Сначала я представлю краткую характеристику геополитических концепций Х. Маккиндера и Н. Спайкмена (теория Хартленда (Теллурократия) и теория Римленда (Талассократия).
Хартленда теория - учение английского географа, историка и теоретика международных отношений Маккиндера опубликовано было в статье «географическая ось истории» в 1904 г. Фундаментальной идеей явились представления о мировой истории как конфронтации между континентальными и океанскими державами. На примере противостояния Британской и Российской империи ученый показал преимущества континентальной державы. Им выделяется понятие «Мировой остров», включающий континенты Евразию и Африку. Самую недоступную часть мирового острова он назвал хартлендом, где реки впадают во внутренние моря, либо в Северный Ледовитый океан. Хартленд - стержневое пространство (Сердцевина Земли или Евразия, «Осью истории»), недоступное для морских держав. Таврида рассматривалась как геополитический центр хартленда. «Тот, кто правит Восточной Европой, господствует над хартлендом; тот, кто правит хартлендом, господствует над Мировым островом; тот, кто правит Мировым островом, господствует над миром».
Важно проследить эволюцию географических пределов хартленда в трудах Маккиндера. Если в 1904 и 1919 гг. (соответственно в статье “Географическая ось истории” и в книге “Демократические идеалы и реальность”) очертания хартленда совпадали в общих чертах с границами Российской Империи, а позже СССР, то в 1943 г. он пересмотрел свои прежние взгляды и изъял из хартленда советские территории Восточной Сибири, расположенные за Енисеем. Он назвал эту малозаселенную советскую территорию “Россией Lenaland” по названию реки Лена. Выведение так называемого Леналенда из географических границ хартленда означало возможность рассмотрения этой территории как зоны “внутреннего полумесяца”, то есть как берегового пространства, которое может быть использовано “островными” державами для борьбы против “географической оси истории”.
Х.Маккиндер придавал большую геополитическую значимость Хартленду из-за его огромных запасов природных ресурсов, но преимущественно из-за его недоступности для основы могущества Великобритании и любой прочей морской державы — военно-морского и торгового флотов.
Политические силы «оси истории» и «внутреннего полумесяца», с точки зрения Х. Маккиндера, на протяжении истории противостоят друг другу и последние испытывают постоянный натиск со стороны первых (гуннов, монголов, турок, русских и других обитателей «оси»). Однако «колумбова эпоха» доминирования морских держав подходит к концу. В дальнейшем геополитическая роль Хартленда будет возрастать по мере развития сети трансконтинентальных железных дорог, которые составят конкуренцию флотам морских держав и могут привести к превосходству континентальных держав над морскими. Естественен вывод, что для противостояния этому натиску странам «внутреннего полумесяца» надо объединиться, возможно под эгидой Британской империи.
Одним из практических следствий такого подхода стало создание проамериканских военных блоков НАТО, СЕНТО, СЕАТО, охватывавших пространства Римленда и окружавших Хартленд.
Последователем Маккиндера был американский ученый Н. Спайкмен. В его работе «Geography of Peace» 1940 (1944), пишет, что ключевую роль в мировой геополитике и во влиянии на Евразию, играет вовсе не Хартленд, а Римленд.
В качестве производного основного закона геополитики — дуализма талассократии и теллурократии можно с определенной долей условности назвать закон синтеза суши и моря — «береговая зона». Это тоже ключевое понятие в геополитике, «береговая зона», или Rimland. Влияние моря и предопределяет в «береговой более активное развитие, чем на суше, поэтому она — более сложное и культурное образование. Rimland напоминает одновременно, как считает А. Дугин, «остров и корабль», а с другой стороны - «Империю и Дом». По его мнению, Rimland — «сложная реальность, имеющая самостоятельную логику и в огромной мере влияющая и на талассократию, и на теллурократию». Береговая зона выступает как субъект истории со своей волей и судьбой, но реализуются они в рамках геополитического дуализма. Таким образом, Rimland выступает поясом, пограничной зоной, или границей. В геополитике этот термин несет иную смысловую нагрузку, чем понятие границы между государствами. Морские пришельцы видят берег не как линию для самого материка, а как территорию, которую можно оторвать от континентальной массы, превратить в базу, торговый, военный анклав для дальнейшего наступления на сушу.
Спайкмен считал, что Маккиндер переоценил геополитическое значение хартленда. В определении решающего фактора государственного влияния Спикмен, вслед за Мэхэном, отводит главную роль морской силе, однако свою планетарную модель он строит исходя из схемы Макиндера.
По Спикмену, для того, чтобы добиться мирового господства, необходимо удерживать внутренний полумесяц, который он называет римленд (от англ. rim - ободок, край)( «Восточная Европа, Иран, Афганистан, Тибет, Восточная Сибирь»). Кроме того, он подвергает сомнению тезис Макиндера о влиянии хартленда на историческое развитие Европы. Спикмен утверждает, что хартленд не в состоянии породить какой бы то ни было культурный импульс и способен лишь «окультуриваться» под влиянием зародившихся в римленде цивилизаций.
«Внешний полумесяц» X. Маккиндера пространственно близки с римлендом Спайкмена, однако Маккиндер выделяли это пространство только как область противостояния двух сил — держав моря и суши. Для Спайкмена же римленд является самостоятельной единицей, самодостаточным геополитическим образованием, и если Маккиндер утверждал, что географическая история государств береговой зоны формировалась под действием кочевников, то Спайкмен доказывал обратное — история данного региона осуществлялась независимо от внутренних территорий континента.
Что касается влияния хартленда на историческое развитие римленда, то ход истории да 21 века скорее подтверждает выводы Макиндера. Вторую мировую войну со всем основанием можно представить вращением государств вокруг «оси истории», из которого последняя вышла значительно усилившись. Подобного явления не произошло во время Первой мировой войны главным образом из-за большевистской революции, предопределившей преждевременный выход России из войны. Что касается культурного значения римленда, то Макиндер никогда его не отрицал, прямо свидетельствуя о происхождении и наиболее интенсивном развитии человечества в римленде, подчеркивая при этом, что он не несет в себе ярко выраженного талассократического или теллурократического содержания.
Не смотря на теоретические расхождения, Макиндер, Мэхэн и Спикмен предложили единую стратегию действий для стран внешнего полумесяца, и фактически являются основателями атлантизма. Под влиянием их идей были созданы НАТО в Европе, СЕНТО в Западной Азии и СЕАТО в Восточной Азии. Победа США в холодной войне убедительно свидетельствует о верности полученных ими выводов.
На основе теории Спайкмена Соединённые Штаты расположили вокруг Советского Союза сеть военных баз дугой от Средиземноморья до Индокитая во время холодной войны.
«Идея Хартленда не случайно возникла в Британии – её автор (Маккиндер) видел, что данные территории недосягаемы для английской империи, и в определённой мере завышал их оценку ради стимулирования британской колониальной экспансии.
Теория Хартленда в первой половине ХХ века базировалась на идее создания трансконтинентальных железных дорог. Но они к концу XXI века не подтвердили ожидания. Так, по Транссибу и БАМу только намечено перемещать 75 млн. т грузов к 2018 году, тогда как через Панамский канал в 2013 г. прошло 321 млн. т, а через Суэц 913 млн. т.
Маккиндер, зачарованный величием Хартленда, был свидетелем того, как с 1870-го по 1913 год в 40 крупнейших странах и территориях Европы, обеих Америка, Азии и Африки было построено 775 тысяч км железных дорог, а доля перевозок по ним в транспортных потоках достигла исторического максимума в 59%. Но за последующие 100 лет протяжённость стальных магистралей уменьшилась в США, Канаде, Германии, Франции и Австралии, и доля железнодорожных перевозок в мире снизилась на 13%, в то время как доля морских выросла на 67%.
Территории, удалённые от побережий стали проклятием второй половины ХХ века. Страны, замкнутые в континентальных пространствах, были и остаются самыми бедными в своих частях мира. Достаточно посмотреть на Боливию, Лаос, Мали или Нигер. Если внимательно взглянуть на Африку – самый бедный континент в мире – можно найти много причин, почему он устойчиво отставал и отстаёт в своём развитии от остальных территорий мира. Однако надо помнить и то, что Африка представляет собой иное издание того же Хартленда.
Сегодня 60% ВВП Африки создаются в приморских ЮАР, Египте, Нигерии, Алжире, Марокко и тунисе. Глубины континента – устойчиво самые безнадёжные регионы бедности на Земле. Кстати, Макиндер предлагал рассматривать внутреннюю часть Африки как «второй Хартленд», отмечая, что «несмотря на разницу широт, у этих двух Хартлендов существуют поразительные сходства».
Можно привести и пример двух быстрорастущих экономик, расположенных на разных континентах – Китая и Бразилии. Модели их роста существенно отличаются, как и отличаются торговые партнёры, характер участия в региональных интеграционных проектах и мн.др. Однако есть и очевидное сходство. В Бразилии 72% ВВП создаётся в 11 прибрежных штатах (из 27-и). При этом грузооборот бразильских портов с 1990-го по 2010 год вырос в 3,4 раза. В Китае 66% ВВП производится в 12 прибрежных провинциях, а грузооборот морских портов с 1990-го по 2010 годы вырос в 7,1 раза.
Можно вспомнить Южную Корею и Тайвань, Турцию и ОАЭ – и везде окажется, что государства, активно использующие свою открытость к морским пространствам, развиваются быстрее и успешнее континентальных.
Более того, последние сто лет стали периодом экономического проседания традиционной Евразии: в 1913 году крупнейшими экономиками мира были США, Китай, Россия, Англия, Германия, Индия, Франция, Италия и Япония – при этом на Россию приходилось 8,5% глобального валового продукта. Неевразийской в этом списке была лишь США. Сто лет спустя в первой десятке уже три неевразийские страны – Мексика, Бразилия и США, а на главную «надежду евразийства» – Россию приходится лишь 2,9% общемирового валового продукта.
Римленд дает потенциал, но одного потенциала мало, необходимо чтобы государство воспользовалось возможностями.
Причин произошедшего две. С одной стороны, это перемены в глобальной политике. Прежние века были временем масштабных войн, ведшихся как ордами, так и регулярными армиями. Для победы над противником необходим был физический контроль над территорией побеждённых – и поэтому масштабы территории «имели значение». Россия всегда была «чемпионом» по успешной релокации своего потенциала и временным уступкам части территории ради финальной победы над противником. С появлением ядерного и даже обычного высокоточного оружия такая тактика ушла в прошлое. Территория больше не является средством защиты, но контроль над ней требует не меньших усилий, чем в прошлые столетия.
Сегодня же успешность страны определяется не её независимостью от других, а её незаменимостью для мира. В таких условиях возможности для экспорта, доступность дешёвых путей транспортировки, открытость к потенциальным торговым партнёрам выступают критически важными факторами прорыва. Именно поэтому современный мир оказывается прибрежным: уже в середине 2000-х 68% глобального валового продукта производилось на территориях, отстоявших от океанской линии не менее, чем на 100 миль – причём данный показатель был почти вдвое выше, чем в 1870 году, и он продолжает расти.
Современная Россия – уникальная страна. Уникальна она и тем, что сознательно стремится восстановить своё доминирование над евразийским Хартлендом, хотя даже в более благополучные периоды своей истории им не слишком интересовалась.
