ворчество Саши Черного условно можно разделить на два периода: 1) ранний, преимущественно сатирический, - 1904-1918 годы и 2) эмигрантский - 1920-1932 годы. В 1918 году поэт перебирается в Литву и больше года живет с женой на хуторе недалеко от Вильно. С 1920 года он оказывается в Берлине и включается в литературную жизнь русской эмиграции. Нельзя сказать, что разница между этими двумя отрезками жизни писателя и поэта огромна, но, тем не менее, много меняется в творческой манере Саши Черного, стиле, выборе тем, героев, жанров. Не случайно биограф и исследователь творчества писателя А.С. Иванов замечает: «Написанное до 1917 года и после - существенно различается. Эмиграция не только коренным образом заставила сменить тематику, но и наложила свой отпечаток на тональность и манеру письма. От подобного деления творчества Саши Черного нам не уйти» [10, с. 392].
В эмиграции проза начинает выходить на первый план. Исследователи отмечают принципиальный для Саши Черного переход от поэзии к прозе, который произошел еще в 1910-ые годы, после ухода из «Сатирикона». Проза, по мнению А.С. Иванова, позволяла «приблизиться к опосредованному, более объективному и глубокому постижению сущности современников» [9, с. 6]. Поэзия, «стиховая множественность, объединенная в циклы», отражает мозаичный взгляд на мир, тогда как проза позволяет представить более целостный взгляд. И еще одно очень важное в рамках нашей темы замечание исследователя: «Обращение к прозе объясняется, вероятно, еще и тем, что Саша Черный с годами стал тяготиться репутаци-
© Жиркова М.А., 2014
ей сатирика. Душа его была не утолена отрицанием, искала утверждающего начала» [9, с. 8].
В эмиграции творчество поэта пошло по трем направлениям. Первое -поэзия: переиздание старых сборников с доработкой, появляются и новые вещи в традиционном сатирическом ключе, и собственно лирика; создаются крупные формы (поэмы. Второе - проза, основными темами которой становятся общие для русских писателей в эмиграции в целом темы - тема оставленной России, воспоминания о прошлой жизни, эмигрантский быт, неустроенность которого преодолевается через иронию и юмор. Третье: поэзия и проза для детей.
Послереволюционные скитания поэта начинаются с 1918 года, когда Александр Михайлович Гликберг вместе с женой уезжает из Пскова в Литву, где задержится на год с небольшим. Тихая, уютная, сытая жизнь не приносит покоя, невозможно забыть покинутую родину. Литовские впечатления позднее войдут в поэтический цикл «На Литве». Там же пишутся стихи для будущего «Детского острова». В 1920 году семья Гликбергов перебирается уже в Германию, где оказывается много знакомых, друзей, которые помогают устроиться на новом месте: найти квартиру, уроки для жены, включиться в литературную жизнь. Мария Васильевна Гликберг вспоминает: «В Берлине мы прожили около трех лет, и оба мы были завалены работой, которая хорошо оплачивалась. Саша увлекался издательским делом, я, благодаря своим виленским ученикам, имевшим богатых родных и знакомых в Берлине, была завалена уроками» [4, с. 242].
Начало эмиграции многими воспринимались как явление временное, еще оставалась надежда вернуться домой, на родину. Первые русские эмигранты считали, что скоро закончится большевистский режим, и они вернутся домой. В это время все еще сохранялась реальная связь с оставленной родиной - и творческая, и человеческая: «Начальный этап изгнания ознаменовался бурным всплеском книгоиздательства, рассчитанного не только на эмигрантский рынок, но и на Советскую Россию, с которой заключались многочисленные договоры, оформлялись заказы на взаимные поставки книг. Границы пересекали и книги, и люди», - пишет А.С. Иванов в статье, открывающей том эмигрантского творчества Саши Черного [11, с. 8]. Берлин действительно на какое-то время становится «столицей» русской эмиграции: множество русских изданий, бурная литературная жизнь, относительное благополучие. С 1920-го по 1922 годы в Берлине выходило почти 60 русских газет и журналов. За период с 1919-го по 1924 годы в немецкой столице издано около 2200 наименований книг на русском языке, это больше, чем в Москве и Петрограде [19, с. 156]. Ирина Одоевцева в своих воспоминаниях замечает: «Большинство бежавших из России в восторге от берлинской жизни и наслаждается ею. Подумать только - сплошной праздник - магазины, где можно все что угодно купить, рестораны, кафе, такси. Чего же еще желать?» [18, с. 7]. В.В. Костиков объясняет это рядом объективных обстоятельств, как экономических, так и
политических. В это время Германия - одна из самых «дешевых» стран Западной Европы, с которой после гражданской войны сложились нормальные отношения, сохранялась высокая конвертация рубля. В 1920-е годы в многочисленных берлинских издательствах публикуются не только эмигранты, но и советские авторы, продолжается общение между русскими эмигрантами и советскими писателями, складывается удивительная обстановка советско-эмигрантского сообщества [14, с. 40-42]. О политических причинах пишет также Ю.В. Зобнин: 6 мая 1921 года в Берлине было подписано советско-германское соглашение о военнопленных и беженцах. Большинство русских были именно беженцы, «покинувшие Россию либо не по своей воле (военнопленные), либо силою непреодолимых исторических обстоятельств, спасаясь от ужасов Гражданской войны, то есть от террора как такового (красного, белого, зеленого - все равно), голода и невыносимых лишений военного быта» [8, с. 31].
Саша Черный становится активным участником литературной жизни Берлина. Он работает в издательстве «Грани», является литературным редактором альманаха «Грани»; позднее возглавляет литературный отдел редакции журнала «Жар-птица», издателем которого являлся А.Э. Коган. Журнал просуществовал с 1921 по 1926 год, последний 14-ый номер вышел уже в Париже. Главной темой была культура России. Примечательно, что первый номер открывало стихотворение Саши Черного «Искусство», в котором звучит мысль о том, что у покинутого Богом человека остаются Музы, а значит «Есть мир иной на этой злой земле!». Журнал во многом ориентирован на современные европейские журналы модернистского направления, сродни журналам начала ХХ века, издававшимся в России («Аполлон», «Весы», «Золотое руно», «Мир искусства»). Он отражал мир искусства, был богато иллюстрирован, с яркой красочной обложкой, чем значительно выделялся среди русской эмигрантской периодики 1920-х годов. Саша Черный вместе с Дон-Аминадо (А.П. Шполянский) задумывает детский журнал «Зеленая палочка», который стал выходить под редакцией
А.П. Шполянского в Париже (1920-1921). В этом издании принимали участие многие русские писатели (И. Бунин, А. Куприн, А.Н. Толстой, К. Бальмонт, Тэффи и др.), журнал издавался с рисунками Ре-Ми (Н. Ремизов), С. Судейкина. Примечательно, что среди разделов журнала постоянным являлся раздел «Крепко помни о России» с рассказами о родине, а также объявлялись различные конкурсы на знание истории России, русской литературы.
С Берлином у поэта связано три плодотворных года жизни, пока не закрываются обанкротившиеся русские издания. Он активно публикуется в берлинских газетах «Руль», «Голос России», журналах «Сполохи», «Жар-птица». Кроме этого, сотрудничает с периодическими изданиями Парижа (газета «Свободные мысли», журнал «Зеленая палочка»), Риги (газета «Сегодня»), Праги (газета «Воля России»), выпускает двухтомную антологию русских поэтов для детей «Радуга» (1922), альманах для детей «Цветень»
(1922), привлекая в него современных писателей и поэтов. Отдельной книгой выходят стихи для детей «Детский остров» (1921), переиздана «Живая азбука» (1922, первое издание СПб., 1914).
Поэтический сборник «Детский остров» с иллюстрациями Бориса Григорьева опубликован, по-видимому, в 1920 году в Берлине в издательстве «Слово», хотя в книге местом издания указан Данциг (1921 год). О публикации и всех перипетиях, с ней связанных, в своих комментариях пишет А.С. Иванов со ссылкой на книгу И.В. Гессена «Годы изгнания» [3, с. 42-43], возглавлявшего в это время редакцию «Слово». В своих воспоминаниях известный издатель и публицист рассказывает о несостоявшейся попытке открыть филиал берлинского издательства в Данциге. Первая рецензия на «Детский остров», как указал А.С. Иванов, появилась еще в декабре 1920 года [16]. Поэтический сборник встречен был критикой удивительно тепло. В первых откликах на книгу авторы рецензий писали, что поэт спрятался на детском острове, чтобы отдохнуть «от тех общих и страшных мыслей, для которых не подыщешь нужного слова, потому что трудно соперничать в силе и выразительности с войной, голодом и мором» [16]. Многие современные исследователи также указывают на «Детский остров» Саши Черного как остров спасения для поэта, оказавшегося в эмиграции. Например, Е.О. Путилова: «Для Саши Черного этот остров, свободный для детской справедливой жизни и детской фантазии, оставался пока еще плодом доброго вымысла, сказочной утопии» [21, с. 46]. Или у В.А. Карпова читаем: «Действительно, мир детства был для писателя тем утопическим островом идеальной любви, веселья и покоя, куда ему хотелось сбежать от пошлости современной ему жизни и тягостных воспоминаний о прошлом» [13, с. 30].
Мир поэзии Саши Черного детскоцентричен. Детский остров живет жизнью ребенка, тем, что его интересует, что определяет его жизнь, - его проблемами, заботами, радостью и увлечениями. Поэтический и одухотворенный образ ребенка, увлеченного игрой, оказывается в центре детской поэзии Саши Черного. Для ребенка его детский остров, точнее, само детство, время освоения мира, - веселая, интересная и увлекательная игра. На детском острове Саши Черного царят идиллия и гармония [7, с. 39-59]. Забота о детях ставится одной из главных для поэта в новых условиях жизни, так он пишет А.И. Куприну: «Хотелось бы все-таки для детей еще что-нибудь состряпать: они тут совсем отвыкают от русского языка, детских книг мало, а для них писать еще и можно и нужно...» [15, с. 216]. Саша Черный много работает для детей: под его редакцией выходят книги
В.А. Жуковского, И.С. Тургенева и А.П. Чехова для детей (изд-во «Слово», 1921-1922); пишет сказку в стихах «Сон профессора Патрашкина»; переводит немецкие сказки Рихарда Демеля «Волшебный соловей», Фрица Остина «Маленький король», Вильгельма Руланда «Гелокандр» (изд-во «Волга», 1923), Л. Гильдебранта «Приключения Боба» (изд-во «Новая книга», 1923) [См. современные издания некоторых из них: 21]. Но часть под-
готовленных и проанонсированных книг не вышла («Библейские сказки», «Вспомни!», «Возвращение Робинзона») [12, с. 658]. Он также дополняет и переиздает свои ранние книги стихов «Сатиры», «Сатира и лирика». Выходит новая третья книга стихов «Жажда».
Переиздание книги стихов «Сатиры» (1922, первое издание: СПб.,
1910) имеет структурные исправления и дополнения. Об этом пишет в своих комментариях А.С. Иванов: «По сравнению с дореволюционной книгой изменения были действительно существенные: были изъяты многие стихотворения и целиком раздел «Невольная дань». Одновременно состав был дополнен стихотворениями, опубликованными в периодике в 1911 - 1916 годах, а также теми, что поэт дотоле не отдавал в печать» [11, с. 400]. Добавим к комментариям исследователя: кроме изменений стихотворного наполнения разделов имеются небольшие и текстовые изменения. Подход к переизданию, как видим, творческий. Например, цикл «Провинция» несет на себе отпечаток новых впечатлений: так, в житомирские реалии проникают иные географические пространства и образы, например, в стихотворениях «Виленский ребус», «На музыкальной репетиции», «Псковская колотовка».
В письме А.И. Куприну при сообщении о переиздании «Сатир» у Саши Черного вдруг вырывается горькая фраза: «Книжку свою («Сатиры I») переиздал с дополнением, на днях Вам вышлю. Нужна ли она сейчас кому-нибудь?..», но «нельзя же торжествующим сукиным сынам и последние человеческие вакансии уступать. Да и писать еще хочется, несмотря ни на что» [15, с. 218].
Во второй книге «Сатиры и лирика» (1922, первое издание: СПб.,
1911) дополнения существеннее. Расширение происходит не только за счет включения ранее опубликованных стихотворений, но и созданных уже за рубежом. Новые стихотворения продолжают развивать основные темы и образы поэтических циклов («Бурьян», «У немцев», «Иные струны»). Как многие русские писатели и поэты, Саша Черный обращается к дореволюционному творчеству и на первых порах напоминает о себе как о сатирике, невероятно популярном в России, поскольку пока не собраны еще воедино новые вещи. Новый поэтический опыт представляет третья книга стихов «Жажда» (1923), состоящая из нескольких разделов, в которых фиксируются не только жизненные этапы, но и мировосприятие поэта. Это участие в Первой мировой войне, жизнь на литовском хуторе, отъезд в Германию и жизнь в Берлине и при этом неослабевающая тоска по родине. Показательны в этом плане названия разделов: «Война», «На Литве», «Чужое солнце» и «Русская Помпея». К.И. Чуковский объясняет название книги так: «жажда вернуться на родину» [27, с. 18].
Скорее права Л.А. Спиридонова, уточняющая: «Поэт говорил о трудной и горестной судьбе эмигрантов под «чужим солнцем». Прежний мир, потерянный ими, был окружен в стихах Саши Черного поэтическим
ореолом мечты, безумной жаждой вновь обрести родину, но не новую Россию, которой поэт не знал, а старую» [6, с. 200].
Третья книга стихов окажется и последней. Саша Черный много работает, публикуется, но собрать стихи и издать отдельной книгой уже не успеет. А.С. Иванов пишет в комментариях о подготовке книги стихов «Под небом Франции», о которой поэт упоминает в ответе на анкету в 1931 году, но публикация так и не состоялась.
Прозы в это время немного. Для детей написана большая часть «Библейских сказок». В альманахе «Жар-Птица» выходит ироническая зарисовка «Узаконенное любопытство (Об одном несерьезном, но чрезвычайно популярном искусстве)» (1921), посвященное современной декламации. Саша Черный выступает как рецензент, тепло отзываясь о поэзии А. Ахматовой и Н. Гумилева, противопоставляя их поэзию советской. Откликается на издание стихов З. Гиппиус; на сборник рассказов «Собачья доля» о петербургской жизни в большевистской России. Состоится отдельное издание рассказа «Первое знакомство» (1923, первая публикация: М., 1912).
Немало невзгод выпало на долю семьи Гликберг, однако Мария Ивановна, жена писателя, с теплотой и благодарностью вспоминает многих поддержавших их в скитаниях за рубежом. И сам Саша Черный оставил добрую память о себе. О творческой помощи и поддержке поэта вспоминает В. Набоков: «Есть два рода помощи: есть похвала, подписанная громким именем, и есть помощь в прямом смысле слова: советы старшего, его пометы на рукописи новичка, - волнистая линия недоумения, осторожно исправленная безграмотность, - его прекрасное сдержанное поощрение, и уже ничем не сдерживаемое содействие. Вот этот второй - важнейший -род помощи я и получил от Александра Михайловича. Он был тогда вдвое старше меня, был знаменит <...>. С его помощью я печатался в «Жар-Птице», «Гранях», еще где-то... Он не только устроил мне издание книжки моих юношеских стихов, но стихи эти разместил, придумал сборнику название и правил корректуру» [17, с. 559].
Среди воспоминаний об эмиграции известны слова Романа Гуля о потерянном, раздавленном поэте, встреченном им: «В Берлине Саша Черный задержался недолго. Он был литературным редактором журнала «Жар-птица». Издал несколько книг: сатиру - стихи, прозу, но все (надо честно сказать) было не на прежней высоте. Я думаю, что А.М. Гликберга надо отнести к людям, совершенно раздавленным революцией. Он любил Россию, русскую культуру, русскую литературу страстно любил и этим жил <...>. Как-то я сказал Саше Черному, что всегда любил его стихи и даже (сказал) некоторые помню наизусть. Но Саша (неожиданно для меня) недовольно сморщился, как лимон надкусил, и пробормотал: - ”Все это ушло, и ни к чему эти стихи были...” Большевизм и творчески и душевно раздавил былого сатирика. Он переиздал в Берлине три тома своих сатир. Но все то, что писал внове, было - не то. Видно, сатирическому таланту
Саши Черного уже не на что было опереться
Дон-Амина́до (после Второй мировой войны печатался как Д. Аминадо, настоящее имя Аминад Петрович Шполянский; имя при рождении Аминодав Пейсахович Шполянский); (7 мая 1888[1] — 14 ноября 1957) — русский поэт-сатирик, мемуарист, адвокат[2].
Встретил февральскую революцию 1917 года пьесой в стихах «Весна Семнадцатого года»[4], однако не принял октябрьский переворот большевиков. В 1918 году были закрыты все газеты, где он публиковался, после чего он уехал в Киев, сотрудничая там с газетами «Киевская мысль», «Утро», «Вечер», а затем печатался в одесской газете «Современное слово»[2].
В январе 1920 года эмигрировал[2] через Константинополь в Париж, где регулярно вплоть до 1940-х гг. печатал фельетоны в газете П. Милюкова «Последние новости», сотрудничал также с другими эмигрантскими изданиями: детским журналом «Зелёная палочка» (1920-21), «Свободная мысль», журналом «Иллюстрированная Россия», журналом «Сатирикон» (в 1931 был там фактическим соредактором), альманахом «Сполохи», выпустил несколько сборников своих произведений[2].
В 1920 году в Париже стал масоном. Прошёл посвящение в парижскую масонскую ложу «Космос» № 288 (ВЛФ)[5][6].
Дона-Аминадо читали много и с увлечением, он стал известен и французским читателям благодаря книге Le rire dans la steppe (1927, «Смех в степи»). Свой сборник «Накинув плащ» (1928) Дон-Аминадо определял как «собрание лирической сатиры»; в типичной для него манере игры известными названиями озаглавлены разделы сборника «Нескучный сад» (1935), напр. «Новый Козьма Прутков», «Западный диван» или «Вечере на хуторе близ Булоньки». В период нацистской оккупации Франции — на нелегальном положении. После Второй мировой войны (уже под изменённым псевдонимом — Д. Аминадо) напечатал ещё один сборник стихов и воспоминания «Поезд на третьем пути» (1954). После смерти Дона-Аминадо его архив был перевезён на родину И. Зильберштейном.
Его стихи и проза в импрессионистической манере передают ситуации, типичные для его времени. Его мастерство основывается, с одной стороны, нааллюзиях: использовании известных фактов (из истории, современности и литературы), с другой стороны — на избирательности в словоупотреблении (часто — лишь существительные), по которым читатель может восстановить полный объём высказывания. Для Аминадо характерна ироническая дистанция по отношению к изображаемому, его сатира склонна к дружескому, игровому юмору, но за лёгкостью формы не теряется политическая и человеческая серьёзность автора.
(В. Казак)
