Важнейшим фактором, определившим основные пути становления новых постантичньгх типов политической эволюции, явилось распространение христианства, которое стало фундаментальной социокультурной матрицей европейской модели цивилизованного развития. По точному замечанию Ж. Коттье, "именно в горниле средневекового христианства окончательно сложилась идея Европы на базе единства религиозной веры" [Копье Ж. Эти ценности создали Европу // Европейский альманах. История. Традиции. Культура. - М., 1991.С. 37]. Превращение христианства в культурногенетический код новой европейской ("западной") цившшзационной общности привело к принципиальной перестройке и переформулировке основных положений античного политического дискурса сразу по нескольким направлениям. Во-первых, постепенно четко обрисовалось принципиальное размежевание духовной и светской власти (того, что принадлежит Богу, и того, что принадлежит Кесарю) как раздельных сфер, существующих вместе, но неслиянно. Во-вторых, начался процесс осознания каждого человека в качестве уникальной личности, v обладающей собственным индивидуальным пространством свободы и суверенитета. Эта последняя есть особая частная сфера (действия индивидуальных воль и индивидуальных выборов), которая принципиально независима от политической (публичной) власти и неподотчетна ей. В-третьих, социальная жизнь как
общества, так и отдельного человека, получает новые трансцендентные этические императивы существования, задающие иной модус и масштаб измерения эффективности политической власти (соответствия/несоответствия универсальным требованиям христианской морали).
Общий контур нового понимания взаимоотношения различных сфер общества был заложен выдающимся теоретиком церкви Аврелием Августином (354 - 430). По его знаменитому определению, "государство без справедливости - что это, как не большая банда разбойников?" Последняя ведь также осуществляет по отношению к своим жертвам то или иное принуждение и выступает в качестве властно-силовой организации. И если бы только голая сила выражала сущность принудительных властных полномочий, находящихся в руках государственных институций, то тогда, по мнению Августина, и обычную шайку грабителей и убийц по праву можно было бы "считать неким малым царством". Развивая эту аналогию, Августин приводит слова одного морского пирата, который на суде якобы сказал Александру Македонскому: "За то, как я действую на малом корабле, меня называют разбойником, ты же делаешь то же самое, но при помощи большого флота, поэтому тебя называют царем" [Августин Аврелий. О Граде Божием. - IV, 4].
Идея Августина заключается в том, что публичнополитическая сфера властных взаимоотношений также неизбежно должна стать проекцией принципов христианской справедливости и воплощением высших метафизических и религиозных принципов, ибо социальное принуждение, осуществляемое безотносительно к справедливости, не только нравственно недопустимо, но и полностью лишено правового характера. Государство как "общее дело народа" (в соответствии с цицероновской формулой), по Августину, должно существовать прежде всего в качестве морально-культурного сообщества, и лишь потом - в качестве институциализированного. Духовная общность людей в христианском "граде небесном" первична и определяюща по отношению к формам их политической общности в "граде земном".
Хотя в эпоху средневековья идея Августина об особой
Т^°~культурной интеграции публичного пространоыцего дела") 6ьи1а истолкована в теократической концепции власти в духе идеи примата церкви над государством (власти духовной над властью светской), ее смысл для последующего европейского развития оказался более фундаментальным: во-первых, она наметила общие критерии легитимности государственно-правовых общностей, во-вторых, установила принцип, с помощью которого правовое и государственно оформленное принуждение отделяется от голой власти и/или прямого насилия.
Таким образом, социальный порядок, который прибегает к принуждению, не располагая на это этикоморальными полномочиями (или выходя за их рамки), в складывающейся новой модели европейского политического развития был признан нелегитимным. Новые акценты в этой идее расставил крупнейший католический богослов Фома Аквинский (1225 - 1274), который выделил три аспекта государственной власти: собственно отношения господства/подчинения; приобретение власти; пользование ею. Такое разграничение необходимо ему для того, чтобы отметить существование публично-регулируемого (человеческого) аспекта властных отношений - сферы приобретения и пользования государственной властью. Хотя власть по своей сущности имеет божественный характер, это не относится к ее приобретению и использованию, поскольку практика их осуществления может существенно расходиться с божественными установлениями. В силу того, что существует принципиальная корреляция между сущностной (божественной) природой власти и практическими аспектами ее приобретения и использования, несправедливый приход к власти и злоупотребления ею нарушают божественные установления, что дает народу право на сопротивление и свержение зарвавшегося правителя. Хотя непосредственный смысл теории Аквината был направлен на усиление контроля церкви над светскими государями, потенциально она закладывала основы доктрины народного суверенитета и десакрализированного представления о механизмах и закономерностях функционирования власти.
Непосредственным результатом антично-варварского синтеза стало складывание на большей части Западной Европы оригинальной модификации не только культурно-цившшзационньгх, но и политико-экономических структур традиционного общества. Важнейшей особенностью последних в сравнении с "азиатской" и античной моделями было такое разграничение властнособственнических функций, в результате которого значительный их объем передавался на средние и нижние этажи социальной структуры, но при этом регламентировались взаимные права и обязанности ниже- и вышестоящих друг перед другом. Если классическая "азиатская" модель предполагает лишь односторонние обязанности принципиально исключает права нижестоящих в отношении вышестоящих, то демаркация прав сюзерена и прав вассала сделала их обязанности двусторонними и взаимоответственными, то есть подразумевающими тот или иной механизм контроля низших слоев над высшими. Отсутствие при этом единого светского имперского центра в Западной Европе при сохранении культурноморального единства "христианского мира" создавало предпосылки автономизации политического развития отдельных сообществ - как территориальных, так и корпоративных. Хотя структурная ось политической иерархии вертикального типа продолжает работать, тем не менее исторически приоритетным в Западной Европе оказалось возникновение и развитие горизонтально-дифференцированной сети множества автономных корпоративно-территориальных образований самого разного типа (маленьких коммун, торговых республик, крупных династических государств и т. д.).
