Критика достаточно быстро обнаружила в героях раннего Горького, наряду с их экспансивностью, черты своеобразного упадничества, «декаданса». В ницшевской иерархии «животное — человек — сверхчеловек» они занимали место после человека, но до сверхчеловека. Это, выражаясь словами Горького, «бывшие люди»: Григорий Орлов («Супруги Орловы»), Аристид Кувалда («Бывшие люди»), пекарь Коновалов («Коновалов»), Фома Гордеев («Фома Гордеев»), Сатин («На дне») и другие. В их лице человек начинает осознавать себя в качестве проблемы. «Бывшие» имеют возможность смотреть на человека как бы со стороны. Здесь абсурдность жизни в ситуации после «смерти Бога» переживается как неразрешимая трагедия. Очарование природой, свобода инстинктов уже не дают выхода из духовного лабиринта. Мир обнаруживает свои серые тона, которых в ранних рассказах Горького не меньше, чем ярких, сочных красок. Недаром эпитет «серый» в горьковской прозе приобретает особое смысловое значение. Так, в финале рассказа «Двадцать шесть и одна» он возникает совсем не случайно: «И — ушла, прямая, красивая, гордая. Мы же остались среди двора, в грязи, под дождем и серым небом без солнца…» Перед нами не просто полинявший мир, лишившийся после ухода Тани ярких, сочных красок, но и важный образ-символ потерявшего последний смысл мироздания, в котором работники пекарни, как собирательный образ всего человечества, обречены на одиночество и на экзистенциальные поиски самих себя. «Бывшие люди » в ряду героев Горького — это, как правило, безнадежно больные люди. Несмотря на то, что это физически крепкие мужчины и носят имена, которые говорят сами за себя: Орлов, Кувалда, Гордеев, Коновалов. Но избыток жизненных сил вдруг принимает характер патологии и ведет к своеобразному «декадансу», психическому надрыву, сумасшествию или даже самоубийству. Что мешает Коновалову с его золотыми руками и богатырским здоровьем жить и работать пекарем? Почему не желает быть миллионером Фома Гордеев? За этими персонажами можно заметить одну странность. Это ненависть ко всяким социальным опорам. В них присутствует фатальное стремление к сжиганию мостов, что соединяют их со своей средой. Они не имеют с миром прочной и надежной связи и как бы выпадают в социальный осадок. Говоря словами Горького о Фоме Гордееве, они «нетипичны» как представители своих классов. Лишенный идеала, человек либо погибает, как Коновалов, либо сходит с ума, как Фома Гордеев. Отношение автора к этим персонажам не было вполне четким. Горького, особенно в зрелые годы, отталкивал душевный анархизм, в котором он подозревал «подпольного человека» Достоевского. Будучи сам личностью «пестрого» состава, он всегда преклонялся перед людьми цельными. Отсюда же пожизненный интерес к крепким «хозяйственникам», купцам-миллионерам. Горький считал себя «еретиком» и всю жизнь любил «еретиков», вносящих в жизнь беспокойство, жажду поиска, пусть и ценой собственной ранней гибели. Но его разум был на стороне «положительных» людей, вроде В. Г. Короленко. «Вообще русский босяк — явление более страшное, чем мне удалось сказать, страшен человек этот прежде всего— невозмутимым отчаянием своим, тем, что сам себя отрицает, извергает из жизни».Это сказано Горьким в поздние годы. Нетрудно догадаться, что здесь поставлена более широкая и глубокая духовная проблема. Проблема «бывших людей». Тех, кто сознательно «извергает» себя из людского общества, добровольно рвется в «чандалу» (низшая каста в Индии, ниже «неприкасаемых», фактически человек вне всякой касты). Им скучно жить на свете, все они в большинстве случаев неудачники, обладающие огромным запасом сил, но не умеющие приложить эти силы к делу или, вернее, не могущие найти себе такого дела, которое бы их втянуло, удовлетворило вполне. Говоря словами одного из действующих лиц Горького, все они «беспокойные люди», которые мечутся из стороны в сторону, тревожно «ищут своей точки» и, убедившись в собственном бессилии, низко и больно падают. Это своего рода Рудины, «лишние люди», вышедшие из среды, в душу которой до сего времени мало кто заглядывал. Им претит сытое «мещанское счастье». Они вечно ищут чего-то высшего, какой-то своей собственной «точки». Однако, герои хотя и считают себя «лишними людьми», но при этом никогда не смиряются. Беспокойство духа, присущее всем им, не позволяет мириться с пошлой обстановкой или же принимать в ней участие без всякого протеста. В то же время сильная вера в себя, в свои силы мешает им взвалить всю вину за свои мучения на окружающее их общество, на пресловутую «среду». Каждый человек, — говорит Коновалов, — сам себе хозяин, и никто в том не виновен, ежели я подлец есть». Все беспокойные люди не мирятся, с обыденной, хотя бы даже и полезной работой, а жаждут подвигов, жаждут чего-то необычайного и никогда ни на чем не могут успокоиться, так как считают себя существами неизмеримо более высокими, нежели все остальные люди. Вполне поэтому естественно, что довольствоваться малым, что удовлетворило бы всякого другого, они не могут, отчасти из чувства высокого понятия о своем достоинстве, отчасти из удивительной наклонности к рефлексии благодаря способности находить в каждом предмете его темную сторону. Сапожник Орлов бросает свою яму, поступает на службу в холерный барак, имеет очень хороший заработок, добивается того, что его признают «нужным человеком»; он возрождается и, по собственному признанию, «прозревает на счет жизни». Казалось бы, цель достигнута. Беспокойство, однако, и тут настигло его. Орлов начинает сомневаться в значении своего труда. Он помогает больным от холеры. Но разве это важно? Холерных окружают заботами, уходом, а сколько людей остается вне барака, людей в тысячу раз более несчастных, нежели эти холерные, и остающихся тем не менее без всякого призрения. И вот опять пьянство, запой, бродяжничество, до тех пор, пока опять счастливая случайность снова поднимет «беспокойного» над землей. Ни обеспеченное положение, ни сытая жизнь не успокаивают «беспокойных» людей. Большинство из них — люди очень способные, имеют полную возможность жить в свое удовольствие, иной раз даже без всякой работы, но врожденный дух беспокойства не позволяет им примириться с пошлым и сытым существованием будничной жизни, толкает их все вперед и вперед. Было бы, однако, большой ошибкой думать, что беспокойные люди Горького имеют какие-нибудь особенно высокие и определенные идеалы. Если бы спросили кого-нибудь из них, что, собственно говоря, им нужно, то они не сумели бы вам точно сформулировать свои стремления. Иной раз им хочется приносить пользу, быть «нужными» людьми, а в общем, хочется «проявить себя каким бы то ни было способом», «раздробить бы всю землю в пыль», — мечтает Орлов. В таком роде мечтают почти все герои Горького. Это избыток сил, которых некуда направить, жажда чего-то смутного, стремление к чему-то такому, что еще не успело вылиться в определенную формулу, воплотиться в каком-нибудь ясно осознанном образе. Это своего рода романтизм. Если, однако, разобраться во всех этих порывах, во всех этих недоговоренных стремлениях, нередко имеющих крайне дикий характер, то можно найти в них и нечто общее. Общее это можно назвать стремлением сознавшей свою индивидуальность человеческой личности освободить себя от всех общепринятых условностей социальной и нравственной морали упорным исканием смысла жизни. К числу «бывших людей» относится и Фома Гордеев. Роман «Фома Гордеев», стал первым романом писателя о судьбе поколений. Работу над ним сам Горький определил как «переход к новой форме литературного бытия». На первый план выведены буржуа новой формации, наследовавшие деньги отцов и воспринявшие новые методы обращения с капиталом. Всего в романе 3 центральных персонажа: Яков Маякин, Игнат Гордеев, Фома Гордеев. Яков Маякин – «идеолог» и руководитель нового купечества, не только интересующийся судьбами пущенного в оборот алтына, но и рвущийся к власти, общественному влиянию. Яков Маякин является самым значительным купцом в городе и твёрдо уверен, что «купец в государстве первая сила, потому что с ним миллионы». Поэтому Маякин требует для купечества жизненного «простора», доли в управлении страной. Он достаточно набожен, но его духовная жизнь сводится лишь к исполнению ритуалов, обрядоверию, без внутреннего религиозного чувства. Излишняя ритуальность Маякина - признак неверия. Его нравственность - это ложная нравственность, за которой скрывается натура хищника. Не случайно Горький неоднократно уподобляет Маякина коршуну, говорит о его «длинном, хищном» носе. В сознании Фомы Гордеева Маякин, живущий по принципу «или всех грызи или лежи в грязи», ассоциируется с хищным зверем. Глядя на «обломки чёрных зубов» своего крёстного Фома заключает: «Многих, видно, ты загрыз». Образ Маякина сразу же вызвал споры в критике. Народническая и модернистская критика вновь заговорила о ницшеанстве Горького и его героя, в котором видела выразителя общественных идеалов писателя. Горький писал, что Маякину он действительно придал черты ницшеанства. Что же касается отношения самого писателя к герою, то здесь уже звучит полемика Горького с философией Ницше, которую писатель считал философией «хозяев», оправдывающей их власть над людьми. Алчностью к наживе, презрением к «слабым» близок Маякину «фабрикант грехов» Ананий Щуров. Это представитель старого, дикого, патриархального купечества. Он выступает против новшеств, против технического прогресса, против свободы. Сам Яков Маякин говорит о нём: «Преподобная лиса, возведёт очи в небеса, а лапу тебе за пазуху запустит, да кошель то и вытащит». Ещё одним персонажем в галерее купеческих типов является Игнат Гордеев. В сорок лет от роду Игнат Гордеев был собственником трех пароходов и десятка барж. На Волге его уважали как богача и умного человека, но дали ему прозвище "Шалый", т.к. жизнь его не текла ровно, по прямому руслу, как у других людей, а то и дело, мятежно вскипая, бросалась вон из колеи, в стороны от наживы, главной цели существования этого человека. Было как бы трое Гордеевых" или - в Игнате были как бы три души. Одна из них, самая мощная, была только жадна, и когда Игнат жил, подчинись ее велениям, - тогда он был просто человек, охваченный неукротимою страстью к работе, эта страсть горела в нем дни и ночи, он всецело поглощался ею и, хватая всюду сотни и тысячи рублей, казалось, никогда не мог насытиться шелестом и звоном денег. Он метался по Волге вверх и вниз, укрепляя и настраивая на ней сети, которыми ловил золото: он скупал по деревням хлеб, возил его в Рыбинск на своих баржах; грабил, обманывал, иногда не замечал этого, иногда - замечал и, торжествуя, открыто смеялся над обманутыми им и в безумии своей жажды денег возвышался до поэзии. И вдруг - обыкновенно это случалось весной, под ее обаянием - "Игнат Гордеев как бы чувствовал, что он не хозяин своего дела, а низкий раб его. Он задумывался и, пытливо поглядывая вокруг себя из-под густых, нахмуренных бровей, целыми днями ходил угрюмый и злой. Тогда в нем просыпалась другая душа - буйная и похотливая душа раздраженного голодом зверя. Дерзкий со всеми и циничный, он пил, развратничал и спаивал других, он приходил в исступление, и в нем точно вулкан грязи вскипал. Казалось, он бешено рвет те цепи, которые сам на себя сковал и носит, он рвет их, и бессилен разорвать. Всклокоченный, грязный, с лицом, опухшим от пьянства и бессонных ночей, с безумными глазами, огромный и ревущий хриплым голосом, он носился по городу из одного вертепа в другой, не считая бросал деньги, плакал под пение заунывных народных песен и плясал и бил кого-нибудь, но нигде и ни в чем не находил успокоения. О его кутежах в городе создавались легенды, его все строго осуждали, но никто никогда не отказывался от его приглашения на оргии. Так он жил неделями.
И неожиданно являлся домой, еще весь пропитанный запахом пьянства, но уже подавленный и тихий. Уходил к себе в комнату и там запирался. По нескольку часов он выстаивал на коленях пред образами, опустив голову на грудь. В дни покаяния он пил только воду и ел ржаной хлеб. Эти периодические переходы от энергической деятельности, к столь же необузданным кутежам и затем суровому посту и слезному покаянию, происходили вовсе не от того, чтобы у Игната Гордеева и в самом деле было три души. Это были полосы одной и той же могучей природы, (философия Ницше), одинаково необузданно-страстной во всех своих проявлениях, и хороших, и дурных. В этом проявляется страстность, сила и вместе с тем цельность личности Игната. Критически относясь к социальной философии и общественной практике Якова Маякина, Горький не возлагал надежд и на молодое поколение купечества. В романе оно является в двух категориях, не имеющих ничего общего между собой. К представителям первой категории относится Фома Гордеев. Этот представитель беспокойного человека из класса купцов-миллионеров, смотрит с завистью на кипящую вокруг него работу людей, не думающих и потому легко примиряющихся с окружающей их пошлостью. «Они, — думал Гордеев, — нужны, а я... ни к чему... Мы живем без сравнения... и без оправдания, совсем зря... И совсем не нужно нас... Мы все — лопнем... ей Богу! А отчего лопнем? Оттого что... лишнее все в нас... в душе лишнее... и вся наша жизнь лишняя...» Войдя в купеческую среду, он сразу же почувствовал, что здесь он лишний, но совсем не потому, чтобы он был хуже других, а скорее потому, что вся окружающая среда казалась ему и пошлой, и глупой, и фальшивой. «Ему оттого плохо среди них, — поясняет г. Горький, — что он не понимает, чего они хотят, не верит в их слова и чувствует, что они и сами не верят себе и ничего не понимают». Тоскливое настроение, возбужденное пребыванием в этой среде, приводит его к кутежам, нелепейшим поступкам и дебошам. Целыми месяцами он проводит время в обществе пьяных людей, бьет людей, самоуправствует и все-таки ни на минуту не может усыпить гложущего его червя недовольства всей этой жизнью, окружающей его пошлостью. Он не смиряется, а мучится и протестует, высказывает свое недовольство при каждом удобном случае. Не раз выступает он в роли Чацкого, в роли обличителя. Но это обличение не цель его жизни. Он обличает потому, что не может не обличать. Происходит это у него само собой при всяком случае столкновения с проявлением пошлости или фальши. Обличение не дает ему внутреннего удовлетворения, не составляет еще той «точки», которой ищет Фома Гордеев с таким же энергичным беспокойством, как и Коноваловы, Орловы, и вообще все другие «беспокойные» люди. Фома несовместим с миром собственников и закономерно должен «выломиться» из него. Субъективные попытки его совместить несовместимое – человеческое и собственническое–заранее обречены, как обречен на поражение его бунт, протест одиночки против «хозяев жизни». Фома как характер–явление исключительное. «Фома,– писал Горький,– не типичен как купец. В этой среде он – белая ворона». В купеческой среде Фома Гордеев играет буквально ту же самую роль, какую играл некогда так называемый "кающийся дворянин". Учился он на медные деньги, образование Фомы не превышало среднего учебного заведения. Читал он тоже немного и охоты к чтению не обнаруживал. Тем не менее, он был настолько охвачен движением своего времени, наслушался таких речей, насмотрелся столько купеческих безобразий, что получил, в конце концов, неодолимое отвращение к купеческому делу как к крайне нечестному, бессовестному и бесцельному. Стремления Фомы вырваться из ненавистной ему купеческой среды разбиваются, как о каменный утес, о непреклонную волю крестного Маякина, и, видя, что "все крылья у молодца связаны и все пути ему заказаны", Фоме остается прибегнуть к обычному исходу безвыходного рабства - пуститься во все тяжкие, что он и не замедлил привести в исполнение. Затем Маякину ничего уже не стоило отправить его в дом сумасшедших и назначить над ним опеку. Ко второй категории молодого купечества принадлежат молодые люди из купеческих семей, получившие высшее образование, пожившие за границей в европейских порядках и вернувшиеся на родину с непреклонным намерением превратить русское купечество в коммерсантов и негоциантов на западноевропейский лад. К подобным новаторам отцы не относятся уже как к блудным и погибшим сынам, а, напротив того, видят в них достойных преемников и предвестников еще большего расцвета купеческого всемогущества. В романе два представителя этого типа новых людей. Таков сын Маякина Тарас. Он, подобно Фоме, начал протестом, вследствие которого был сослан в Сибирь на поселение . Но, отбыв срок наказания, Тарас вступил на новый путь, определился в контору управляющего золотыми приисками Ремезевых, прослужив у него два года, женился на его дочери и затем вместе с тестем завел содовый завод, доставлявший на его долю около пяти тысяч доходу. Таким образом, из революционера Тарас превратился в коммерсанта. Схож с Тарасом и Африкан Смолин. Получивший образование, побывавший за границей «либеральный» Смолин действует более «гибко», нежели Маякин и Щуров. Если, например, Яков Маякин просто хочет «заткнуть глотку» левой газете в ответ на ее разоблачения, то Смолин предлагает купить газету: «Издание газеты,— поучительно заговорил Смолин, перебивая речь старика,— рассматриваемое с коммерческой точки зрения, может быть очень прибыльным делом, но, помимо этого, у газеты есть другая, более важная цель — это защита прав личности и интересов промышленности и торговли». Тарас Маякин, Африкан Смолин, Любовь Маякина , по мысли Горького, не внесут в жизнь ничего нового. По крови и духу они дети Маякина, которые отошли от него лишь на время, а затем возвращаются в отчий дом. «Трезвеет» и идет по пути предпринимательства Тарас, бывший революционер; Любовь вступает в выгодный брак со Смолиным. Заканчивается роман единением старых и молодых Маякиных в деле «Тарас Маякин и Африкан Смолин». Вопрос о взаимоотношениях интеллигенции и народа, о роли интеллигенции в общественной жизни страны, стоявший перед всеми честными русскими интеллигентами предреволюционного времени, в романе решается в связи с образом Ежова, демократически настроенного журналиста. Горький показал глубокую противоречивость социальной психологии таких людей, как Ежов. Выходец из народа, он, в сущности, не выполняет своего призвания–служения народным интересам. Не соглашаясь с порядком «хозяев», он не знает, «к чему прилепиться душой». Это интеллигент на идейном распутье. В романе Ежов говорит о приближающейся буре. Вскоре предчувствием этой бури будут охвачены уже многие герои русской литературы.
