Архетип (от греч. archetypes — первообраз, модель) — понятие, зародившееся и обоснованное в работах швейцарского ученого К.Г. Юнга, занимавшегося изучением психики, в особенности соотношения сознательной и бессознательной сфер.
Юнг: при изучении человека нельзя принимать во внимание только его сознание, считая его единственной формой психологического бытия. Бессознательное — это объективное свойство психики. При этом различают ивдивидуальное бессознательное, которое открыто 3. Фрейдом; и коллективное бессознательное, обнаруженное К. Юнгом сначала в процессе анализа сновидений («сон — сигнал из бессознательного»), а затем некото-рых видов деятельности (обряд, ритуал) и художественного творчества (миф, легенда, сказка). Коллективное бессознательное как бы концентрирует в себе «реликты архаического опыта, что живут в бессознательном современного человека». Иначе говоря, коллективное бессознательное впитывает психологический опыт человека, длящийся многие века. «Наши души, как и тела, состоят из тех же элементов, что тела и души наших предков». Тем самым они хранят память о прошлом, т. е. архетипическую память.
Архетип — это находящиеся априори в основе индивидуальной психики инстинктивные формы, которые обнаруживаются тогда, когда входят в сознание и проступают в нем как образы, картины, фантазии, достаточно трудно определимые. Архетип нельзя объяснить.
Наиболее известны архетипы анима (прообраз женского начала в мужской психике) и анимус (след мужчины в женской психике). Архетип тень — это бессознательная часть психики, которая символизирует темную сторону личности и персонифицирует все то, что человек отказывается принимать в самом себе и что он прямо или косвенно подавляет, как-то: низменные черты характера, всякого рода неуместные тенденции и т. п. Поэтому тень оказывается источником двойничества. Весьма значимым является архетип под названием самость — индивидуальное начало, которое, по Юнгу, может редуцироваться под воздействием внешней жизни, но очень важно тем, что таит в себе «принцип определения себя в этом мире»394. Самость и служит предпосылкой и свидетельством целостности личности. Существенны архетипы дитяти, матери, мудрого старика или старухи.
Архетипы, заложенные в психике, реализуются и обнажают себя в равных формах духовной деятельности, но более всего дают о себе знать в ритуале и мифе. Важнейшими ритуалами (обрядами) являются: инициация, т. е. посвящение юноши во взрослое состояние; календарное обновление природы; умерщвление вож- дей-колдунов (этот ритуал описан Д. Фрэзером в книге «Золотая ветвь»396); свадебные обряды. Как источник архетипов рассматривают мифы разных народов.
При всем многообразии мифов основная направленность большинства из них — описание процесса творения мира. И важнейшая фигура здесь — творец, демиург, в качестве которого выступает так называемый первопредок, культурный герой. Он выполняет функции устроителя мира: добывает огонь, изобретает ремесла, защищает род и племя от демонических сил, борется с чудовищами, устанавливает обряды и обычаи, т. е. вносит организующее начало в жизнь рода или племени. Прометей. Именно такой герой становится одним из важнейших архетипических образов.
При изучении архетипов и мифов используется целый ряд понятий и терминов: мифологема (содержание понятия близко архетипу), архетипическая (или архаическая) модель, архетипические черты, архети- пические формулы, архетипические мотивы. Чаще всего архетип отождествляется или соотносится с мотивом. Понятие мотива было введено А.Н. Веселовским и определялось как «простейшая повествовательная единица, образно ответившая на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения»398. В качестве примеров архаических мотивов он называет: представление солнца оком, солнца и луны братом и сестрой, молнии как действия птицы.
Особенно активно понятием архетипа пользуются ученые, представляющие так называемую ритуальномифологическую школу, сложившуюся еще в 30-е годы нашего XX в., пережившую расцвет в 50-е и входящую в научную парадигму и в настоящее время. К ученым данной ориентации относятся Г. Мэррей («Становление героического эпоса», 1907), М. Бодкин («Архетипические образы в поэзии», 1934), Н.Фрай («Анатомия критики», 1957)* а также М. Кэмпбелл, Р. Карпентер, Ф. Фергюс- сон, В. Трой и Др. Большинство из них придают особое значение работам Д. Фрэзера, в которых исследованы ритуалы, связанные с обновлением жизни, и стремятся возвести содержание самых различных произведений к ритуальным истокам. Например, изображение судь^ бы молодого человека в массе романов XIX — XX вв. к обряду инициации; появление персонажей, наделенных противоречиями, — к архетипу бога и дьявола; отождествление героев трагедий Софокла и Шекспира (Эдипа и Гамлета) и даже романов Стендаля и Бальзака (Жюльена Сореля и Люсьена де Рюбампре) с козлами отпущения, приносившимися в жертву богам во время соответствующего ритуала.
(Блум в «Улиссе» Джойса или Ганс Ка- сторп в «Волшебной горе» Т. Манна) как ищущих ответы на вечные, метафизические вопросы и являющихся носителями как бы вечной и единой человеческой сущности, а также различных антиномических сил, таящихся в человеческой душе.
Интерес к глубинным слоям человеческой психики был присущ и русским писателям XIX— XX вв., в частности Ф. Достоевскому, И. Бунину, Л. Андрееву, А. Белому и другим.
Ю. Лотман выделяет ряд архетипов в произведениях Пушкина, например, архетипический мотив стихии, метели, дома, кладбища, статуи, а кроме того, оппозицию образов разбойника — покровителя или погубителя — спасителя401. Особенно богато архетипическими мотивами творчество Гоголя, Достоевского й Белого. В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» очевиден архетип ритуаль- но-праздничного веселья, иначе называемый карна- вальностью; в «Тарасе Бульбе» можно увидеть архетип поединка отца с сыном и почувствовать атмосферу эпического времени, а в петербургских повестях — архетипическую оппозицию Севера и Юга402. В разных произведениях Достоевского явно проступают архетипы двойника, космоса и хаоса, своего и чужого, героя и антигероя, добра и зла и т. д. Их наличие отмечают М. Бахтин, Е. Мелетинский, В. Топоров, В. Ветловская403.
Постепенно мифокритика будет все более переориентироваться на юнгианство. В известной работе «Архетипы в поэзии»(1934) Мод Бодкин широко использует достижение психоаналитических теорий К. Юнга, З. Фрейда и О., Ранка. Автор ставит за цель определить те формы или образы, в которых воплощаются извечные силы человеческого существования. Последователь пытался детальнее, чем другие юнгианцы, исследовать путь того или другого архетипа в художественном произведении. Отыскивая аналогии, М. Бодкин широко пользуется библейскими переводами (представители же кембриджской школы видели в религиях лишь «рационализацию» давних и несравненно более производительных в творческом отношении ритуалов). Последователь широко, объемно использует идеи К. Юнга, добавляя к ним целый ряд фрейдистских и неокритичних идей. Таким образом, с появлением трудов М. Бодкин усилились юнгианские идеи в мифокритике.
Следовательно, анализ литературоведческих исследований представителей кембриджской школы показывает, что все они стремились к отыскиванию в литературе не просто мифологических основ, а еще и мифологического центра.
Н. Фрай попробовал собрать давние формулы в один фокус и представить литературу как явление, которое развивается не из терминологически неясного центра, а из одного конкретного мифа (мономифа, первомифа). Этим мономифом был миф об отъезде героя на поиски приключений. Этот миф автор ставит в тесную связь с временами года (умирание и возрождение) и считает в конечном счете мифом о выполнении всех человеческих желаний, о «золотом веке». В тематическом аспекте центральный миф литературы показывает конец жизненных трудностей, свободное общество, в котором удовлетворяются все желания.
