Замысел создания пьесы «Горе от ума», вероятно, возник у Грибоедова в 1816 году. В это время он приехал в Петербург из-за границы и оказался на аристократическом приеме. Как и главного героя «Горя от ума», Грибоедова возмущала тяга русских людей ко всему иностранному. Поэтому, увидев на вечере, как все преклоняются перед одним иностранным гостем, Грибоедов высказал свое крайне негативное отношение к происходящему. Пока молодой человек разливался в гневном монологе, кто-то озвучил предположение о его возможном сумасшествии. Эту весть аристократы с радостью восприняли и быстро распространили. Тогда-то Грибоедову пришло в голову написать сатирическую комедию, где он мог бы безжалостно высмеять все пороки общества, так беспощадно к нему отнесшегося. Таким образом, одним из прототипов Чацкого, главного героя «Горя от ума», стал сам Грибоедов.
Чтобы более реалистично показать ту среду, о которой собирался писать, Грибоедов, находясь на балах и приемах, подмечал различные случаи, портреты, характеры. Впоследствии они нашли отражение в пьесе и стали частью творческой истории «Горя от ума».
Первые отрывки своей пьесы Грибоедов начал читать в Москве в 1823 году, а закончена комедия, носившая тогда название «Горе уму», в 1824 году в Тифлисе. Произведение многократно подвергалось изменениям по требованию цензуры. В 1825 году удалось опубликовать только отрывки комедии в альманахе «Русская Талия». Это не помешало читателям знакомиться с произведением целиком и искренне восхищаться им, ведь комедия ходила в рукописных списках, которых насчитывается несколько сотен. Грибоедов был поддерживал появление таких списков, ведь так его пьеса получала возможность дойти до читателя. В истории создания комедии «Горе от ума» Грибоедова известны даже случаи вставки инородных фрагментов в текст пьесы переписчиками.
Проблема ума и безумия была актуальна во все времена. Умные, передовые люди своего времени часто оставались непонятыми современниками и объявлялись сумасшедшими. Так общество реагировало на идеи, шедшие вразрез с общепринятыми, идеи, которые проповедовали передовые люди своего времени.
Не случайно и Грибоедов в своем произведении затрагивает эту проблему. Его комедия “Горе от ума”, написанная перед декабрьским восстанием, повествует о передовом разуме и о реакции общества на это. Первоначальное название комедии было “Горе уму”, затем автор заменил его на “Горе от ума”.
Главный герой Чацкий еще не появился в доме Фамусова, но там уже витает идея безумия, связанная с негативным отношением к образованию и просвещению. Так, Фамусов говорит: “И в чтенье прок-от невелик”. Позже все персонажи комедии выскажутся по этому поводу, каждый выдвинет свою версию безумства Чацкого, но все общество дружно придет к одному мнению: “Ученье — вот чума, ученость - вот причина”. Фамусовское общество избавится от Чацкого, объявив его сумасшедшим, не приняв обличительных речей, клеймящих их образ жизни, а оружием изберет сплетню.
Фамусов, как типичный представитель своего общества, имеет свое
мнение относительно ума и умного человека. Для него умный человек -это практичный, житейски мудрый человек. Хотя он и не отказывает Чацкому в уме, но тем не менее более подходящей партией для Софьи считает Скалозуба: “Солидный человек и знаков тьму отличья нахватал, не по летам и чин завидный, не нынче завтра генерал”. В разговоре со Скалозубом московский барин говорит о той опасности, которая исходит от таких умников, как Чацкий. К тому же Чацкий неправильно использует полученные знания. Все должно быть направлено на достижение чинов, на соблюдение традиций, жить должны так, “как делали отцы”. Фамусов выдвигает свой идеал умного человека. По его мнению, это Максим Петрович, достигший больших чинов и высокого положения в обществе благодаря своему практическому уму, умению “сгибаться вперегиб”, когда надо было “подслужиться”. Сам Фамусов таких высот не достиг, поэтому и заискивает перед князьями Тугоуховскими и Скалозубом.
Молчалин, секретарь Фамусова, воплощает также практический ум. Это было замечено Чацким:
Молчалин! - Кто другой так мирно все уладит!
Там моську вовремя погладит!
Тут в пору карточку вотрет!
По своей натуре Молчалин — мелкий человек, любыми путями стремящийся достичь заветной цели в жизни, смысл которой сводится к тому, “чтоб награжденья брать и весело пожить”. В своей практике он следует заветам отца- “угождать всем людям без изъятья”, но при этом считает, что “в его лета не должно сметь свое суждение иметь”, так как “в чинах он небольших”. Софью он любит “по должности”, успокаивает разгневанную Хлестову партией в карты. По мнению Чацкого, Молчалин “дойдет до степеней известных, ведь нынче любят бессловесных”.
Чацкий является полной противоположностью Молчалину, несмотря на то, что они оба молоды. Герой обладает пылкой, страстной натурой. Он готов пожертвовать всем ради своих идеалов, наполненных гражданским смыслом. Он хочет служить “делу, а не лицам”. Для Чацкого ум и правда, истина и честь являются главными жизненными ценностями. Герой выступает против воспитания, принятого в фамусовском обществе, когда стремятся “набирать учителей полки, числом поболее, ценою подешевле”. Ему не чужды патриотические чувства, именно поэтому его раздражает “слепое подражанье” всему иностранному. Свои мысли Чацкий высказывает в обличительных речах, направленных против устоев фамусовского общества. Его монологи, ораторские по стилю, свидетельствуют об образованности и просвещенности главного героя, поэтому в них так много афоризмов. Ум Чацкого - ум передового человека, именно это является причиной того, что косное общество не приемлет его взглядов и идей, так как они противоречат укладу старого московского дворянства.
Любовь Чацкого к Софье не случайна, ведь она также обладает умом. Но ум Софьи практический. Софья, как типичная девушка своего времени и класса, свой ум черпает из французских сентиментальных романов, поэтому она и выбирает себе в возлюбленные Молчалина, чтобы впоследствии сделать из него “мужа-мальчика, мужа-слугу”. Она руководствуется при этом житейской мудростью, ведь она - дочь своего отца.
В комедии есть еще один тип ума, который мы можем видеть у горничной в доме Фамусова Лизы. Как второй резонер в комедии, она выражает авторскую позицию, поэтому именно из ее уст мы слышим характеристики различных персонажей: “Кто так чувствителен, и весел, и остер, как Александр Андреич Чацкий”, “Как все московские, ваш батюшка таков: желал бы зятя он с звездами да с чинами” и так далее. Бесспорно, Лиза обладает природным умом и житейской мудростью простолюдинки, она находчива, хитра, но при этом преданна своей госпоже.
Таким образом, в комедии “Горе от ума” представлены различные типы ума, начиная от житейски мудрого и кончая передовым, прогрессивным умом. Но фамусовское общество не приемлет передовой ум, отвергает его, объявив Чацкого социальным безумцем и вынудив его покинуть Москву.
Драматургическое новаторство Грибоедова проявилось прежде всего в отказе от некоторых жанровых канонов классицистической “высокой” комедии. Александрийский стих, которым написаны “эталонные” комедии классицистов, заменен гибким стихотворным размером, позволившим передать все оттенки живой разговорной речи, — вольным ямбом. Пьеса кажется “перенаселенной” персонажами в сравнении с комедиями предшественников Грибоедова. Создается впечатление, что дом Фамусова и все, происходящее в пьесе, — только часть большого мира, который выведен из привычного полусонного состояния “безумцами”, подобными Чацкому. Москва — временное пристанище пылкого героя, странствующего “по свету”, небольшая “почтовая станция” на “столбовой дороге” его жизни. Здесь, не успев остыть от бешеной скачки, он сделал только небольшую остановку и, испытав “мильон терзаний”, вновь отправился в путь.
В “Горе от ума” не пять, а четыре действия, поэтому нет характерной для “пятого акта” ситуации, когда все противоречия разрешаются и жизнь героев восстанавливает свое неспешное течение. Главный конфликт комедии, общественно-идеологический, остался не разрешенным: все происшедшее — только один из этапов идеологического самосознания консерваторов и их антагониста.
Важная особенность “Горя от ума” — переосмысление комических характеров и комических ситуаций: в комических противоречиях автор обнаруживает скрытый трагический потенциал. Не позволяя читателю и зрителю забыть о комизме происходящего, Грибоедов подчеркивает трагический смысл событий. Трагедийный пафос особенно усиливается в финале произведения: все основные персонажи четвертого действия, включая Молчалина и Фамусова, предстают не в традиционно-комедийных амплуа. Они больше напоминают героев трагедии. Подлинные трагедии Чацкого и Софьи дополнены “маленькими” трагедиями Молчалина, нарушившего своей обет молчания и поплатившегося за это, и униженного Фамусова, с трепетом ожидающего возмездия от московского “громовержца” в юбке — княгини Марьи Алексевны.
Принцип “единства характеров” — основа драматургии классицизма — оказался совершенно неприемлемым для автора “Горя от ума”. Прямолинейность и односторонность в изображении центральных персонажей отброшены: не только Чацкий, но и Фамусов, Молчалин, Софья показаны людьми сложными, порой противоречивыми и непоследовательными в своих поступках и высказываниях. Автор стремится показать в этих персонажах не “хорошее” и “плохое”. Его интересует реальная сложность их характеров, а также обстоятельства, в которых проявляются их социальные и бытовые роли, мировоззрение, система жизненных ценностей и психология.
Каждый из главных действующих лиц оказывается как бы в фокусе самых разных мнений и оценок, из их “многоголосья” складываются словесные “портреты” героев. Особенно насыщены разнообразной информацией суждения о Чацком — он предстает в зеркале своеобразной “устной газеты”, создающейся на глазах зрителя или читателя обитателями фамусовского дома и его гостями. Можно с уверенностью утверждать, что это только первая волна московской молвы о петербургском вольнодумце. Светским сплетникам “сумасшедший” Чацкий надолго дал пищу для пересудов. Но “злые языки”, которые для Молчалина “страшнее пистолета”, ему не опасны. Чацкий человек из другого мира, только на короткий миг он соприкоснулся с миром московских глупцов и сплетников и в ужасе отшатнулся от него.
Грибоедов пренебрегает важным “правилом” классицистической драматургии — единством сюжетного действия: в “Горе от ума” нет единого событийного центра (это и вызвало упреки литературных староверов в нечеткости “плана” комедии). Два конфликта и две сюжетные линии, в которых они реализуются (Чацкий — София и Чацкий — фамусовское общество), позволили драматургу искусно соединить глубину общественной проблематики и тонкий психологизм в изображении характеров героев.
В исследованиях о Грибоедове советских литературоведов — Н. К. Пиксанова, М. В. Нечкиной, В. Н. Орлова — вопросам оценки творчества писателя современной ему и последующей критикой уделено немало внимания. Но специальной работы, которая дала бы анализ всей критической литературы о Грибоедове на русском языке, пока еще нет.
В настоящем издании объединено все наиболее значительное из написанного о Грибоедове в критике почти за полтора столетия. В некоторых статьях, включаемых в сборник, содержатся и устаревшие и ошибочные, как это очевидно теперь, суждения. Наш читатель несомненно сумеет отделить в предлагаемых его вниманию статьях верное, сохраняющее и поныне свое значение, от того, что представляет сейчас лишь исторический интерес.
Первым печатным высказыванием о «Горе от ума» явился отзыв Н. А. Полевого в его рецензии на альманах «Русская Талия», в котором были впервые напечатаны отрывки из комедии. Отзыв Полевого появился в только что основанном им журнале «Московский телеграф», занимавшем прогрессивные позиции в журналистике тех лет. «Еще ни в одной русской комедии не находим мы таких острых новых мыслей и таких живых картин общества, какие находим в комедии «Горе от ума», — писал Полевой. — Загорецкий, Наталья Дмитриевна, князь Тугоуховский, Хлестова, Скалозуб списаны мастерскою кистью. Смеем надеяться, что читавшие отрывки позволят нам от лица всех просить г. Грибоедова издать всю комедию...».
Высоко оценив комедию, Полевой указал на ее злободневность, верность действительности, типичность ее образов. 1
Отзыв Полевого вызвал резкие возражения со стороны рутинерского «Вестника Европы». В мартовской книжке этого журнала за 1825 год (№ 6, стр. 109—123) были напечатаны «Замечания на суждения «Телеграфа», принадлежавшие перу второстепенного писателя и критика реакционного направления М. А. Дмитриева. Здесь раздраженно и бездоказательно утверждалось, что Грибоедов «не совсем попал на нравы того общества, которое вздумал описывать». Чтобы обосновать свое осуждение «Горя от ума», как произведения, неверно обрисовывающего русскую действительность и неоригинального, Дмитриев, искажая факты, пытался указать литературные образцы, сколком с которых является якобы комедия.
Наиболее яростным нападкам со стороны критика «Вестника Европы» подвергся образ Чацкого. И это не случайно. Ведь именно Чацкий явился в комедии Грибоедова глашатаем идей декабризма. Анализируя этот образ, Дмитриев не пожалел черной краски, чтобы дискредитировать, развенчать Чацкого, представить его поведение нелепым, ни с чем несообразным. Чацкий, в истолковании М. Дмитриева, — «сумасброд», «человек, который злословит и говорит все, что ни придет в голову», «он не находит другого разговора, кроме ругательств и насмешек». Разделяя взгляды и вкусы Фамусова и его гостей, Дмитриев восклицает: «Итак, мудрено ли, что от такого лица (как Чацкий. — А. Г.) разбегутся и примут его за сумасшедшего?» Неосновательно придираясь к отдельным стихам и выражениям из опубликованных в «Русской Талии» сцен комедии, Дмитриев называет ее язык «жестким, неровным и неправильным» и, в противоположность мнению Полевого, заявляет: «Лучше просить автора не издавать ее (комедию. — А. Г.), пока не переменит главного характера и не исправит слога».
Статья Дмитриева вызвала бурю негодования в среде передовых русских литераторов — писателей-декабристов и их единомышленников. На нападки «марателя Дмитриева» ответил, в частности, выдающийся деятель декабристской литературы, один из предшественников Белинского в истории русской критики, А. А. Бестужев-Марлинский, — ответил в обзоре «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» (альманах «Полярная звезда» на 1825 год, стр. 16—18).
Тонко высмеяв в своем обзоре М. Дмитриева как драматурга, автора бездарного Пролога на открытие московского Большого театра «Торжество муз»,1 Бестужев непосредственно после оценки дмитриевского «творения» переходит к комедии Грибоедова, Он решительно заявляет, что в «Горе от ума» воспроизведена сама жизнь, что это «живая картина московских нравов» и именно поэтому те, кто как в зеркале узнает себя в ней, с такой злобой ополчаются на комедию. Отмечая самобытный, новаторский характер «Горя от ума» как произведения, свободного от какой бы то ни было подражательности, Бестужев указывает, что по этой-то причине комедия оказывается не по вкусу людям, «привычным даже забавляться по французской систематике». Противников «Горя от ума» Бестужев обвиняет в косности и отсутствии вкуса. «Будущее оценит достойно сию комедию и поставит ее в число первых творений народных», — пророчески заключает Бестужев свой отзыв.
Вскоре после Бестужева в защиту «Горя от ума» выступил с большой статьей «Мои мысли о замечаниях г. Мих. Дмитриева на комедию «Горе от ума» и о характере Чацкого» и такой выдающийся критик декабристского лагеря, как О. М. Сомов — близкий друг А. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева (статья в журнале «Сын отечества», 1835, № 10, стр. 177—195). 2
Теснимая цензурой декабристская критика не имела возможности говорить полным голосом, в особенности о произведении, разрешенном к опубликованию лишь в отрывках. Но тем не менее именно декабристской критикой был впервые поставлен ряд важнейших вопросов изучения «Горя от ума». И здесь значительная роль принадлежит О. М. Сомову.
Веско, доказательно отметает Сомов в своей статье нападки Дмитриева. Он объясняет их тем, что критик «Вестника Европы» стремится отстоять интересы своего «прихода». Так же как и А. Бестужев, Сомов говорит, что «Горе от ума» — «живая картина живого общества» и что даже «весьма разборчивые судьи», если они только подходят к комедии Грибоедова беспристрастно, «находят... целую картину весьма верною... нравы общества схваченными с природы». «В доказательствах не было бы недостатка, но они завлекли бы меня слишком далеко», — многозначительно добавляет Сомов. Решительно возражает критик против попыток подойти к «Горю от ума» с «обыкновенной французской меркой». Сомов подчеркивает новаторство Грибоедова-драматурга.
Интересно и убедительно анализирует Сомов образ Чацкого, подвергшийся особенно яростной атаке Дмитриева. Сомов отмечает, что в лице Чацкого Грибоедов показал «умного, пылкого и доброго молодого человека» с «чувствами благородными и душою возвышенной». Чацкий — живой человек, а не «существо заоблачное», он пылок, страстен, нетерпелив и действует в комедии в полном соответствии со своим характером. Чацкий сам понимает, сочувственно говорит Сомов, что «только напрасно теряет речи», но «он не в силах владеть своим молчанием». Его негодование вырывается наружу «потоком слов колких, но справедливых». Так объясняет критик поведение героя «Горя от ума» в среде людей, которых Дмитриев называл «неглупыми, но необразованными» и которых, по мнению Сомова, следует называть «набитыми предрассудками и закоснелыми в своем невежестве» или даже прямо «порочными». Утверждение Дмитриева, что автор не дал Чацкому «надлежащей... противоположности» с обществом Фамусовых, Сомов отвергает, заявляя, что «противоположность между Чацким и окружающими его весьма ощутительна».
Дмитриев говорил о «бранчивости» патриотизма Чацкого. Для критика декабристского лагеря Чацкий — патриот в самом высоком смысле этого слова. Он «и прежде и после путешествия, — говорит Сомов, — питает пламенную любовь к родине, уважение к народу и только сердится и негодует на грубую закоснелость, жалкие предрассудки и смешную страсть к подражанию чужеземцам — не всех вообще русских, а людей некоторой касты».
Сомов говорит и о несостоятельности придирок Дмитриева к языку и стиху «Горя от ума».
Статьей Сомова полемика не закончилась. Реакционеры явно не желали сдавать свои позиции. В помощь Дмитриеву против Сомова выступил водевилист А. И. Писарев. Он поместил в майской книжке того же «Вестника Европы» (№ 10, стр. 108—121) статью «Несколько слов о мыслях одного критика и о комедии «Горе от ума». Пародируя имя и фамилию Ореста Сомова, Писарев подписался Пиладом Белугиным.
Наполненная развязными, плоскими остротами, статья А. Писарева в основном повторяет суждения Дмитриева, не делая их хоть в чем-нибудь более убедительными. Вслед за Дмитриевым Писарев вновь обвиняет Грибоедова в том, что тот отступает от «правил», что «во всей пьесе нет необходимости, стало, нет и завязки, а потому не может быть и действия». По его мнению, Сомов хвалит «Горе от ума» только потому, что он «одного прихода с автором».
Одновременно со статьей Писарева появились в журнале «Московский телеграф» «Замечания на суждения Мих. Дмитриева о комедии «Горе от ума» В. Ф. Одоевского. Писатель В. Ф. Одоевский, близкий в ту пору к декабристским кругам, издававший вместе с В. К. Кюхельбекером альманах «Мнемозина», еще ранее восторженно отозвался в этом альманахе о «Горе от ума» (ч. IV, стр. 232, заметка от издателей). Теперь, в ответ на придирки одного из «привязчивых говорунов» (так Одоевский именовал зоилов гениальной комедии), он напечатал свои «Замечания». Эта пылкая, острополемическая статья, как и статья О. М. Сомова, пункт за пунктом опровергает суждения тех, чьи убеждения выразил Дмитриев, и ставит целый ряд важных вопросов.
Жизненная достоверность изображаемого в комедии не вызывает у Одоевского ни малейших сомнений. Верным правде жизни считает он, в частности, и образ Чацкого и именно в связи с анализом этого образа формулирует реалистический, в сущности, принцип обрисовки характеров в драме, одно из своих ярких воплощений получивший у Грибоедова в Чацком.
Горячо и убедительно опровергает Одоевский утверждение Дмитриева о зависимости «Горя от ума» от «Абдеритов» Виланда и «Мизантропа» Мольера. Сопоставляя Чацкого с героем «Мизантропа», Одоевский показывает, что между ними нет ничего общего, и решительно отдает предпочтение Грибоедову перед французским комедиографом, так как, по мнению Одоевского, характер Чацкого развивается с большей внутренней логикой, чем характер героя «Мизантропа».
Одоевский вслед за Сомовым указывает на высокие достоинства языка «Горя от ума» и подтверждение этой своей точки зрения видит в том, что «почти все стихи комедии Грибоедова сделались пословицами».
В самом конце 1825 года, накануне восстания декабристов, появилась вторая статья Пилада Белугина, которую М. В. Нечкина справедливо характеризует как «последний лай... из подворотни «Вестника Европы». На этом журнальная полемика 1825 года вокруг «Горя от ума» закончилась.
Ясно, что борьба вокруг комедии Грибоедова, развернувшаяся в 1825 году, отразила собою то самое столкновение враждебных лагерей, которое с такой глубиной и выразительностью обрисовано в «Горе от ума». В ходе этой борьбы критиками декабристского круга было верно определено литературное и общественное значение творческого подвига Грибоедова, были поставлены и решены многие из вопросов, связанных с изучением комедии.
Чтобы обзор оценок «Горя от ума» в декабристской критике был хотя бы относительно полным, необходимо отметить также отзыв о комедии, принадлежащий В. К. Кюхельбекеру. Правда, этот отзыв зафиксирован в «Дневнике» Кюхельбекера в 1833 году и относится ко времени сибирской ссылки поэта, но суждения, содержащиеся в нем, несомненно сложились еще в период полемики 1825 года. Кюхельбекер, очевидно, уже тогда высказывал эти свои суждения: свидетельство тому — хотя бы упомянутая выше заметка от издателей, напечатанная в 1825 году в альманахе «Мнемозина». Заметка написана Одоевским, но опубликована от имени обоих издателей, несомненно, только потому, что Кюхельбекер вполне разделял точку зрения Одоевского на «Горе от ума». В том же 1825 году Кюхельбекер напечатал в «Московском телеграфе» стихотворение «Грибоедову». «Горе от ума» в стихотворении прямо не упоминается, но поэтический дар Грибоедова оценивается необычайно высоко и оценка эта, конечно, не могла не быть связанной в первую очередь с «Горем от ума». Да и из самой записи в «Дневнике» явствует, что Кюхельбекер сформулировал здесь мысли, которые возникли у него еще а 1825 году, и сам характеризует их как возражения на «нападки М. Дмитриева и его клевретов».
Высказывания Кюхельбекера о «Горе от ума» вливаются в общее русло оценок комедии декабристской критикой. Кюхельбекер отмечает, что «Горе от ума» «чуть ли не останется лучшим цветком нашей поэзии от Ломоносова до известного мне времени» (то есть до 1825 года — после этого года идет уже время, узнику Кюхельбекеру «неизвестное»). Кюхельбекер говорит в своих записях о композиции комедии, ее языке и высказывает замечательно тонкие суждения. Утверждения, что в «Горе от ума» нет действия, исходящие от «гг. Дмитриева, Белугина и братии», записывает он, основаны на том, что обвинители опираются на давно устаревшие французские каноны. Грибоедов же создал комедию нового типа, где действие развивается в результате конфликта «антиподов», столкновения и борьбы героя с окружающим его обществом. «Дан Чацкий, даны прочие характеры, они сведены вместе, и показано, какова непременно должна быть встреча этих антиподов, — и только. Это очень просто, но в сей-то именно простоте — новость, смелость, величие...» — говорит Кюхельбекер.
Одним из первых непосредственно примыкающих к полемике 1825 года высказываний о «Горе от ума» является отзыв А. С. Пушкина, содержащийся в его письме к А. А. Бестужеву от конца января 1825 года. 1 Несмотря на то, что суждение Пушкина изложено было в частном письме, оно сразу стало достоянием литературных кругов. Произвольно трактуемое, высказывание Пушкина нередко использовалось противниками грибоедовской комедии в своих целях.
Рассматривая отзыв Пушкина 1825 года, следует помнить, что он представляет собою не развернутую характеристику «Горя от ума», а лишь беглые замечания о некоторых особенностях комедии. К тому же, Пушкин прочел тогда «Горе от ума» лишь один раз, и даже неизвестно, целиком ли. Список комедии, по которому Пушкин ознакомился с нею, был привезен в Михайловское 11 января 1825 года Пущиным и им же сразу увезен, так что, когда Пушкин писал свои замечания, он не мог даже перечитать «Горе от ума». Но главное, разумеется, не в этом.
В январе 1825 года Пушкин был особенно занят вопросами теории драмы в связи с работой над «Борисом Годуновым». Свои требования к драме Пушкин в течение 1825 года неоднократно высказывал в письмах, заметках, набросках статей. По этим вопросам он полемизировал с друзьями-декабристами, еще во многом отстаивавшими характерные для романтизма представления о задачах драмы.
С исключительным интересом отнесясь к комедии Грибоедова, Пушкин не мог одобрить в ней прямого изложения устами героя
взглядов автора, как это имело место и во многих романтических произведениях декабристов. Подобная черта комедии не могла не быть воспринята Пушкиным как результат недостаточно решительного следования Грибоедова по новому пути — по пути построения реалистической драмы, где герои были бы совершенно освобождены от задания излагать политическую программу автора другим персонажам и зрителю. Поэтому-то и не увидел Пушкин конкретно-исторического содержания в характере Чацкого, не разглядел достаточно точного отражения в нем раннего этапа развития декабристского движения в России. И ему показалось неестественным, что Чацкий «мечет бисер перед Репетиловыми и тому подоб.». При этом общая оценка Пушкиным «Горя от ума» была весьма высокой. Он нашел в комедии «превосходные» образы, «черты истинно комического гения», верность действительности, смелое новаторство. Именно Пушкин пророчески предсказал, что из стихов «Горя от ума» «половина — должны войти в пословицу».
В «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года», рассказывая о неожиданной встрече в горах Армении с телом «нашего Грибоедова», Пушкин дал необычайно точную и выразительную характеристику судьбы Грибоедова, а о комедии его сказал, что она «произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами».
Отношение Пушкина к Грибоедову как к одному из «первых наших поэтов» оказало на последующие оценки «Горя от ума» в русской критике, несомненно, не меньшее влияние, чем его отдельные несогласия с автором комедии.
После 14 декабря в течение нескольких лет критика не упоминала комедии Грибоедова — по той же причине, по какой обходилось молчанием все, что имело отношение к движению декабристов. Но уже в начале 30-х годов, когда вновь с большой остротой ставятся и решаются важнейшие вопросы развития русского искусства — вопросы о романтизме и реализме, о народности и общественной значимости художественной литературы, — критическая мысль вновь настойчиво обращается к «Горю от ума». Используется всякий повод (издание, театральная постановка), для того чтобы высказать суждение о комедии, оценить ее значение для современного литературного процесса.
