Отношения в сфере безопасности и военно-политического сотрудничества на постсоветском пространстве прошли несколько этапов эволюции, которые схематично можно определить следующим образом.
1991 — 1994 гг. — становление институционально-правовой основы отношений и осуществление правопреемства в отношении бывшего СССР, в том числе в военнополитической сфере. Этот этап характеризовался как попытками сохранения определенного единства военного механизма Советского Союза, так и параллельно шедшими процессами становления национальных вооруженных сил, что в ряде стран СНГ (Азербайджан, Армения, Грузия, Молдавия) сопровождалось наиболее острой фазой конфликтности в отношениях с территориями, претендовавшими на собственный суверенитет.
1995—1999 гг. — период относительной стабилизации военно-политических отношений на постсоветском пространстве, характеризовавшийся как попытками выстраивания общей системы военно-политических связей на основе Ташкентского договора о коллективной безопасности 1992 г., так и закреплением на новой политико-правовой основе российского военного присутствия в постсоветском ареале. Этот период также отмечен первичными, еще не систематизированными попытками внешних акторов влиять на военно-политическое сотрудничество на пространстве бывшего СССР. К концу этого периода окончательно формируются три группы стран, склонные к принципиально различным сценариям взаимодействия по военно-политическим вопросам .
1999—2004 гг. — период активизации сотрудничества в сфере безопасности и военной сфере, что в целом совпадает с более активной политикой России в СНГ. Основным побудительным мотивом и направлением взаимодействия становится борьба с международным терроризмом, вооруженными проявлениями этнокон- фессионального экстремизма. Договор о коллективной безопасности преобразовывается в Организацию, которая сочетает в себе черты классического военнополитического союза и международной региональной организации.
2005—2008 гг. характеризуются нарастанием кризисных тенденций в Содружестве, что в значительной степени было связано с неспособностью быстрого осознания и преодоления тех вызовов, которые несли с собой «цветные революции». Происходит резкий рост значения проблематики НАТО, «евроатлантического выбора» на постсоветском пространстве. В ряде стран СНГ формируется иллюзорное представление о возможности решения проблем безопасности исключительно с опорой на внешние силы. Вместе с тем продолжает нарастать нестабильность в Центральной Азии и в Закавказье. За исключением ОДКБ, которая продолжает свою внутреннюю консолидацию, военно-политическое сотрудничество находится фактически в состоянии стагнации. Период завершается возобновлением «замороженного» конфликта между Грузией и Южной Осетией, в который оказывается вовлечена Россия.
2008—2011 гг. — период кардинального пересмотра идеологии военнополитического взаимодействия, причиной чего стало изменение геополитического ландшафта в закавказском субрегионе, равно как и изменения в более широком международном контексте. На второй план уходит проблема расширения НАТО, военно-политическая проблематика СНГ становится частью многосторонней дискуссии о новой европейской архитектуре безопасности. Происходит прагматизация отношений Россия—ЕС, Россия—НАТО по вопросам безопасности и военной активности в Евразии. В качестве консенсусного элемента выступает вопрос Афганистана, а также ситуация в Центральной Азии. Продолжается и международно-правовая институциализация ОДКБ, хотя можно фиксировать ряд расхождений в видении этой организации ее участниками.
Уже на начальных этапах стала формироваться небольшая по количеству, но устойчивая группа стран, имевших или в силу военно-политической самодостаточности, или в силу геополитического положения особые взгляды в сфере военного сотрудничества и безопасности. Постоянным ядром этой группы стали Украина, Туркменистан, Молдова, на определенных этапах к ним примыкали другие страны СНГ.
По мере формирования национальных интересов в сфере безопасности — с середины 1990-х годов начинается корректировка схем и механизмов многостороннего военно-политического сотрудничества в СНГ. Общим для всех стран Содружества, в том числе и для России, стал отказ от каких-либо попыток сформировать компонент объединенных вооруженных сил как в рамках СНГ, так и в рамках Ташкентского договора о коллективной безопасности, в его версии от 1992 г. К рубежу 1990—2000-х годов происходит преодоление избыточных или не нужных, по мнению стран-участниц СНГ, схем военно-политического взаимодействия. Сужается круг участников пограничного сотрудничества, сходит на нет организованное военно-техническое взаимодействие, механизмы Совета министров обороны, Совета командующих пограничными войсками переходят в режим функционирования в неполном формате участников.
Выход (непродление участия) Азербайджана, Грузии и Узбекистана из Договора о коллективной безопасности, с одной стороны, положил конец попыткам создать жесткую систему коллективной обороны и безопасности в СНГ с опорой на единый правовой документ, с другой — открыл дорогу к формированию тесного российскоцентричного военно-политического союза.
В 2000-е годы военно-политическое сотрудничество выстраивается в значительной степени вокруг проблем, связанных с новыми угрозами и вызовами, многие из которых не носят традиционного военного характера. В свою очередь это ведет к более широкому пониманию военно-политического сотрудничества. Важнейшим направлением сотрудничества в первой половине 2000-х годов становится многостороннее противодействие угрозе международного терроризма.
В 2000-е годы основная динамика собственно военного сотрудничества фиксировалась в связи с созданием и развитием Организации Договора о коллективной безопасности. ОДКБ постепенно преодолевает рамки замкнутого военного союза и выходит в сферу взаимодействия с внешними по отношению к постсоветскому пространству субъектами, в том числе с институциональными (НАТО, ЕС).
Национальные подходы к военно-политическому сотрудничеству и обеспечению безопасности прошли серьезную эволюцию и в настоящий момент в большинстве случаев составляют целостную систему взглядов, приоритетов и механизмов достижения поставленных целей. Перспектива унификации национальных подходов в военно-политической сфере не только всех постсоветских государств, но и полноформатных участников СНГ, равно как и более узкой группы — членов ОДКБ — с целью более тесного многостороннего сотрудничества сейчас представляется малореальной. Практически нет скреп, которые объединяли бы страны в узко понимаемой военной сфере. Общие вызовы и угрозы, появляющиеся в широко понимаемой силовой сфере, парируются существующими механизмами взаимодействия.
Помимо общих, объективно существующих факторов, способствующих поддержанию многостороннего взаимодействия в военно-политической сфере, основным источником политической и институциональной динамики является Россия. Значительное число изменений, провозглашенных и реализованных инициатив является результатом субъективной заинтересованности России в сохранении и развитии многосторонних механизмов в военной сфере и сфере безопасности на постсоветском пространстве. Свои усилия в постсоветском ареале Россия увязывает с изменяющимися параметрами стратегического контекста безопасности на евроазиатском и евроатлантическом пространствах.
Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) — военно-политический союз, созданный несколькими государствами Евразии (в разное время организация объединяла от 6 до 9 государств) на основе Договора о Коллективной Безопасности (ДКБ), подписанного 15 мая 1992 года.
15 мая 1992 года Армения, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан и Узбекистан подписали в Ташкенте договор о коллективной безопасности (ДКБ). Азербайджан подписал договор 24 сентября 1993 года, Грузия — 9 сентября 1993 года, Белоруссия — 31 декабря 1993 года.
Договор вступил в силу 20 апреля 1994 года. Договор был рассчитан на 5 лет и допускал продление. 2 апреля 1999 года президенты Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана подписали протокол о продлении срока действия договора на следующий пятилетний период, однако Азербайджан, Грузия и Узбекистан отказались от продления договора, в этом же году Узбекистан присоединился к ГУАМ.
На московской сессии ДКБ 14 мая 2002 года было принято решение о преобразовании ДКБ в полноценную международную организацию — Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). 7 октября 2002 года в Кишинёве подписаны Устав и Соглашение о правовом статусе ОДКБ, которые ратифицированы всеми государствами-членами ОДКБ и вступили в силу 18 сентября 2003 года.
2 декабря 2004 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о предоставлении Организации Договора о коллективной безопасности статуса наблюдателя в Генеральной Ассамблее ООН.
16 августа 2006 года в Сочи было подписано решение о полноправном присоединении (восстановлении членства) Узбекистана к ОДКБ.
4 февраля 2009 года в Москве лидеры стран Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) одобрили создание Коллективных сил оперативного реагирования. Согласно подписанному документу, Коллективные силы оперативного реагирования будут использоваться для отражения военной агрессии, проведения специальных операций по борьбе с международным терроризмом и экстремизмом, транснациональной организованной преступностью, наркотрафиком, а также для ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций.
В феврале 2009 года на совещании в Москве было принято решение о создании Коллективных сил оперативного реагирования, которые должны будут использоваться для отражения военной агрессии, борьбы с международным терроризмом и экстремизмом, транснациональной организованной преступностью, наркотрафиком, для ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций.
Члены: Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия , Россия, Узбекистан
Высшим органом Организации является Совет коллективной безопасности (СКБ). В состав Совета входят главы государств-членов. Совет рассматривает принципиальные вопросы деятельности Организации и принимает решения, направленные на реализацию её целей и задач, а также обеспечивает координацию и совместную деятельность государств-членов для реализации этих целей.
Совет министров иностранных дел (СМИД) — консультативный и исполнительный орган Организации по вопросам координации взаимодействия государств-членов в области внешней политики.
Совет министров обороны (СМО) — консультативный и исполнительный орган Организации по вопросам координации взаимодействия государств-членов в области военной политики, военного строительства и военно-технического сотрудничества.
Комитет секретарей советов безопасности (КССБ) — консультативный и исполнительный орган Организации по вопросам координации взаимодействия государств-членов в области обеспечения их национальной безопасности.
Генеральный секретарь Организации является высшим административным должностным лицом Организации и осуществляет руководство Секретариатом Организации. Назначается решением СКБ из числа граждан государств-членов и подотчётен Совету. В настоящее время им является Николай Бордюжа.
Секретариат Организации — постоянно действующий рабочий орган Организации для осуществления организационного, информационного, аналитического и консультативного обеспечения деятельности органов Организации.
Объединённый штаб ОДКБ — постоянно действующий рабочий орган Организации и СМО ОДКБ, отвечающий за подготовку предложений и реализацию решений по военной составляющей ОДКБ. С 1 декабря 2006 предполагается возложить на объединённый штаб задачи, выполняемые командованием и постоянной оперативной группой штаба коллективных сил.
Рассматривая позиции Белоруссии, как члена ОДКБ, заведующий отделом Белоруссии Фадеев А.В. отметил, что, по мнению белорусского руководства, постсоветское простанство атомизируется, что выражается, прежде всего, в укреплении связей государств региона с внерегиональными акторами, основными среди которых являются Европейский Союз, НАТО, США, Китай, с чем нельзя не согласиться.
Что касается стран Центральной Азии (ЦА), заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Грозин А.В. выделил проблему накопления конфликтного потенциала в данном субрегионе постсоветского пространства. Вслед за Киргизией можно ожидать подобного внутригосударственного общественно-политического взрыва фактически в любом новом независимом центрально-азиатском государстве, за исключением Казахстана, являющегося на данный момент наиболее благополучным и потому влиятельным государством ЦА. В связи с этим, очевидно, что деятельность ОДКБ должна быть направлена в первую очередь на обеспечение стабильности и безопасности данного субрегиона.
Среди других вопросов, которые были обсуждены на семинаре, следует отметить такой, как гуманитарное измерение деятельности ОДКБ. Сюда относится недостаточное внимание ОДКБ к работе с общественностью, в среде которого формируется неоднозначное представление о деятельности данной организации. В данном контексте необходима грамотная информационная политика ОДКБ, направленная не только на свою популяризацию и формирование узнаваемого позитивного имиджа, но и на обеспечение прозрачности её целей и принципов в глазах населения государств-членов.
В ходе дискуссии была также рассмотрена необходимость активизации работы ОДКБ в направлении создания общей системы ценностей. В настояще время государства-члены не всегда демонстрируют уважение к ценностям союзников. Это касается и различий в принципах соблюдения и защиты прав человека, в отношении к русскому языку и культуре, населению другой национальности, проживающему на территории того или иного государства-члена и т.д.
Внерегиональные акторы
Политика ЕС на постсоветском пространстве. 2000-е годы ознаменовали новый этап в политике Европейского союза на пространстве СНГ. Первое десятилетие существования постсоветского пространства характеризуется в политике ЕС обобщенным подходом. Этот подход нашел в 1990-е годы отражение в программе ТАСИС — «Техническое содействие странам СНГ и Монголии». Типовые двусторонние Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС), заключенные Европейским союзом с большинством государств постсоветского пространства , также являются примером стандартизированного отношения к странам данного направления.
Качественной характеристикой нового этапа в политике Европейского союза на постсоветском пространстве стало постепенное выделение трех субрегиональных направлений, в отношении каждого из которых ЕС использует различные инструменты. Трансформация европейского подхода к постсоветскому пространству связана в первую очередь с расширением ЕС в 2004—2007 гг., в результате которого границы ЕС вплотную приблизились к границам СНГ.
Концептуально новый подход был выражен термином «новое соседство» в отношении Белоруссии, Украины, Молдавии и трех государств Закавказья; чуть позднее, в 2007 г., появился термин «соседи соседей» применительно к государствам Центральной Азии. В организационно-правовом плане эти инициативы были оформлены Европейской политикой соседства (2004 г.) и программой «Восточное партнерство» (2009 г.).
Изначальная цель Европейской политики соседства (ЕПС), которая по мере своего развития охватила шесть стран постсоветского пространства и десять государств Барселонского процесса, была сформулирована как построение «больше чем партнерства, но меньше чем членства». Концепция политики соседства заключалась в создании новых институциональных рамок взаимодействия, которые должны были обеспечить стабильность и безопасность на новых границах расширенного Европейского союза. Главной задачей на пути построения «Европы без разделительных линий» провозглашался переход государств-партнеров к демократии, рыночной экономике и признанию европейских ценностей.
Основным инструментом для достижения целей в рамках ЕПС являлись двусторонние Планы действий (Action Plans), разрабатываемые Европейским союзом для каждого государства-соседа и передаваемые им на исполнение. Для осуществления финансовой поддержки новых принципов сотрудничества были созданы Инструмент европейского партнерства и соседства (ENP1) и Механизм содействия реформам управления (Governance Facility), которые заменили действовавшую ранее программу технического содействия ТАСИС.
«Восточное партнерство», заявленное как новая инициатива, стало по сути надстройкой к ЕПС, оставаясь в рамках уже предложенной парадигмы взаимодействия с государствами-партнерами. Единственный компонент, привносящий определенную новизну, — элементы многостороннего взаимодействия. В рамках программы были созданы четыре тематические платформы:
— демократия, эффективное управление (goodgovernance) и стабильность;
— экономическая интеграция;
— энергетическая безопасность;
— контакты между людьми.
Был также инициирован проект Межпарламентской ассамблеи стран- участниц и создан ежегодный Форум гражданского общества для привлечения неправительственных структур в реализацию программы.
Стремление наладить горизонтальные связи между странами региона в рамках развития проекта «Восточное партнерство» приняло форму тематических программ, запущенных в конце 2009 — начале 2010 г.: «Интегрированное управление границами», «Региональные энергетические рынки и энергетическая эффективность», Фонд поддержки малых и средних предприятий, противодействие чрезвычайным ситуациям, природоохранная программа. Все более заметными стали требования по гармонизации национального законодательства с нормами права Европейского союза.
«Восточное партнерство» включило целый ряд двусторонних инициатив, которые ранее, еще до формирования самой программы, уже были предложены Украине и Молдавии — как наиболее «европейским» соседям. Наиболее важные из этих инициатив:
— возможность подписания Соглашений об ассоциации, включая всеобъемлющую зону свободной торговли;
— предложение членства в Энергетическом сообществе, созданном в 2006 г. для балканских государств с целью интегрирования государств региона в создаваемый общеевропейский рынок газа и электроэнергетики;
— облегчение — вплоть до отмены — визового режима.
В России не выработана консолидированная позиция в отношении европейской политики соседства и «Восточного партнерства». На момент разработки инициативы ЕПС России предлагалось принять в ней участие наряду с остальными государствами-соседями. Россия отказалась, мотивировав свое отношение тем, что строит с Европейским союзом отношения стратегического партнерства, в том числе в рамках «четырех общих пространств». Конкретизация ЕПС в форме «Восточного партнерства» вызвала в России обеспокоенность.
Наибольшую обеспокоенность вызвали инициативы экономической конвергенции государств-партнеров с рынками ЕС, которые могли бы препятствовать реализации российских интеграционных проектов на постсоветском пространстве, в первую очередь созданию Таможенного союза/Единого экономического пространства, и попыткам привлечения к нему Украины.
С 2010 г. Россия начала принимать участие в тематических проектах «Восточного партнерства», в частности по приграничному сотрудничеству, однако недостаточная прозрачность процесса реализации «Восточного партнерства» по-прежнему вызывает вопросы.
Отдельным направлением деятельности ЕС на постсоветском пространстве является участие в урегулировании конфликтов. Его специфика заключается в доминировании экономического участия в процессах постконфликтного восстановления при неравномерной политической вовлеченности. В период с 1997 по 2008 г. ЕС оказался крупнейшим международным донором (за исключением России) в восстановлении Абхазии и Южной Осетии. Комиссия ЕС поддерживала восстановление экономики и меры по восстановлению доверия в качестве важнейшего инструмента нормализации отношений между конфликтующими сторонами. Акцентирование экономического участия ЕС может быть объяснено и тем, что политическая вовлеченность была слишком затруднена
После 2008 г. участие ЕС в урегулировании конфликтов на Южном Кавказе приобрело новые характеристики. В ситуации, когда в противостояние были вовлечены ключевые игроки региональной и глобальной сцены (Грузия, Россия, США), Европейский союз единственный имел имидж непредвзятого посредника и по инициативе председательствовавшей в ЕС Франции сумел этот образ быстро и эффективно использовать. Принятый план урегулирования («Медведева—Саркози») стал основой для прекращения вооруженной фазы конфликта.
Эволюция политики США в отношении постсоветских государств. Американский подход к отношениям со странами постсоветского пространства претерпел значительные перемены на протяжении последних двадцати лет. В начале и середине 1990-х годов Вашингтон был мотивирован стремлением утвердить их в международных делах в качестве самостоятельных субъектов, чей суверенитет не оспаривался бы Москвой.
К концу 1990-х годов движущие силы политики США в Восточной Европе, Закавказье и Центральной Азии приняли более широкий — евразийский характер. В круг интересов США вошли строительство трубопроводов, соединяющих страны СНГ с другими государствами Евразии, использование потенциала некоторых членов СНГ в противодействии талибам или сдерживании Ирана. В этот период США также стали интересоваться проблемами разрешения постсоветских конфликтов и активизировали свои посреднические усилия. К концу же 2000-х годов соображения, которыми руководствуется Вашингтон в политике на пространстве СНГ, стали в полной мере глобальными.
Партнерство с Россией и ее соседями стало рассматриваться американскими стратегами с точки зрения реагирования на подъем влияния Китая, поддержки глобального режима нераспространения и контроля над вооружениями, борьбы с транснациональными проявлениями религиозного экстремизма. В складывающихся к началу 2010-х годов условиях непродуктивно рассматривать отдельно события в отношениях США с отдельными странами — соседями России в попытке найти особую логику в эволюции каждого двустороннего комплекса отношений. Даже взаимодействие с Россией, вероятно, не является «самодостаточной» целью внешней политики США, так что и подход США к отношениям с государствами СНГ все в меньшей степени определяется стратегией Вашингтона на российском направлении.
Стоит отметить, что, если администрация Дж. Буша-младше го, признавая наличие, например, глобальных проблем нераспространения и религиозного экстремизма, искала для них региональные решения (демократизация государств Ближнего Востока, уничтожение экстремистов в Афганистане и пр.), то при президенте Б. Обаме Вашингтон предпочитал искать глобальный многосторонний ответ на глобальные проблемы.
Важным аспектом трансформации американского подхода к отношениям со странами СНГ при Б. Обаме стало то, что демократизация, рассматривавшаяся администрацией Дж. Буша-младшего в первую очередь как оперативнотактическая деятельность по расшатыванию и смене авторитарных режимов, уступила место подходу Вашингтона, основанному на терпеливом ожидании.
Важнейшими аспектами глобальной стратегии Вашингтона, формирующими политику США в СНГ, являются перспективное сокращение американского участия в Международных силах содействия безопасности в Афганистане, сдерживание влияния России в окружающих ее государствах, укрепление энергетической безопасности США и развитие американской системы альянсов в Евразии.
Свертывание присутствия международных сил в Афганистане может быть воспринято исламскими экстремистами по всему миру как победа: те, кто требовал ухода «неверных», добились своего — во всяком случае в Афганистане. Авторитет этих сил резко вырастет в глазах не только афганцев, но и жителей соседних с Афганистаном государств СНГ — в первую очередь Таджикистана и Узбекистана. Он также затронет Киргизию и — возможно — Казахстан. Это может привести к подъему исламистски настроенных оппозиционных сил в государствах Центральной Азии при сочувствии и прямой поддержке из Афганистана. В подобных условиях США захотят сохранить возможности базирования на территории стран Центральной Азии, которые скорее всего американцам такие возможности предоставят при отсутствии жесткого сопротивления со стороны России или Китая.
В условиях нарастания экстремистских настроений и в свете опыта февраля 2010 года, когда Москва и ОДКБ заняли выжидательную позицию и не оказали силовой поддержки свергаемому режиму Бакиева в Киргизии, Бишкек и Душанбе будут проявлять дополнительный интерес в поддержке США в сфере безопасности.
Попытки ускоренного расширения НАТО на постсоветское пространство, за которое ратовала администрация Дж. Буша-младшего, породили в 2008— 2010 гг. жесткое противодействие со стороны России, что сделало крайне проблематичным присоединение к НАТО Грузии. Украина же после прихода к власти в 2010 г. президента В. Януковича модифицировала свой подход к потенциальному членству в НАТО. Проявив гибкость, Вашингтон адаптировал свою позицию соответствующим образом. Так, выступая в Киеве в июле 2010 г., госсекретарь США X. Клинтон заявила о своем уважении к выбору Украины, выраженному в законе «О принципах внутренней и внешней политики» от 1 июля 2010 г.
В соответствии с этим законом Украина отказывалась от подачи заявки на вступление как в НАТО, так и в Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), подтверждая тем самым свой «внебло- ковый»
статус.
С 2009 г. США постепенно снижали накал противоречий с Россией по грузинской проблематике, сознавая, что в сложившихся после признания Москвой Южной Осетии и Абхазии условиях комплексное решение проблемы территориальной целостности Грузии возможно только в долгосрочной перспективе. Вашингтоном была, очевидно, проведена переоценка значимости Грузии в списке внешнеполитических приоритетов США.
Внешнеполитические руководители США неоднократно ссылалась на Минскую группу ОБСЕ как на эффективный форум посредников и упоминали о том, что США работают в нем в сотрудничестве с двумя другими сопредседателями — Россией и Францией.
Позиция Вашингтона по конфликту вокруг Приднестровья при администрации Обамы была «деполитизирована» — США отошли от поддержки инициатив по радикальному изменению статус-кво в конфликте и перестали предъявлять к приднестровской стороне требования немедленной реинтеграции в состав Молдавского государства. Вместе с тем Вашингтон полагал, что случай Косово, чья независимость была признана (да и, собственно, создана) США, является «уникальным случаем», который не может создавать прецедент для других конфликтов самоопределения, включая приднестровский.
Определенные изменения произошли и в сфере энергетической безопасности. Здесь они были простимулированы в первую очередь объективными обстоятельствами снижения спроса на углеводороды в результате мирового экономического кризиса.
В любом случае при администрации Б. Обамы Вашингтон постепенно приходил к осознанию того факта, что за двадцать лет существования СНГ вокруг России сложилась достаточно «плотная» международная среда из государств, доказавших свою способность к более или менее успешному, но автономному существованию. Большинство из этих стран получило достаточную американскую поддержку на пути нациестроительства (прибалтийские государства, Грузия, Украина), другие в полной мере задействовали внутренние источники поддержания стабильности и роста, в частности энергетические ресурсы (Азербайджана, Казахстана, Туркмении).
Приоритеты и направления политики Китая в постсоветской Центральной Азии.
После распада СССР, уже в январе 1992 г., Китай установил двусторонние отношения со всеми странами Центральной Азии, тем самым обозначив новый этап своей политики в регионе. Современные приоритеты и направления политики Китая в отношении Центральноазиатского региона определяются соображениями национальной безопасности КНР и экономическими факторами.
Первый аспект объясняется тем, что с регионом тесно смыкается одна из наиболее проблемных административно-территориальных единиц КНР — Синьцзяно-Уйгурский автономный район. Второй, экономический, обуславливается расположением в Центральной Азии ключевых поставщиков энергетических ресурсов, особенно необходимых Китаю в период наращивания темпов экономического развития.
Сейчас можно говорить не только об отдельных аспектах двусторонних отношений Китая с государствами региона, но и о стратегии КНР в отношении Центральной Азии как единого субъекта.
Существует ряд достаточных оснований для такой трактовки китайской стратегии в регионе. Они связаны, во-первых, с существованием общерегиональных проблем безопасности, а во-вторых, с наличием политико-экономической линии Китая в отношении региона, которая во многих вопросах осуществляется через Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). В то же время можно говорить также и об отдельных комплексах взаимоотношений Китая с каждой из пяти центрально- азиатских республик, тем более что проекты, осуществляемые в рамках ШОС, не затрагивают Туркменистан, который не является членом данной организации. Можно выделить шесть приоритетных направлений стратегии Китая в Центральной Азии. К ним относятся:
— противодействие проявлениям терроризма, сепаратизма, экстремизма,
— поддержание безопасного состояния пограничных территорий,
— содействие общерегиональной стабильности,
— участие в экономическом развитии региона,
— недопущение попадания региона под влияние государств или союзов, занимающих антикитайскую позицию,
— доступ к региональным энергоресурсам.
В 1996 г. и 1999 г. Китай и Киргизия достигли договоренности по вопросам общей границы (858 км). Протяженность китайско-казахстанской границы составляла 1533 км.
Двусторонние соглашения по этому участку были заключены в 1994 г. и 1998 г., а его демаркация была завершена в 2002 г. Соглашения по китайско-таджикской границе (414 км) были подписаны в 1999 г. и 2002 г. При этом все названные государства, а также Китай и Россия, еще в 1996 г. заключили в Шанхае Соглашение об укреплении доверия в военной области в районе границ, а в 1997 г. тем же составом участников было подписано Соглашение о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границ.
Данные договоренности стали основой формирования так называемой «Шанхайской пятерки», предтечи Шанхайской организации сотрудничества, образованной в 2001 г. уже с участием пяти упомянутых ранее государств и Узбекистана.
Издавна территории Китая и современной Центральной Азии были не только связаны общими политическими и этно-демографическими процессами, но и тесно смыкались в экономическом и транспортном плане. Яркий пример — Великий шелковый путь, соединявший Китай со Средней, Южной и Передней Азией еще в начале нашей эры.
С 1993 г. Китай превратился в нетто-импортера нефти и до сих пор демонстрирует высокий рост потребления энергетических ресурсов. Наиболее масштабные энергетические проекты Китай осуществляет в трех центральноазиатских республиках — Казахстане, Узбекистане и Туркменистане. Во всех упомянутых странах активно работает Китайская национальная нефтяная корпорация (China National Petroleum Corporation, CNPQ.
В 2009 г. по межгосударственному соглашению КНР выделила Туркменистану 3 млрд долл., которые должны быть использованы на освоение расположенного на северо-востоке страны газового месторождения Южный Ио- лотань. Месторождение оценивается экспертами как четвертое крупнейшее месторождение газа в мире.
Сотрудничество Китая со всеми вышеперечисленными странами стало основой для крупного регионального проекта — строительства газопровода Туркмения—Узбекистан—Казахстан—Китай (Центральная Азия—Китай), первая линия которого была введена в действие в декабре 2009 г. Газопровод берет свое начало в Туркменистане, далее проходит через центральный Узбекистан и южный Казахстан, завершаясь в городе Хоргос Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. Через газокомпрессорную станцию в Хоргосе газ затем поступает в города Шанхай, Гуанчжоу, Гонконг и другие регионы Китая. Таким образом, газопровод Центральная Азия—Китай призван способствовать обеспечению растущей внутренней потребности Китая в газе, а в перспективе — внести вклад в изменение энергобаланса КНР в пользу увеличения в нем доли природного газа.
Энерготранспортные проекты не исчерпывают собой сотрудничество Китая и Центральной Азии вобласти инфраструктуры. Среди важнейших инфраструктурных проектов — железная дорогау Кашгар (Китай) — Иркештам (китайско- киргизский пограничный район) — Ош (Киргизия) — Андижан (Узбекистан), автомобильные дороги по маршрутам Ош—Сарытыш—Иркештам—Кашгар и Братство—Душанбе— Джиргаталь—Карамык— Иркештам—Кашгар.
Рассмотренные направления политики Китая в регионе позволяют сделать вывод о том, что менее чем за два десятилетия Китай, поэтапно осуществляя намеченную стратегическую линию, стал одним из основных игроков в Центральной Азии. Китай благодаря совместным экономическим проектам, включая энергетическое и инфраструктурное сотрудничество, последовательно проводит линию на вовлечение центральноазиатских государств в орбиту своего геоэкономического влияния и является той политико-экономической силой, которая будет в долгосрочной перспективе возрастать.
