Жанровая уникальность «Войны и мира» Л.Н. Толстого в русской романной традиции. Полемика вокруг романа.

У романа нет ни конца действия, ни начала, как у жизни. Он выходит за пределы «описываемых событий». «Война и мир» начинается со случайного события. События окружают читателя, а не заставляют смотреть на них. Жизнь полнее любого ее описания, шире любого мнения о ней. Роман – попытка построить заново окружающую жизнь, оживить мысль.

Н.Н. Страхов пишет 5 статей о «Войне и мире», говорит о том, что это роман эпопея. Подкрепляет это мнение наличием в романе субстанциальных событий – подоплеки реальных событий. Толстой пытается придать фактам жизнь через вымысел.

Название можно истолковать в трех смыслах. Мир как противоположность войне, мир как весь мир и мир как общество, чей-то мир.

В эпосе у героев нет свойств, к примеру, гнев Ахилла не может принадлежать ему. Как и гениальность Наполеона, и золотое сердце Пьера, это – проекция движения мироздания.

____________

Сам Толстой воспринимал «Войну и мир» как «книгу о прошедшем», не подводимую ни под одну из жанровых форм. «Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника», - писал он.

За романом закреплено определение «романа-эпопеи».

Писатель утверждает в «Войне и мире» первостепенную значимость «каждого бесконечно малого момента» как в жизни отдельного человека, так и во всемирном движении истории. Это предопределило метод исторического анализа и обусловило характер «сопряжения» масштабности эпопеи с детализацией психологического анализа, который отличает «Войну и мир» от всех форм художественно-исторического повествования и остается до сих пор уникальным, как в русской, так и в мировой литературе.

Жанровое своеобразие «Войны и мира» определяется Толстым в 1865г. как «картина нравов, построенная на историческом событии». Действие романа охватывает 15 лет.

Роман-эпопея.

Наличие субстанциальных событий + бытовая подоплека. Мир как вселенная, и мир как община. Книга о том, как испытывается Россия
Повествование

Полемика вокруг романа.

Книга имела громадный успех, но рецензенты не могли, а, как правило, и не желали (по причинам идеологическим) его объяснить. Отмечая успех романа, литератор и поэт радикального направления Д. Д. Минаев добавлял: «Пусть другие радуются, коли есть охота, но, в сущности, радоваться тут решительно нечему»

Н.Н. Страхов же громко, во всеуслышание заявил в ту пору, когда роман был еще не завершен и оценивался критикой чаще всего весьма сдержанно, а иногда и определенно отрицательно, что на глазах у современного читателя возникает одно из величайших произведений русского национального искусства. «С появлением “Войны и мира” невольно чувствуется и сознается, что русская литература может причислить еще одного к числу своих великих писателей».

Д. И. Писарев, высоко оценивая талант писателя, судит неумолимым судом его героев: для критика автор «Войны и мира» певец «старого барства», а ценность романа в том, что правда жизни победила авторскую идею: «старое барство» бесплодно и достойно лишь гримасы отвращения.

Н.В. Шелгунов: «Это какая-то смесь немногого хорошего со многим дурным, возводящая графа Пьера в руководящий идеал, долженствующий обновить и просветить Россию. Только будет ли лучше, если судьбами России будут управлять такие умные люди?»

Критики, отрешившиеся от идеологического приговора и выделившие основные художественные особенности романа (П. В. Анненков, Н. И. Соловьев), оценили их скорее как недостатки, чем как достоинства: ведь «Война и мир» разительно не соответствовала канону исторического романа.