— направление, сторонники которого исследуют историю через всестороннее воссоздание жизни одного из "незнаменитых", и в то же время в чем-то нетривиальных представителей того или иного социального слоя. Обычно берется обычный человек в необычной ситуации (в контексте войны, революции или иной кризисной жизненной ситуации).
Микроистория возникла в 1970-е гг. в Италии. Первые работы, написанные в этом ключе, были опубликованы в журнале Quaderni Storici, а затем в серии Microistorie издательства "Эйнауди" Карлом Гинзбургом и Джованни Леви. Хотя термин употреблялся и раньше: впервые его применил Стюарт в уже упоминавшейся книге "Атака Пикетта: Микроистория последней атаки при Геттисберге, 3 июля 1863 г.". Встречалось также отождествление микроистории с краеведением в силу минимальных масштабов изучаемого объекта (например, книга Луиса Гонсалеса-и-Гонсалеса: "Деревня в Смуте: Микроистория селения Сан Хосе де Грасиа", вышедшая в Мехико в 1968 г.) [1]. Такой подход прямо перекликался с высказанным в 1975 г. итальянским гуманитарием Примо Леви определением: "Микроистория есть история, ограниченная в масштабе".
В те же 1970-е гг. в Германии произошел, по выражению российского историка С. В. Оболенской, "бунт" против представителей историко-критической социальной науки (Ганса-Ульриха Велера, Хармута Беме, Кокки, Михаэля Штюрмера) под лозунгом: "От изучения государственной политики и анализа глобальных общественных структур и процессов обратимся к малым жизненным мирам". Его результатом также было появление ряда микроисторических исследований и среди них ставшей классикой жанра монографии Бернхарда Хауперта и Франца Шефера: "Молодежь между крестом и свастикой. Реконструкция биографии как история повседневности фашизма" [2] (в которой на нескольких сотнях страниц исследуется биография абсолютно рядового человека — танкиста вермахта Йозефа Шефера, сгинувшего, как и миллионы его товарищей, на Второй мировой).
Причиной появления микроистории был кризис макроисторичсских исследований, особенно наглядно проявившийся в 1960-е гг. Во-первых, стали очевидны пределы тотальной истории, стремление к которой было в свое время провозглашено "анналистами". Поскольку это невозможно в принципе, некоторые ученые стали впадать в другую крайность: сосредотачиваться на максимально полном изучении какого-либо индивидуального объекта и контекста, в котором он существовал, чтобы в дальнейшем показать облик эпохи через этот единичный пример. Недаром это направление столь близко к исторической антропологии и истории повседневности и по сути является их ответвлением.
Принципы микроисторического подхода можно выразить следующим образом:
- история человечества может быть понята только как история каждого индивида;
- для этого необходимо установить связь частной жизни индивида с общим течением истории;
— это важно, поскольку вне внимания историков оказываются рядовые творцы истории ("Кто построил семивратные Фивы?");
- необходимость раскрытия не одного культурного уровня, якобы универсального, а на поверку оказывающегося культурой господствующих слоев, а нескольких, в том числе "примитивной культуры";
- "Бог — в деталях". Необходимость чередования макро- и микроистории;
трудность преодоления дистанции между человеком и документом на макроуровне, на микроуровне это сделать легче;
— микроистория позволяет изучить проблему культурного обмена между элитарной и народной культурами;
— отличие от биографии и макроисследований: не гомогенный контекст, а множество контекстов, изучение их соотношения и взаимовлияния с индивидом;
— особый выбор объекта исследования: он должен быть типичным представителем культуры и в то же время — находиться в пограничной ситуации, которая рельефнее высвечивала бы черты этой культуры.
Уже первые работы представителей направления обнажили два его существенных недостатка. Первый, по выражению Ревеля, — "ловушка описательности". Возникает соблазн сползания ученого в простую описательность своего объекта во всем его многообразии, чтобы ничего не пропустить, затронуть все, что имеет отношение к целому.
Второй изъян подхода — проблема репрезентативности изучаемого объекта. Совершенно очевидно, что нельзя воссоздать историю путем арифметического сложения неких "историй" объектов и индивидов. Но насколько верен другой подход: показать всю полноту истории через биографию того или иного представителя слоя, класса, сословия и т.д.? Как можно быть уверенным, что в жизни именно данного индивидуума отразились все важнейшие процессы?
Теоретик микроисторического подхода Дж. Леви предложил следующий выход из спора о репрезентативности изучаемого объекта: из каждой социальной группы нужно брать несколько моделей, занимающих различное положение в этой группе. При этом для того, чтобы определить пригодность модели, ее нужно не проверять статистически, а испытывать в экстремальных условиях, когда одна или несколько входящих в нее переменных величин подвергаются сильной деформации. Но все равно проблемы это не снимает, ибо остается открытым вопрос: сколько должно быть таких моделей, чтобы достичь репрезентативности?
Несмотря на все эти противоречия, в западной науке микроисторический подход имеет достаточное количество приверженцев. Можно назвать уже упоминавшуюся монографию Гинзбурга "Сыр и черви", построенную в форме изложения судебного процесса в XVI в. над мельником-еретиком Меноккио, а также книгу Натали Земон Дэвис "Возвращение Мартина Герра" и др.
"Микроистория уже не удовлетворяется рассуждениями о человеке вообще, равно как и объяснительными схемами, которые пытаются вписать этого человека в рамки каких-то политических, социальных, ментальных структур или глобальных процессов модернизации, цивилизации и т.п. Теперь на первый план выходит стремление понять логику поведения конкретных людей в микросообществах, а пресловутые структуры и системы в свете микроанализа предстают незавершенными, открытыми, находящимися в процессе постоянного становления и изменения под влиянием меняющихся интересов и действий людей" [3].
Микроисторический подход дал немало интересных научных исследований, в ряде случаев серьезно повлиявших на взгляды историков на масштабные проблемы. Вместе с тем очевидно, что это очень частный подход, — с его помощью нельзя, скажем, написать историю страны или народа. Микроисторические исследования скорее служат яркими, красочными иллюстрациями к более обширным исследованиям.
