеренный», «недовольный» и т.п.). В начале 1870-х годов Слепцов пишет драматические произведения очеркового характера (Пролог к неоконченной драме, Бабье сердце, В трущобах, Сцены в мировом суде); публикует несколько глав общественно-политического романа Хороший человек (1871, не закончен), в которых картины жизни народа в России и за рубежом сочетались с критическими зарисовками представителей господствующих сословий. Остался неосуществленным также замысел романа Остров Утопия. Личность и творчество Слепцова оказали существенное влияние на развитие революционно-демократических и социально-критических тенденций в русской литературе 19 – начала 20 вв., особенно на формирование ее бытописательного очерка и сатирической публицистики.
РЕШЕТНИКОВ
С повести "Подлиповцы" (1864) началось широкое признание самобытного
таланта Решетникова. Молодой, в сущности, еще начинающий писатель смело,
необычно, с поразительной яркостью рассказал о жизни народа. Эта тема вошла
в русскую литературу еще в конце XVIII века. После Радищева почти каждый из
крупных писателей обращался к ней. Постепенно складывалось истинное
представление: народ - творец истории, но он бесправен - и в этом его
трагедия. А одновременно передовая русская литература указала конкретный
источник этой трагедии - крепостничество, самодержавие и освящающая режим
насилия казенная церковь.
За двенадцать-пятнадцать лет до Решетникова тема народа получила
неоднозначное освещение в повестях Григоровича "Деревня" и "Антон Горемыка"
и в "Записках охотника", "Муму", "Постоялом дворе" Тургенева.
Григорович подчеркивал, как падает нравственный уровень народа под
воздействием бесчеловечных условий существования. Доведенные до крайней
степени нищеты и забитости, крепостные и сами усваивают грубость,
жестокость, равнодушие. Григорович предостерегал: крепостничество опасно не
только для духовного развития народа, но и для самого существования его,
ибо грозит физическим вырождением и даже вымиранием целых групп
деревенского населения.
Тургенев же исходил из убеждения, что века крепостнического рабства не
иссушили души народной. Как он полагал, именно в народных низах, в
крестьянстве сохранились самобытные, ценные черты национального характера
русского народа. Это парод правдолюбцев, мечтателей и поэтов, незаурядных
администраторов и, может быть, великих реформаторов,- таков конечный вывод
Тургенева.
Казалось бы, два несовместимых подхода к одной теме: кто же тут прав?
Решетников в "Подлиповцах" объединил внешне взаимоисключающие соображения.
Правда в том, что поэзия народной жизни - это лишь возможность, которой не
дано осуществиться при существующем положении. А чтобы она осуществилась,
надо освободить парод. Тогда и раскроются его природные задатки.
С потрясающей силой Решетников представил сначала нищету, забитость и
невежество своих героев из убогой, в шесть избенок, деревеньки Подлипной,
затерявшейся в предуральской глухомани. Истощенные поля дают скудный
урожай. Хлеба - даже с осиновой и липовой корой - хватает до середины зимы.
От бескормицы шатаются лошади, а коровы дают молоко, которого едва достает
детям. Постоянное недоедание переходит у подлиповцев весной в настоящий
голод: "Поплачешь, погорюешь, да и скосишь травку божью, измелешь и ешь так
с горячей водой". Зверь в лесах перевелся, да и нечем его взять. Промыслов
никаких нет.
Как ни бьются, как ни изворачиваются подлиповцы, они не могут
заработать более трех рублей за сезон. А из чего платить подать? За
крестины, свадьбы, похороны? Нищета, безысходность придавили подлиповцев:
"Не слышится веселого говора, не слышится песен, у всех точно какое-то
горе, какое-то болезненное состояние".
Подлипная вырождается, близка к вымиранию. Решетников не побоялся
сделать такой вывод из своих наблюдений. Он, естественно, не винит
крестьян: вина лежит на властях, допустивших потрясающее обнищание русской
деревни. Нужда, постоянные поборы, безысходность лишают крестьян жизненной
стойкости. Постоянное недоедание подкосило их силы. "Пища мучит всех, -
возвращается вновь и вновь Решетников к главному вопросу. - Настоящий хлеб
едят редкие с месяц в год, остальное время все едят мякину с корой, и от
этого у них является лень к работе, болезнь, и часто все подлиповцы лежат
больные, сами не зная, что с ними делается, а только ругаются и плачут".
Может быть, деревня Подлипная - какая-то особенно незадачливая в
Российской империи? Нет, оказывается, таких деревень много. Или подлиповцы
не умеют работать? Но разве кто-нибудь научил их чему-нибудь сверх того,
что они усвоили от отцов, дедов, прадедов? "Растолкуй этим людям как
следует, по-человечески, что нужно делать, они примутся и сделают еще
крепче городского мастера,- полагает Решетников.- В этом я ручаюсь". И
далее он покажет, как умеют работать подлиповцы, когда их накормят, - с
азартом, с выдумкой, на совесть.
