Реалисты (Дж. Кеннан, Дж. Болл, У. Ростоу, 3. Бжезинский и др.) исходили из того, что основным и естественным стремлением всякого государства служит проявление силы, направленное на достижение собственных интересов. С этих позиций международная политика представляется как поле борьбы суверенных государств, ориентированных на национальные интересы и потому борющихся за достижение тех целей, которые постоянно находятся в сфере их внимания. К ним относится прежде всего достижение безопасности, поскольку из-за отсутствия верховного арбитра в международных отношениях каждое государство вынуждено главное внимание уделять собственной защите. Следовательно, каждое государство, соперничая с другим, обязано стремиться к созданию такого баланса сил, которое выступало бы в качестве сдерживающего механизма в условиях конкуренции, силового противостояния и при котором это государство может получить превосходство, гарантирующее ему безопасность. Логика такого взаимодействия требовала создания коалиций, блоков, союзов, которые способствовали бы умножению силы и, соответственно, решению входящими в них государствами своих задач. По мнению реалистов, ориентируясь на защиту своих интересов, государства не могут руководствоваться альтруистическими принципами и пренебрегать своими потребностями ради той или иной жертвы агрессии. Любые морально-этические и даже нормативные установления для государства должны рассматриваться им не иначе, как средства ограничения его суверенитета. При этом признается, что любые средства достижения цели — убеждения, шантаж, сила, торговля, дипломатия и т.д. — изначально оправданы, если умножают могущество государства и создают возможность решения поставленных задач. В то же время главными ценностями поведения государств на международной арене должны быть осторожность и ответственность при принятии решений. Иными словами, квинтэссенцией такой линии поведения государств на мировой арене выступала формула прусского генерала XIX в. К. фон Клаузевица «хочешь мира — готовься к войне». Наиболее видным представителем школы политического реализма в США считается Ганс Моргентау. С его точки зрения, международная политика, как и всякая другая, является борьбой за власть. Саму же власть он рассматривал как возможность контроля над умами и действиями людей, причем политическая власть — это отношения взаимного контроля между теми, кто обладает властью, и между последними и народом в целом. В сфере международных отношений под борьбой за власть Г. Моргентау подразумевал борьбу государств за утверждение своего силового превосходства и влияния в мире. Он сформулировал широко известный основной тезис политического реализма, который гласит: «Цели внешней политики должны определяться в терминах национального интереса и поддерживаться соответствующей силой». В соответствии с таким подходом анализ категорий «национальный интерес» и «национальная сила» находился в центре внимания самого Г. Моргентау и других представителей американской школы политического реализма — Дж. Кеннана, К Томпсона, Ч. Маршалла, Л. Халде, Ф. Шумана, Ч. и Ю. Ростоу, Р. Страуса-Хюпе. Было бы неверным рассматривать политический реализм лишь как возврат к традиционным взглядам на мировую политику и международные отношения. Поскольку становление этого направления происходило после Второй мировой войны, его сторонники должны были учитывать принципиально новые реальности этого времени. Одним из самых важнейших новых факторов в мировой политике стало появление ядерного оружия. Наличие такого оружия неизбежно должно было привести к пересмотру прежних представлений о внешней политике. Такой пересмотр и произвел Ганс Моргентау, выдвинувший известную формулу о четырёх парадоксах стратегии ядерных государств. Первый парадокс заключается в том, что одновременно со стремлением использовать ядерную или иную силу в международных отношениях существует и боязнь прибегнуть к ней из-за угрозы всеобщей ядерной катастрофы. Следствием этого парадокса стало уменьшение значения военной мощи. «Чем большей силой наделена та или иная страна, — писал Г. Моргентау, — тем меньше она способна ее использовать». Сознание иррациональности ядерной войны препятствует применению не только ядерных, но и обычных сил. Второй парадокс связан со стремлением выработать ядерную политику, при которой можно было бы избежать вероятных последствий ядерной войны. Смысл этого парадокса, по мнению Г. Моргентау, заключается в абсурдности концепции «ограниченной ядерной войны». Эта концепция была нацелена на поиск способа ведения ядерной войны, позволяющего избежать собственного уничтожения. Нереальность подобного сценария обусловлена тремя факторами: неизбежной неясностью исхода военной акции, неопределенностью намерений противника и, наконец, огромным и неоправданным риском развязывания ядерной войны. Третий парадокс Г. Моргентау видел в одновременном продолжении гонки ядерных вооружений и попытках её прекращения. По его мнению, количественный и качественный рост ядерного оружия в отличие от обыкновенных вооружений имеет свои пределы. «Когда та или иная сторона, — писал он, — получает в свое распоряжение систему доставки, способную перенести последствия первого удара и доставить ядерные боеголовки до всех возможных целей, она одновременно достигает разумного предела в производстве ядерных вооружений». После этого невозможно любое рациональное оправдание продолжения гонки ядерных вооружений. Тем не менее, эта гонка продолжается, потому что решения принимаются в соответствии со старыми стереотипами, выработанными в другую историческую эпоху. Четвёртый парадокс заключается в том, что с появлением ядерного оружия коренным образом меняются отношения между союзниками. Традиционный союз, располагающий ядерным оружием, устарел в политическом плане, поскольку этот союз или не может быть надежной защитой, или же предоставляет одному из его членов право вершить судьбу другого члена в жизненно важных вопросах. Союз, стремящийся к сохранению статус-кво, не может рассчитывать на поддержку основных неядерных держав. Союз, в котором ядерным оружием располагает более чем одно государство, не встретит сочувствия со стороны любого члена, вооруженного ядерным оружием. Распространение же этого оружия среди стран, до сих пор, не обладавших им, может привести к всеобщей катастрофе. Таким образом, и этот парадокс остается неразрешенным.
Неореализм или структурный реализм — течение в теории международных отношений, возникновение которого можно связать с публикацией в 1979 году книги Кеннета Уолтца «Теория международной политики». Уолтц выступает за системный подход: международная структура действует как ограничение на государственное поведение так, что выживают только те государства, чьи результаты находятся в пределах ожидаемого диапазона действий. Эта система похожа на микроэкономическую модель, в которой фирмы устанавливают цены на набор и количество продукции на основе рынка. Неореализм в лице Уолтца избегает использования частых эссенциалистских понятий типа «человеческая природа», чтобы объяснить мировую политику. Вместо этого, идеологи неореализма развивают теорию, что привилегии структурных ограничений ложатся на агентов стратегии и мотивации — на государства. Согласно Уолтцу, мир существует в состоянии бессрочной международной анархии[2]. Кроме того, анархия международного общественного мнения отличается от внутренней. Во внутренней сфере, основные действующие лица могут обратиться (да и вынужденны обращаться) к «верховному судье» — государству или правительству, однако в международной сфере отсутствует подобный легитимный источник верховной власти. Анархия международной политики (то есть нехватка центрального двигателя) вынуждает государства действовать так, чтобы гарантировать свою безопасность прежде всего, поскольку это предпосылка к достижению других целей. Эта движущая сила — первичный фактор, влияющий на их собственное поведение,— в свою очередь гарантирует, что государства начнут развивать наступательные военные способности для иностранного интервенционизма, как средство увеличения их относительной власти. Поскольку государства не могут быть уверены в будущих намерениях других государств, то между ними возникает недоверие. Оно требует от них быть начеку от относительных потерь власти, которые создают угрозу для их выживания. Эту нехватку доверия, основанного на неопределенности, называют «дилеммой безопасности». Государства, как считает Уолтц, схожи с точки зрения потребностей, но не в возможностях для их достижения. Место расположения государств в мире определяет их возможности и потенциал. Структурное распределение возможностей ограничивается (равно как и сотрудничество между государствами) из-за опасения относительного успеха, достигнутого другими государствами, а также из-за возникновения вероятности зависеть от этих государств. Стремление каждого государства максимизировать свою власть на мировой арене, приводит к балансу сил, который и формирует международные отношения. Это также дает начало дилемме безопасности, с которой сталкиваются все нации. Есть два пути, которыми государства могут уравновешивать власть: внутреннее балансирование и внешнее балансирование. Внутреннее балансирование происходит потому, что государства взращивают их собственные возможности и потенциал, увеличивая экономический рост и/или увеличивая военные расходы. Внешнее балансирование происходит, поскольку государства вступают в союзы, чтобы противостоять власти более мощных государств или союзов. Неореалисты утверждают, что есть по существу три возможных системы согласно изменениям в распределении возможностей, определенных числом великих держав в пределах международной системы. Однополярная система содержит только одну великую державу, биполярная система содержит две великих державы, и многополярная система содержит более, чем две великих державы. Неореалисты заключают, что биполярная система более устойчива (государства менее склонны к борьбе за власть и системным изменениям) чем многополюсная система, потому что балансирование может происходить только через внутреннее балансирование, так как нет никаких дополнительных великих держав (сверхдержав), чтобы сформировать союзы. Поскольку в биполярной системе есть только внутреннее балансирование, а не внешнее, то вероятность просчета и шансы на войну между великими державами уменьшаются. Новизна неореализма. Неореализм был ответом Уолтца на «дефициты классического реализма». Хотя термины иногда используются попеременно, неореализм и реализм разделяют много фундаментальных различий. Неореализм утверждает, что теория международных отношений и теория мировой политики — это не одно и то же. Согласно неореализму, международные отношения — это именно межгосударственные отношения, а мировая политика — взаимодействие негосударственных действующих лиц. Международные отношения рассматриваются как целостная система, функционирующая в соответствии с определёнными законами. Только системный анализ может раскрыть природу международных отношений. Неореализм переносит центр объяснения международного поведения на уровень международной системы, структурные свойства которой не зависят от усилий малых и средних государств, а являются результатом взаимодействия между великими державами. Отношения между великими державами и другими государствами не являются однозначно анархическими, так как зависят в основном от воли великих держав. Кроме того, Уолтц выделил три основных принципа структуры международных отношений («структурная триада»). Во-первых, государства прежде всего руководствуются мотивом выживания. Во-вторых, участниками международных отношений остаются только государства, так как другие действующие лица не догнали и не перегнали ведущие державы по наличию полномочий и властных возможностей. В-третьих, государства неоднородны, и отличаются возможностями и потенциалом. Неореализм стремится найти и вычленить экономические отношения от политических. Неореализм отличает стремление к методологической строгости. Главные действующие лица — государства и их союзы. Их основные цели — защита национальных интересов, безопасность государства и сохранение статус-кво в международных отношениях. Основные средства достижения этих целей — сила и союзы. Движущая сила международных отношений — в жёстком, сдерживающем воздействии структурных ограничений международной системы. Сходства неореализма и политического реализма: Как реалисты, так и неореалисты считают, что, так как природа международных отношений не меняется на протяжении тысячелетий, то нет оснований полагать, что они приобретут какой-то иной характер в будущем. Обе теории считают, что все попытки изменения международной системы, основанные на либерально-идеалистических основаниях, заранее обречены на провал. Критика неореализма : Неореалисты пришли к выводу, что, поскольку война есть следствие анархической структуры международной системы, то, вероятно, она продолжится и в будущем. Они утверждают, что упорядоченность принципов международной системы принципиально не изменилась со времен Фукидида с появлением ядерного оружия. Начиная с появления в 1979 и до конца холодной войны неореализм был доминирующей теорией международных отношений. Его неспособность объяснить внезапный и мирный крах Советского Союза поставила под сомнение утверждение Уолтца, что биполярные системы должны быть более устойчивыми чем многополюсные системы. Уолтц говорил, что стабильность путают с длительностью, что не означает мир, и что биполярная система была действительно более устойчивой в последнем смысле. Другая главная критика неореализма (и классического реализма вообще) говорит о неспособности объяснить длительный мир великой державы начиная со Второй мировой войны и увеличивающегося сотрудничества государств. Альтернативные объяснения, которые сосредотачиваются на ролях учреждений, норм, и внутренних режимов, продолжили предлагать альтернативу реалистичному подходу, хотя реалистичные теории продолжают иметь главное влияние на текущую работу и теорию. Другие критики утверждали, что государства не участвуют в балансирующем поведении, как предсказывает неореализм, и вместо этого, часто предпочитают побеждающую сторону на выборах, или сторону с более сильной стороной в международном кризисе. Уолтц отвечает, что его теория объясняет действия средних и великих держав, и что маленькие уязвимые государства действительно часто побеждающая сторона на выборах, в конечном счете их действия не формируют курс международных отношений до существенной степени.
