1.В Киевской Руси было двуязычие (Ф.П. Филин)
Ф.П. Филин считал, что в Древней Руси было два литературных языка [Ф.П. Филин.Происхождение и развитие русского языка. – Л., 1954. – 47 с.], т. е. что в Киевской Руси былодвуязычие: «С переносом литературы и старославянского (древнеболгарского в своей основе) литературного языка в культурной сфере Древней Руси начинается двуязычие, сыгравшее огромную роль в становлении и развитии собственно русского литературного языка. Главным в этом двуязычии было то, что оба близкородственных языка оставались самими собою и имели особую историю своего развития и в то же время они активно взаимодействовали друг на друга, элементы одного языка проникали в другой, ассимилировались в нем или отторгались. В разных письменных произведениях обычно брала верх одна из этих языковых стихий, но в конечном итоге решающую победу одержала русская народная речь» [Филин, Ф. П. Истоки и судьбы русского литературного языка. – М. : Наука, 1981; с. 250].
По подсчетам Ф.П. Филина, «формально-генетических церковнославянизмов… в современном русском литературном языке оказалось что-то около 10 %». Других заимствований 17 %, то есть три четверти словаря «составляет исконно русская по происхождению лексика. Исконно русская лексическая основа нашего литературного языка значительно превосходит исконную основу английского языка, в котором около половины словарного состава романского происхождения» [там же, с. 85–86].
Ф.П. Филин предлагает такую схему:
1. церковнославянский литературный язык с двумя типами:
- собственно церковнославянский – язык богослужебной и примыкающей к ней литературы, переведенной или созданной в Болгарии и других славянских странах и бытующей на Руси в виде более или менее точных списков (с некоторыми восточнославянскими напластованиями);
- славяно-русский язык – язык оригинальных русских произведений на церковнославянском языке (в них присутствует восточнославянский субстрат);
2. древнерусский литературный язык:
- язык деловой письменности и частной переписки (мало церковнославянизмов);
- язык повествовательной литературы с широким использованием церковнославянизмов.
«На древнерусском (не на старославянском) языке написаны древнейший русский свод законов «Русская правда», дошедшие до нас грамоты, «Слово о полку Игореве», основная часть сочинений Владимира Мономаха, большая и важнейшая часть древнерусской летописи и некоторые другие произведения» [там же, с. 22].
2. В Киевской Руси была диглоссия (А.В. Исаченко, Б.А.Успенский)
«Диглоссия – это относительно устойчивая языковая ситуация, при которой кроме диалектов того или иного языка (а у него могут быть стандартизованные формы, распространенные повсеместно или в отдельных областях) существует также сильно отличающаяся строго кодифицированная (часто более сложная в грамматическом отношении) и занимающая более высокое положение форма. Она является носителем большого и авторитетного корпуса письменных текстов, сложившихся или в более ранний период, или в пределах другого языкового коллектива. Изучается эта форма обычно в ходе формального обучения и используется в большинстве письменных и официальных устных коммуникативных ситуаций, но не используется никакой частью этого общества для бытовых разговоров» (Фергюсон Ч.А. Диглоссия. 1959 г.). Ч.А. Фергюсон рассматривает диглоссию как явление, противопоставленное билингвизму, хотя другие языковеды считают ее разновидностью двуязычия. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» указано, что, в отличие от билингвизма, диглоссия «предполагает обязательную сознательную оценку говорящими своих идиомов по шкале «высокий – низкий» («торжественный – обыденный»)». Компонентамидиглоссии могут быть разные языки, или разные формы одного языка (литературный – диалекты), или разные стили одного языка («три штиля»)».
Концепцию диглоссии поддерживает Б.А. Успенский: «такой способ сосуществования двух языковых систем в рамках одного языкового коллектива, когда функции этих систем находятся в дополнительном распределении, соответствуя функциям одного языка в обычной (недиглоссийной) ситуации. Если в обычном случае одна языковая система выступает в разных контекстах, то в условиях диглоссии разные контексты (речевые ситуации) соотнесены с разными языковыми системами» [Успенский Б.А. К вопросу о семантических взаимоотношениях системно противопоставленных церковнославянских и русских форм в истории русского языка. – Wiener slavistisches Jahrbuch, 1976, Bd XXII, S. 93]. Успенский считает, что члены языкового коллектива воспринимают эти два языка как один – в его «правильном» книжном, высоком виде и «неправильном» обиходном. Он утверждает также, что элементы «высокой» системы проникают в «низкую», но не наоборот.
Концепция диглоссии возникла в рамках социолингвистики, поэтому прежде всего нужно выявить языковой коллектив. Церковнославянским языком («высоким вариантом» диглоссийнойситуации) активно владели всего несколько десятков, максимум пару сотен человек – церковных писателей, переводчиков, редакторов, сосредоточенных в нескольких монастырских и владычных скрипториях, а позже при Печатном дворе. Остальное население владело церковнославянским языком пассивно: знало молитвы, понимало тексты, но не могло их производить. Это касается и священников.
Согласно Ч.А. Фергюсону, «высокий вариант» «используется в большинстве письменных и официальных устных коммуникативных ситуаций». Но церковнославянский язык использовался только для текстов Священного писания, литургики, гимнографии, агиографии, гомилетики, церковно-канонической письменности. И даже в сфере церковно-канонической письменности может использоваться собственно русский. Например, в специальном постановлении по литургическим вопросам 1164–1168 гг. новгородский архиепископ Илья пишет по-русски: «Ожеся пригодить у служьбы, любо попу, ли дьякону забыти влити вина или воды…» (далее встречаются одна потирь, молвяче и под.; по списку Кормчей XIII в.). Государственные акты, духовные завещания писались по-русски, хотя это официальная коммуникативная ситуация, да еще письменная.
Были попытки изменения статуса церковнославянского языка. С распространением религиозно-политической доктрины «Москва – третий Рим» появились публицистические произведения на церковнославянском языке внецерковного значения. Династия Романовых изначально проявила интерес к применению церковнославянского языка в государственных целях: частная переписка царя Михаила Федоровича с отцом, патриархом Филаретом, и матерью, инокиней Марфой; отчеты о венчании на царство Михаила Федоровича и Алексея Михайловича. Но в XVII в. древнерусская ситуация в корне изменяется: происходит обращение к культуре северной Европы, в духовных школах вводится устное употребление церковнославянского языка, усиливается влияние этого языка на речь приказного сословия. То есть именно в это время возникает ситуация, напоминающая диглоссию, но одновременно происходит подготовка к введению новой формы литературного языка – полифункционального и на национальной основе. Из вышесказанного видно что «дополнительного распределения» функций двух языков не было ни в один период. А о влиянии «низкого» древнерусского языка на «высокий» старославянский общеизвестно.
Теория старославянско-древнерусской диглосии развивается А.В. Исаченко, который утверждает, что в петровскую эпоху, когда старославянский язык потерял авторитет, наступило время «безъязычия», ведь «бесхитростный язык московских дьячков, разумеется, не отвечал растущим интеллектуальным и эстетическим потребностям формирующейся европейской Империи и ее элиты» [Исаченко А.В. Когда сформировался русский литературный язык? –Wiener slavistisches Jahrbuch, 1978, Bd XXIV, S. 129]. «На обломках «глубокословныяславянщизны», на беспорядочной куче разношерстных иноязычных слов и понятий, на сыром материале бесцветного разговорного языка правящего класса с вкраплениями деревенского просторечия нельзя было создать тот язык, с которым Пушкин вступил в русскую и мировую литературу. Тут понадобились именно «посторонние струи», способные растворить в себе все эти столь неоднородные элементы… Французский язык явился основным организующим началом при создании языка Фонвизина, Карамзина, Пушкина и его поколения» [Исаченко А. В.Когда сформировался русский литературный язык? – Wiener slavistisches Jahrbuch, 1976, Bd XXII, S. 131–132].
3. В Киевской Руси было два типа литературного языка (В.В. Виноградов)
Наиболее распространенной является теория В.В. Виноградова о двух типахлитературного языка: «…Проникновение на Русь старославянского языка и формирование на его основе книжно-славянского типа древнерусского литературного языка не могло ни стеснить, ни тем более подавить передачу на письме и дальнейшую литературную обработку восточнославянской народно-поэтической и историко-мемуарной речевой традиции (ср. язык Начальной летописи, «Слова о полку Игореве», «Моления» Даниила Заточника) и т. д. Литературно обработанный народный тип литературного языка не отграничивался и необособлялся от книжно-славянского типа как особый язык. Вместе с тем это – не разные стили одного и того же литературного языка, так как они не умещаются в рамках одной языковой структуры и применяются в разных сферах культуры и с разными функциями».
Выделяются три типа (стиля):
- церковно-книжный, книжно-славянский, язык церковных памятников;
- деловой, язык светских деловых памятников (ряд ученых считают его фактом письменной речи, но не литературного языка);
- светско-литературный, народно-литературный, язык светских неделовых памятников.
Хорошо противопоставлены первые два, а третий не имеет устойчивых самостоятельных признаков. Основная масса грамматических форм и лексики совпадала в старославянском и восточнославянских, поэтому основа была общая.
В.Д. Левин считает, что в первый период литературный язык был единым и тесно связан был с живой речью. А вот в средневековье был жесткий разрыв между книжной и живой речью, то есть собственно «двуязычие». И.И. Срезневский писал об этом: «До тех пор, пока в языке народном сохранились еще древние формы, язык книжный поддерживался с ним в равновесии, составлял с ними одно целое… Действительное отделение языка книг от языка народа началось уже с того времени, когда в говоре народа более и более стали ветшать древние формы, когда язык народа стал решительно превращаться в строе своем».
