После революции в России возникла новая система политической организации государства, получившая название «третьеиюньская монархия». Внутреннюю политику правительства в этот период определяли объективные послереволюционные условия. С одной стороны, она была нацелена на подавление антиправительственного движения. С другой стороны, нельзя было не считаться с уроками революции, которые свидетельствовали о необходимости проведения реформ для расширения социальной опоры власти. В связи с этим в политике правительства прослеживаются две линии: наступление реакции во всех областях общественной жизни и лавирование между разными социальными силами. Первая линия реализовывалась административными и идеологическими мероприятиями. Полицейско-чиновничьему аппарату помогали печать и церковь. Вторая линия осуществлялась путем принятия и реализации новых законов.
Проведение реакционной линии опиралось на «Положение об усиленной и чрезвычайной охране», по которому местные власти имели право обыскивать помещения любых учреждений и организаций, арестовывать их членов. Тюрьмы были переполнены, смертные приговоры и казни стали повседневным явлением. Были разгромлены многие организации крестьян, студентов, интеллигенции, закрыта значительная часть профсоюзов, запрещено издание ряда демократических газет и журналов. Церковь призывала к христианскому смирению и сотрудничеству с правительством, представители черносотенных организаций требовали прекращения деятельности Думы и смерти всех революционеров. Часть интеллигенции в этих условиях отошла от поддержки революции, что наиболее полно проявилось в сборнике «Вехи» (1909), авторы которого (Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков и др.) отстаивали вредность революционных действий, возлагали на интеллигенцию ответственность за «трагедию русской революции» и призывали прекратить политическую борьбу. Послереволюционный период характеризовался спадом рабочего движения и крестьянских волнений, разбродом и шатаниями в политических партиях (в РСДРП появились ликвидаторы и отзовисты, ПСР пережила время тяжелого кризиса, вызванного разоблачением руководителя Боевой организации Азефа как агента охранки, значительно уменьшилась численность всех партий).
Возможность лавирования и заигрывания правительства с разными политическими силами обеспечивал избирательный закон от 3 июня 1907 г., изменивший порядок выборов. По нему рабочие потеряли половину выборщиков, крестьяне – больше половины. Число депутатов от окраин России было уменьшено втрое. Резко изменилось соотношение между куриями выборщиков в пользу помещиков и крупной буржуазии. Если по избирательному закону 1905 г. голос 1 помещика приравнивался к 3 голосам буржуазии, 15 голосам крестьян и 45 голосам рабочих, то по закону 1907 г. он приравнивался уже к 4 голосам крупной буржуазии, 68 мелкой городской буржуазии, 260 крестьян и 543 голосам рабочих.
Выборы в III Думу проходили в условиях террора и полицейских преследований и обеспечили устраивавший правительство ее состав: 32% правых депутатов, 33% октябристов, 12% кадетов. Ни одна фракция не получила большинства. В Думе установилось неустойчивое равновесие между правыми, центром и левыми фракциями. Черносотенцы, не одобрявшие преобразовательных планов Столыпина, безоговорочно поддерживали все его меры по борьбе с противниками самодержавия. Либералы пытались противостоять реакции, но в некоторых случаях правительство могло рассчитывать на их доброжелательное отношение к предлагаемым реформам. При этом ни одна из группировок не могла ни провалить, ни утвердить любой законопроект. В подобной ситуации все решала позиция центра – октябристов, которые готовы были оказать поддержку обоим направлениям правительственной политики. В результате в Думе работал механизм, получивший название октябристского маятника: при голосовании по законопроектам реакционного характера октябристы выступали вместе с правыми (право-октябристкое большинство), при принятии законов, связанных с преобразованиями – с левыми (октябристко-кадетское большинство). Таким образом, не имея в Думе постоянного большинства, Столыпин мог проводить политику, которую считал необходимой, лавируя между интересами помещиков и буржуазии, то усиливая репрессии, то проводя реформы. Такая политика получила название «бонапартизма».
С 1910 г. наметилось нарастание нового социально-политического кризиса. Правые были недовольны «излишним реформаторством» правительства, помещики требовали новых льгот и ссуд, буржуазия настаивала на пересмотре налоговой системы, так как видела в казенных заводах, не плативших налогов, своих конкурентов. Интеллигенция возмущалась «разгромом» Московского университета, из которого вынуждены были уйти лучшие профессора. Крестьяне требовали ликвидации помещичьего землевладения, рабочие вновь усилили стачечную борьбу (Ленские события 1912 г.), на окраинах росло национально-освободительное движение. IV Дума, выборы в которую прошли осенью 1912 г., все чаще переходила в оппозицию правительству. Все это свидетельствовало о постепенном разложении третьеиюньской системы.
Столыпинская аграрная политика
Центральное место во внутренней политике занимал аграрный вопрос. Борьба крестьян заставила правительство в ноябре 1905 г. отменить с 1907 г. выкупные платежи, но этого было недостаточно. Мощное аграрное движение 1905-1906 гг. показало, что основная масса крестьян может поддержать власть лишь при условии передачи им помещичьих земель. Стремясь сохранить в неприкосновенности помещичье землевладение, правительство увидело выход в переходе к частному крестьянскому землевладению за счет разрушения общины. Эта идея высказывалась еще в 1902 г. С.Ю.Витте на Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности, но настоял на ее реализации лишь П.А.Столыпин в 1906 г. Глава правительства надеялся таким путем создать в деревне новую социальную опору власти в лице «крепких хозяев». Он рассчитывал, что появление крестьянина-собственника благотворно скажется на хозяйственном развитии деревни, поможет поднять уровень сельскохозяйственного производства, вырваться из свойственной общине рутины, что изменится психология народа, что реформы воспитают уважение к собственности и привьют иммунитет к революционной агитации.
Реформа осуществлялась несколькими методами: 1) Указ от 9 ноября 1906 г. разрешал крестьянину выход из общины, а закон от 14 июня 1910 г. сделал этот выход обязательным (для общин, в которых не было переделов земли). Крестьянин при этом мог сохранить чересполосное владение землей или потребовать объединения всех надельных участков в единый отруб и даже выселиться на отдельный хутор. 15 ноября 1908 г. были изданы «Временные правила о выдаче надельной земли к одним местам». Они провозгласили наиболее совершенным типом земельного владения хутор, в котором крестьянская усадьба, земля и прочие угодья сводились в единое целое. 2) Создавался фонд из части казенных и удельных земель. Для покупки этих и помещичьих земель Крестьянский банк давал денежные ссуды. 3) Учитывая «земельный голод» в центре России, правительство поощряло переселение крестьян за Урал, выдавая ссуды для обустройства на новом месте, создавая казенные склады сельскохозяйственных машин, обеспечивая агрономические консультации, медицинскую и ветеринарную помощь.
Реформа осуществлялась медленно и непоследовательно, не встретив понимания у большинства крестьян. Всего из общины вышло около 3 млн. домохозяев (22-25%), из общинного оборота было изъято не более 22% земли. Это объясняется крестьянским малоземельем, при котором закрепление надела в две-три десятины означало для крестьян путь к полному разорению. Нежелание крестьян менять традиционную систему землепользования определялось также почвенными и климатическими условиями: чересполосица помогала бороться с капризами погоды, решать вопросы водоснабжения для всех земледельцев. Разрушению общины препятствовали и помещики, видя в обедневших членах сельских обществ источник дешевой рабочей силы. Поэтому последовательно разрушить общину и создать за ее счет «крепких хозяев» Столыпину не удалось.
Недостаточно эффективной в деле ликвидации малоземелья оказалась деятельность Крестьянского банка, несмотря на ее широкий размах: уже в 1906 г. банк получил в свое распоряжение 2 млн. удельных и казенных земель, за 1906-1907 гг. он скупил 2,7 млн. десятин помещичьих земель. Этот огромный земельный фонд банк дробил на отдельные участки и продавал их крестьянам на льготных условиях, предоставляя им значительные ссуды. При этом максимально поощрялось создание хуторов и отрубов. За 1908-1915 гг. из фонда банка было продано около 4 млн. десятин, разделенных на 280 тыс. хуторских и отрубных участков. При этом крестьяне на 55 лет попадали к банку в должники, это ярмо для большинства было очень обременительным и подрывало маломощные хозяйства середняков и бедняков (94-95% клиентов банка).
За Урал в 1907-1915 гг. переселилось около 3 млн. человек, большинство из которых столкнулось в Сибири, несмотря на материальную поддержку правительства, с трудноразрешимыми проблемами. Часть переселенцев вынуждена была бросать закрепленные за ними участки и наниматься в батраки к старожилам, другие стали возвращаться в Европейскую Россию. Поток «возвращенцев» рос с каждым годом, достигнув в 1910-1916 гг. более 30%. Всего вернулось из Сибири 17% переселенцев (до 500 тыс.). «Обратные» переселенцы, отчаявшиеся, озлобленные, лишившиеся даже того малого, что они имели, стали самым взрывоопасным элементом неспокойной деревни.
В целом реформа способствовала подъему экономики страны: урожайность зерновых культур выросла на 2 центнера с га, валовые их сборы – на 20%, вывоз зерна за рубеж – в 1,5 раза. Сельское хозяйство приобрело более устойчивый характер, увеличились доходы крестьян и их покупательная способность. Но социальные цели не были достигнуты. Большинство крестьян сохранило коллективистскую психологию и традиции, хуторское хозяйство завело лишь 10% домохозяев. 20% крестьян, получивших ссуды Крестьянского банка, разорились. Аграрный вопрос по-прежнему сохранил свою остроту. Обеспеченность крестьян землей уменьшилась с 11 десятин на семью в 1900 г. до 8 в 1915 г. Поскольку нужда крестьян в земле не была удовлетворена, не удалось отвлечь их внимание от помещичьего землевладения и создать прочную социальную опору власти в деревне.
