При Освоении Литературного Произведения Неотъемлемо Важен Прежде Всего Живой И Бесхитростный, Неаналитический, Целостный Отклик На Него. «Истинное Художество <…> —писал И.А. Ильин, — Надо Принять В Себя; Надо Непосредственно Приобщиться Ему. И Для Этого Надо Обратиться К Нему С Величайшим Художественным Доверием, — По-Детски Открыть Ему Свою Душу»[313]. Ту Же Мысль Применительно К Театру Высказал И. В. Ильинский. По Его Словам, Культурный Зритель Подобен Ребенку: «Истинная Культура Зрителя Выражается В Непосредственном, Свободном, Ничем Не Стесняемом Реагировании На То, Что Он Видит И Слышит В Театре. Реагировании По Воле Души И Сердца»[314].
В То Же Время Читатель Стремится Отдать Себе Отчет В Полученных Впечатлениях, Обдумать Прочитанное, Разобраться В Причинах Испытанных Им Эмоций. Такова Вторичная, Но Тоже Очень Важная Грань Восприятия Художественного Произведения. Г.А. Товстоногов Писал, Что Театральный Зритель После Спектакля На Протяжении Какого-То Промежутка Времени «обменивает» Испытанные Им В Театре Чувства На Мысли[315]. Это В Полной Мере Относится И К Читателю. Потребность В Интерпретации Произведений Органически Вырастает Из Живых, Бесхитростных Читательских Откликов На Него. Вовсе Не Думающий Читатель И Тот, Кто Ищет В Прочитанном Лишь Повод Для Рассуждений, По-Своему Ограничены. И «чистый Аналитик», Пожалуй, Еще В Большей Мере, Чем Тот, Кто Своей Наивностью Подобен Ребенку.
Непосредственные Импульсы И Разум Читателя Соотносятся С Творческой Волей Автора Произведения Весьма Непросто. Здесь Имеют Место И Зависимость Воспринимающего Субъекта От Художника-Творца, И Самостоятельность Первого По Отношению Ко Второму. Обсуждая Проблему «читатель — Автор», Ученые Высказывают Разнонаправленные, Порой Даже Полярные Одно Другому Суждения. Они Либо Абсолютизируют Читательскую Инициативу, Либо, Напротив, Говорят О Послушании Читателя Автору Как Некой Непререкаемой Норме Восприятия Литературы.
Первого Рода «крен» Имел Место В Высказываниях А.А. Потебни. Исходя Из Того, Что Содержание Словесно-Художественного Произведения (когда Оно Окончено) «развивается Уже Не В Художнике, А В Понимающих», Ученый Утверждал, Что «заслуга Художника Не В Том Minimum'e Содержания, Какое Думалось Ему При Создании, А В Известной Гибкости Образа», Способного «возбуждать Самое Разнообразное Содержание»[316]. Здесь Возводится В Абсолют Творческая (созидательная) Инициатива Читателя, Вольное, Не Знающее Границ «достраивание» Им Того, Что Наличествует В Произведении. Это Представление О Независимости Читателей От Создателя Произведения, Его Намерений И Устремлений Доведено До Крайности В Современных Постструктуралистских Работах, В Особенности У Р. Барта С Его Концепцией Смерти Автора (см. С. 66–68).
Но В Науке О Литературе Влиятельна И Иная Тенденция, Противостоящая Нивелированию Автора Ради Возвышения Читателя. Полемизируя С Потебней, А.П. Скафтымов Подчеркивал Зависимость Читателя От Автора: «Сколько Бы Мы Ни Говорили О Творчестве Читателя В Восприятии Художественного Произведения, Мы Все Же Знаем, Что Читательское Творчество Вторично, Оно В Своем Направлении И Гранях Обусловлено Объектом Восприятия. Читателя Все Же Ведет Автор, И Он Требует Послушания В Следовании Его Творческим Путям. И Хорошим Читателем Является Тот, Кто Умеет Найти В Себе Широту Понимания И Отдать Себя Автору»[317]. По Мысли Н.К. Бонецкой, Читателю Важно Помнить Прежде Всего Об Исходных, Первичных, Однозначно Ясных Художественных Значениях И Смыслах, Идущих От Автору, От Его Творческой Воли. «Смысл, Вложенный В Произведение Автором, Есть Величина Принципиально Постоянная», — Утверждает Она, Подчеркивая, Что Забвение Этого Смысла Крайне Нежелательно[318].
Обозначенные Точки Зрения, Имея Несомненные Резоны, В То Же Время И Односторонни, Так Как Знаменуют Сосредоточение Либо На Неопределенности И Открытости, Либо, Напротив, На Определенности И Однозначной Ясности Художественного Смысла. Обе Эти Крайности Преодолеваются Герменевтически Ориентированным Литературоведением, Которое Разумеет Отношение Читателя К Автору Как Диалог, Собеседование, Встречу. Литературное Произведение Для Читателя — Это Одновременно И «вместилище» Определенного Круга Чувств И Мыслей, Принадлежащих Автору И Им Выражаемых, И «возбудитель» (стимулятор) Его Собственной Духовной Инициативы И Энергии. По Словам Я. Мукаржовского, Единство Произведения Задано Творческими Намерениями Художника, Но Вокруг Этого «стержня» Группируются «ассоциативные Представления И Чувства», Возникающие У Читателя Независимо От Воли Автора[319]. К Этому Можно Добавить, Во-Первых, Что В Очень Многих Случаях Читательское Восприятие Оказывается По Преимуществу Субъективным, А То И Вовсе Произвольным: Непонимающим, Минующим Творческие Намерения Автора, Его Взгляд На Мир И Художественную Концепцию. И, Во-Вторых (и Это Главное), Для Читателя Оптимален Синтез Глубокого Постижения Личности Автора, Его Творческой Воли И Его Собственной (читательской) Духовной Инициативы. О Такого Рода Ориентации Читателя Как Благой И Всеобщей Писал Л.Н. Толстой: «<…> Когда Мы Читаем Или Созерцаем Художественное Произведение Нового Автора, Основной Вопрос, Возникающий В Нашей Душе, Всегда Такой: «Ну-ка, Что Ты За Человек? <…> Если Же Это Старый, Уже Знакомый Писатель, То Вопрос Уже Не О Том, Кто Ты Такой, А «ну-ка, Что Можешь Ты Сказать Мне Еще Нового? С Какой Стороны Теперь Ты Осветишь Мне Жизнь?»[320]
Чтобы Диалоги-Встречи, Обогащающие Читателя, Состоялись, Ему Нужны И Эстетический Вкус, И Живой Интерес К Писателю И Его Произведениям, И Способность Непосредственно Ощущать Их Художественные Достоинства. Вместе С Тем Чтение — Это, Как Писал В.Ф. Асмус, «труд И Творчество»: «Никакое Произведение Не Может Быть Понято <…> Если Читатель Сам, На Свой Страх И Риск Не Пройдет В Собственном Сознании По Пути, Намеченному В Произведении Автором <…> Творческий Результат Чтения В Каждом Отдельном Случае Зависит <… > От Всей Духовной Биографии <…> Читателя <…> Наиболее Чуткий Читатель Всегда Склонен Перечитывать Выдающееся Художественное Произведение»[321].
Такова Норма (иначе Говоря, Лучший, Оптимальный «вариант») Читательского Восприятия. Осуществляется Она Каждый Раз По-Своему И Далеко Не Всегда В Полной Мере. К Тому Же Авторские Ориентации На Вкусы И Интересы Читающей Публики Бывают Самыми Разными. И Литературоведение Изучает Читателя В Различных Его Ракурсах, Главное Же — В Его Культурно-Исторической Многоликости.
§ 2. Присутствие Читателя В Произведении. Рецептивная Эстетика
Читатель Может Присутствовать В Произведении Впрямую, Будучи Конкретизированным И Локализованным В Его Тексте. Авторы Порой Размышляют О Своих Читателях, А Также Ведут С Ними Беседы, Воспроизводя Их Мысли И Слова. В Связи С Этим Правомерно Говорить Об Образе Читателя Как Одной Из Граней Художественной «предметности». Вне Живого Общения Повествователя С Читателем Непредставимы Повести Л. Стерна, Пушкинский «Евгений Онегин», Проза Н.В. Гоголя, М.Е. Салтыкова-Щедрина, И.С. Тургенева.
Другая, Еще Более Значимая, Универсальная Форма Художественного Преломления Воспринимающего Субъекта — Это Подспудное Присутствие В Целостности Произведения Его Воображаемого Читателя, Точнее Говоря, «концепция Адресата»[322]. Читателем-Адресатом Может Быть И Конкретное Лицо (пушкинские Дружеские Послания), И Современная Автору Публика (многочисленные Суждения А.Н. Островского О Демократическом Зрителе), И Некий Далекий «провиденциальный» Читатель, О Котором Говорил О.Э. Мандельштам В Статье «О Собеседнике».
Читатель-Адресат Тщательно Рассмотрен Западногерманскими Учеными (г. Констанц) В 1970-Е Годы (Х.Р. Яусс, В. Изер), Составившими Школу Рецептивной Эстетики (нем. Rezeption — Восприятие)[323]. В Том Же Русле Одновременно Работал М. Науман (ГДР). Названные Ученые Исходили Из Того, Что Художественный Опыт Имеет Две Стороны: Продуктивную (креативную, Творческую) И Рецептивную (сфера Восприятия). Соответственно, Считали Яусс И Изер, Наличествуют Два Рода Эстетических Теорий: Традиционные Теории Творчества (явленного Прежде Всего В Искусстве) — И Новая, Ими Создаваемая Теория Восприятия, Ставящая В Центр Не Автора, А Его Адресата. Последнего Именовали Имплицитным Читателем, Подспудно Присутствующим В Произведении И Ему Имманентным. Автору (в Свете Этой Теории) Присуща Прежде Всего Энергия Воздействия На Читателя, Именно Ей Придается Решающее Значение[324]. Другая Же Сторона Художнической Активности (порождение И Запечатление Значений И Смыслов) Сторонниками Рецептивной Эстетики Отодвигается На Второй План (хотя И Не Отвергается). В Составе Словесно-Художественных Произведений Акцентируется Угадывающаяся В Них Программа Воздействия На Читателя, Заложенный В Них Потенциал Воздействия (нем. Wirkungspotenzial)[325], Так Что Структура Текста Рассматривается Как Апелляция (обращение К Читателю, Направленное Ему Послание). Вложенный В Произведение Потенциал Воздействия, Утверждают Представители Рецептивной Эстетики, Определяют Его Восприятие Реальным Читателем.
§ 3. Реальный Читатель. Историко-Функциональнов Изучение Литературы
Наряду С Потенциальным, Воображаемым Читателем (адресатом), Косвенно, А Иногда Прямо Присутствующим В Произведении, Для Литературоведения Интересен И Важен Читательский Опыт Как Таковой. Реально Существующим Читателям И Их Группам Присущи Самые Разные, Часто Не Похожие Одна На Другую Установки Восприятия Литературы, Требования К Ней. Эти Установки И Требования, Ориентации И Стратегии Могут Либо Соответствовать Природе Литературы И Ее Состоянию В Данную Эпоху, Либо С Ними Расходиться, И Порой Весьма Решительно. Рецептивной Эстетикой Они Обозначаются Термином Горизонт Ожиданий, Взятым У Социологов К. Мангейма И К. Поппера[326]. Художественный Эффект При Этом Рассматривается Как Результат Соединения (чаще Всего Конфликтного) Авторской Программы Воздействия С Восприятием, Осуществляемым На Базе Горизонта Читательских Ожиданий. Суть Деятельности Писателя, По Мысли Х.Р. Яусса, Состоит В Том, Чтобы Учесть Горизонт Читательских Ожиданий, А Вместе С Тем Нарушить Эти Ожидания, Предложить Публике Нечто Неожиданное И Новое. Читательская Среда При Этом Мыслится Как Нечто Заведомо Консервативное, Писатели Же — В Качестве Нарушителей Привычек И Обновителей Опыта Восприятия, Что, Заметим, Имеет Место Далеко Не Всегда. В Читательской Среде) Затронутой Авангардистскими Веяниями, От Авторов Ждут Не Соблюдения Правил И Норм, Не Чего-То Устоявшегося, А, Напротив, Безоглядно-Смелых Смещений, Разрушений Всего Привычного. Горизонты Ожидания Читателей Необычайно Многообразны. От Литературных Произведений Ждут И Гедонистического Удовлетворения, Шокирующих Эмоций, И Вразумлений И Поучений, И Выражения Хорошо Знакомых Истин, И Расширения Кругозора (познание Реальности), И Погружения В Мир Фантазий, И (что Наиболее Отвечает Сути Искусства Близких Нам Эпох) Эстетического Наслаждения В Органическом Сочетании С Приобщением К Духовному Миру Автора, Творчество Которого Отмечено Оригинальностью И Новизной. Этот Последний Род Читательских Ожиданий Правомерно Считать Иерархически Высшим, Оптимальной Установкой Художественного Восприятия.
Кругозором, Вкусами И Ожиданиями Читающей Публики Во Многом Определяются Судьбы Словесно-Художественных Произведений, А Также Мера Авторитетности И Популярности Их Авторов. «История Литературы — Не Есть Только История Писателей <…> Но И История Читателей», — Отмечал Н.А. Рубакин, Известный Книговед И Библиограф Рубежа Xix–Xx Столетий[327].
Читающая Публика С Ее Установками И Пристрастиями, Интересами И Кругозором Изучается Не Столько Литературоведами, Сколько Социологами, Составляя Предмет Социологии Литературы. Вместе С Тем Воздействие Литературы На Жизнь Общества, Ее Понимание И Осмысление Читателями (иначе Говоря — Литература В Меняющихся Социально-Культурных Контекстах Ее Восприятия) Является Предметом Одной Из Литературоведческих Дисциплин — Историко-Функционального Изучения Литературы (термин Предложен М.Б. Храпченко В Конце 1960-Х Годов).
Главная Область Историко-Функционального Изучения Литературы — Бытование Произведений В Большом Историческом Времени, Их Жизнь В Веках. Вместе С Тем Оказывается Важным И Рассмотрение Того, Как Осваивалось Творчество Писателя Людьми Его Времени. Изучение Откликов На Только Что Появившееся Произведение Составляет Необходимое Условие Его Осмысления. Ведь Авторы Обращаются, Как Правило, Прежде Всего К Людям Своей Эпохи, И Восприятие Литературы Ее Современниками Часто Отмечено Предельной Остротой Читательских Реакций, Будь То Резкое Неприятие (отталкивание) Либо, Напротив, Горячее, Восторженное Одобрение. Так, Чехов Представлялся Многим Из Его Современников «мерилом Вещей», А Его Книги — «единственной Правдой О Том, Что Творилось Вокруг»[328].Изучение Судеб Литературных Произведений После Их Создания Основывается На Источниках И Материалах Самого Разного Рода. Это Количество И Характер Изданий, Тиражи Книг, Наличие Переводов На Иные Языки, Состав Библиотек. Это, Далее, Письменно Зафиксированные Отклики На Прочитанное (переписка, Мемуары, Заметки На Полях Книг). Но Наиболее Существенны При Уяснении Исторического Функционирования Литературы Высказывания О Ней, «выходящие На Публику»: Реминисценции И Цитаты Во Вновь Создаваемых Словесно-Художественных Произведениях, Графические Иллюстрации И Режиссерские Постановки, А Также Отклики На Литературные Факты Публицистов, Философов, Искусствоведов, Литературоведов И Критиков. К Деятельности Последних, Составляющей Неоценимо Важное Свидетельство О Функционировании Литературы, Мы И Обратимся.
Особой Остроты Проблема Автора Достигает В Связи С Вечно Актуальными И Спорными Задачами Интерпретации Литературного Произведения, Аналитико-Эмоциональным Проникновением В Художественный Текст, В Связи С Непосредственным Читательским И Специальным Исследовательским Восприятием Художественной Словесности.
В Современной Культуре Общения С Авторским Художественным Текстом И В Современной Гуманитарной Науке Определились Две Основные Тенденции, Имеющие Давнюю И Сложную Родословную.
Одна Из Них Признает В Диалоге С Художественным Текстом Полное Или Почти Полное Всевластие Читателя, Его Безусловное И Естественное Право На Свободу Восприятия Поэтического Произведения, На Свободу От Авторской Опеки, От Послушного Следования Авторской Концепции, Воплощенной В Тексте, На Независимость От Авторской Воли И Авторской Позиции.
Восходя К Трудам В. Гумбольдта И А.А. Потебни, Эта Точка Зрения Находит Свое Последовательное Воплощение В Работах Представителей Психологической Школы Литературоведения Хх Века.
А.Г. Горнфельд Пишет О Художественном Произведении Так: "Завершенное, Отрешенное От Творца, Оно Свободно От Его Воздействия, Оно Стало Игралищем Исторической Судьбы, Ибо Стало Орудием Чужого Творчества: Творчества Воспринимающих. Произведение Художника Необходимо Нам Именно Потому, Что Оно Есть Ответ На Наши Вопросы: Наши, Ибо Художник Не Ставил Их Себе И Не Мог Их Предвидеть <…>. Каждый Новый Читатель Гамлета Есть Как Бы Его Новый Автор…"1.
Ю.И. Айхенвальд Предлагает Свою На Этот Счет Максиму: "Никогда Читатель Не Прочтет Как Раз Того, Что Написал Писатель". И Предваряет Ее Таким Соображением: "Если Мысль Изреченная Есть Ложь Для Самого Поэта, Для Собственника Этой Мысли, То Она Еще Больше – Ложь Для Тех, Кто Ее Воспринимает"2.
С Другой Стороны, Многие Авторитетные Литераторы Категорически Отрицают Сам Факт "участия" Воображаемого Читателя В Процессе Творчества, Следы Какого Бы То Ни Было Его Воздействия Или Заметного Влияния На Художественное Созидание. А.М. Ремизов Так Рассуждает О Своем Писательском Опыте: "Пишется Не Для Кого И Не Для Чего, А Только Для Самого Того, Что Пишется И Не Может Быть Написано… Для Писателя, Когда Он Пишет, Не Существует Никакого Читателя".
Крайнее Выражение Обозначенной Позиции Заключается В Том, Что Авторский Текст, Пускаясь В Вольное Плавание По Открытому И Бескрайнему Читательскому Морю, Становится Лишь Чувствительным Предлогом Для Последующей Активной Рецепции, Для Вероятных Литературных Перелицовок, Для Своевольных Переводов На Языки Других Искусств И Т.П. При Этом Осознанно Или Непреднамеренно Оправдывается Самонадеянная Читательская Категоричность, Размашистая Безаппеляционность Суждений.
В Практике Школьного, А Подчас И Специального Вузовского Филологического Образования Часто Рождается Уверенность В Полной И Безграничной Власти Читателя Над Словесно-Художественным Текстом. Вольно Или Неосознанно Тиражируется Выстраданная М.И. Цветаевой Формула "Мой Пушкин", И Откуда Ни Возьмись Является На Свет Уже Другая, Восходящая К Бессмертному Гоголевскому Ивану Александровичу Хлестакову: "С Пушкиным На Дружеской Ноге".
Во Второй Половине Хх Века "читателецентристская" Точка Зрения Была Доведена До Своего Крайнего Предела.
Ролан Барт, Ориентируясь На Так Называемый Постструктурализм В Художественной Словесности И Филологической Науке, Объявил Текст Зоной Исключительно Языковых Интересов, Способных Приносить Читателю Главным Образом Игровое Удовольствие И Удовлетворение.
Французский Ученый Утверждал, Что В Словесно-Художественном Творчестве "теряются Следы Нашей Субъективности", "исчезает Всякая Самотождественность И В Первую Очередь Телесная Тождественность Пишущего", "голос Отрывается От Своего Источника, Для Автора Наступает Смерть".
Художественный Текст, По Ролану Барту, – Внесубъектная Структура, И Соприродный Самому Тексту Хозяин-Распорядитель – Это Читатель: "…рождение Читателя Приходится Оплачивать Смертью Автора"3.
Вопреки Самолюбивой Эпатажности И Вольной Экстравагантности, Концепция Смерти Автора, Развиваемая Роланом Бартом, Помогла Сосредоточить Исследовательское Филологическое Внимание На Глубинных Семантико-Ассоциативных Корнях, Предшествующих Наблюдаемому Тексту И Составляющих Его Не Фиксируемую Авторским Сознанием Генеалогию ("тексты В Тексте", Плотные Слои Литературных Реминисценций И Связей, "чужое Слово", Архетипические Образы, Распространенные И Вглубь Времен Уходящие Темы И Мотивы И Др.).
Другая Тенденция Исследовательского И Читательского Общения С Художественным Текстом Имеет В Виду Принципиальную Вторичность Читательского Творчества.
В Русской Эстетической Традиции Эта Тенденция Восходит К Пушкинскому Призыву Судить Писателя "по Законам Им Самим Над Собою Признанным"4.
А.П. Скафтымов В Статье 1922 Года "К Вопросу О Соотношении Теоретического И Исторического Рассмотрения В Истории Литературы" Отмечал: "Сколько Бы Мы Ни Говорили О Творчестве Читателя В Восприятии Художественного Произведения, Мы Все Же Знаем, Что Читательское Творчество Вторично, Оно В Своем Направлении И Гранях Обусловлено Объектом Восприятия. Читателя Все Же Ведет Автор, И Он Требует Послушания В Следовании Его Творческим Путем. И Хорошим Читателем Является Тот, Кто Умеет Найти В Себе Широту Понимания И Отдать Себя Автору".
Свое Действительно Последнее Слово Автор Произведения Уже Сказал. У Литературного Текста, При Всей Его Сложной Многозначности, Есть Некое Объективное (понятийно-логически Не Улавливаемое) Художественно-Смысловое Ядро. И Автор Самим Произведением, Всей Его Многоуровневой Структурой Выбирает Своего Читателя И С Ним Готов Вступить В Доверительный Диалог.
"Интерпретатор Не Бесконтролен. Состав Произведения, – Писал А.П. Скафтымов, – Сам В Себе Носит Нормы Его Истолкования"5. Это Мудрое Заключение Ученого Характеризует Важнейшее Свойство Читательского, Литературно-Критического, Литературоведческого Искусства.
Самое Непосредственное Отношение Имеет Оно И К Практике Школьного И Вузовского Преподавания Художественной Словесности. Истинный Знаток Поэзии (перефразируя Классический Афоризм, Касающийся Театра) Не Себя Любит В Литературном Произведении, А Литературное Произведение Любит В Себе. Настоящий Читатель Не Себя Навязывает Тексту, Но Текст Пытается Понять И Почувствовать Во Всей Его Полноте И Целостности.
Важно Помнить И О Том, Что Предпочтительный Выбор Авторов Читателем, Критиком, Литературоведом Обусловлен Вкусом Воспринимающего, Его Эстетическим Опытом, Особенностями Индивидуального Подхода К Усматриваемому Материалу.
Сам По Себе Процесс Восприятия В Высшей Степени Субъективен И Иным Быть Просто Не Может. Читатель Остается Самим Собой. Но И Суверенный Авторский Художественный Текст Тоже Остается Самим Собой.
В Диалоге Рождается Новое Смысло-Поэтическое Качество. В Нем Освещенная Авторской Волей Глубинная Объективность Словесного Текста Пронизана И Согрета Непременной Читательской Субъективностью.
Интересно Наблюдать, Как В Классических Литературоведческих Работах Обнаруживает Себя И Затаенное Авторское Начало И Индивидуальность Самого Интерпретатора. Существенно Не Только То, Что И Каким Образом Сказано В Литературоведческом Произведении, Но И То, Что Дано В Нем Исподволь Как Приглушенное, Невыговоренное Признание, Как Подсознательно Затаенная Исповедальная Данность.
Так, Представляется Знаменательным И Многое Объясняющим В Исследовательских Решениях А.П. Скафтымова Его Обращение На Склоне Лет К Теме Кутузова И Наполеона, К Полемическому Воссозданию Л. Толстым Философии Истории В "Войне И Мире"6.
В Письме К Скафтымову От 2 Сентября 1959 Года Ю.Г. Оксман Отзовется На Эту Публикацию: "Я Давно Прочел Вашу Статью Об Образе Кутузова. Мне Она Понравилась, Так Как Аргументацию Вашу Считаю Неотразимой…"7.
Скафтымовская Аргументация В Этой Статье, На Мой Взгляд, Совершенно Неумышленно Дает Представление И О Самых Принципиальных, Заветных Подходах Ученого К Феномену Художественного Текста, О Природе Сокровенных Для Скафтымова Исследовательских Приемов, О Предпочтительных Маршрутах Следования В Хрупком И Невыразимом Мире Литературы.
В Чем И Как Это Проявляется?
Кутузов, По Мысли Скафтымова, Отличается От Всех Других Исторических Деятелей, Представленных В "Войне И Мире", Не Тем, Что Они Действуют, А Он Бездействует, А Тем, Что Он Действует Иначе, Чем Они. Особый Тип Деятельности Кутузова В Том, Что Деятельность Эта Воодушевлена И Обоснована "требованиями Объективной (внеличной) Необходимости".
Толстовский Кутузов, По Наблюдениям Скафтымова, Противостоит Легкомысленному Или Хитроумному, Но Всегда "произвольному И Тщеславному Прожектерству"8. Вот Оно – Главное!
В Работе "Образ Кутузова И Философия Истории В Романе Л. Толстого “Война И Мир”" Весьма Отчетливо И Внятно Обнаруживает Себя Самое Существенное Свойство Школы Скафтымова.
Главное Не В Напористом И Самоуверенно-Наступательном (наполеоновском) Внедрении В Толщи И Громады Текстовых Объектов, Но В Изначальном Стремлении К Их Осмотрительному, Бережному, Чуткому И Честному Постижению. Главное – В Глубинном Осмыслении Того, Что Скафтымов, Следуя За Л. Толстым, Назвал "скрытой Ведущей Целесообразностью" Объекта: "Мудрый Деятель", Вникая В Объективную Логику Вещей, По Л. Толстому И Скафтымову, "умеет Отказаться “от Своей Личной Воли, Направленной На Другое”, То Есть От Воли, Не Соответствующей Этой Объективности". Очень Точное Определение Специфики Филологических Уроков Скафтымова: Литературно-Художественные Произведения Сами В Себе Несут Нормы Своего Истолкования.
Неприятие Скафтымова Постоянно Вызывают Произвольность И Амбициозная Преднамеренность Филологических Штудий.Не Случайно За Четверть Века До Указанной Статьи 1959 Года Скафтымов В Книге "Поэтика И Генезис Былин" Говорит О Сознательном Или Непредумышленном Исследовательском Произволе И Увлечении В Вопросах Сопоставлений, Определений Сходств, Параллелей И Т.П. И Говорит Он Об Этом В Тонах Самой Искренней Досады.
Касаясь Трудов Одного Из Авторитетных Фольклористов И Обнаруживая У Него Неприемлемые Для Сосредоточенно-Чуткого Познания Конкретные Сопоставления Разных Текстов, Скафтымов В 1924 Году Пишет: "Уважаемый Автор, В Других Случаях Убедительный И Осторожный, Здесь В Погоне За Историческими Параллелями Раздробляет Сюжет Исследуемого Произведения И По Кусочкам Сближает Его По Сходству То С Одним, То С Другим Мотивом Из Житийной И Летописной Литературы"10.
Обращает На Себя Внимание Лексико-Экспрессивная Оппозиция: Убедительность И Осторожность, С Одной Стороны, И "в Погоне", Раздробление Сюжета "по Кусочкам", Случайные Сближения И Т.П. – С Другой. "Вот Уж, Поистине, – Совсем По-Каратаевски Замечает Скафтымов В Связи С Подобными Сближениями, – Как Вода В Бредне: Тянешь – Полно, Вытащишь – Ничего Нет".В Исследовании О Русских Былинах Скафтымов Заметит, Что "строгости Научной Дисциплины" (а Строгость Эта "лежит На Личной Ответственности Каждого Исследователя") Часто Противостоят "произвольные Сопоставления", Слишком Свободное Оперирование "недоказуемыми Гипотезами".
Между Тем, Нужно Всегда Помнить "об Ограничении Не В Меру Развившихся Увлечений": "Всякая Мысль, В Конце Концов, Ценна Лишь Поскольку Она Имеет Внутренне Принуждающую Силу. Гипотеза Гипотезе Рознь. Гипотеза Не Есть Произвол".Речь У Скафтымова Идет О "таких Гипотезах, Которые Обнаруживают Совершенную Свободу От Тех Граней Обязательности И Необходимости, Которые Ставит Себе Всякое Рациональное Теоретическое Построение"11. В Противном Случае – Почти Неизбежное, Пусть И Невольное Насилие Над Текстом.
Скафтымов Об Одном Из Отечественных Фольклористов Так И Скажет: Имярек "насилует Былину". О Другом: "произвольно Устраняет <…> Факты". О Третьем: Усматривает "коренное" Сходство Там, Где Его Нет. Плохо, Когда "из Анализа Устраняется Искреннее Вмешательство Души Автора". Каждый Художественный Текст, По Скафтымову, Носит В Себе Свою Меру Истолкования: "Меня Интересовала Внутренняя Логика Структуры Произведения (взятого, Конечно, Во Всем Целом)", – Признавался Скафтымов В Письме К Ю.Г. Оксману От 28 Июня 1959 Года. – "…никогда Я Не Навязывал Автору Никакой “философии”... В Этом Отношении Я Всегда Был К Себе Очень Строг. Я Старался Сказать О Произведении Только То, Что Оно Само Сказало. Моим Делом Тут Было Только Перевести Сказанное С Языка Художественной Логики На Нашу Логику, Т.Е. Нечто Художественно-Непосредственное Понять В Логическом Соотношении Всех Элементов И Формулировать Все Это Нашим Общим Языком…". В Любых Исследовательских (в Том Числе И Сравнительных) Подходах К Художественным Текстам Литературоведу, По Убеждению Скафтымова, Пристало В Большей Степени Следовать Логике Толстовского Кутузова, Чем Толстовского Же Наполеона. Проблема Автора (прежде Всего В Его Разноплановых Внутритекстовых Проявлениях) Продолжает Оставаться Одной Из Самых Остро Дискуссионных В Литературной Науке Начала Ххi Века.
Традиционно В Литературном Процессе Нового Времени Вместе С Автором И Читателем По-Своему Активно Участвует Литературный Критик. Часто Он Оказывается "третьим Лишним". И Про Это Нередко С Особым Пренебрежительным Удовольствием Говорят Сами "сочинители". Читатели Порой Тоже Склонны Игнорировать Критику, Не Считаться С Ней, Не Замечать Ее, Особенно Если, На Их Читательский Взгляд И Вкус, Она (критика) Лишена Настоящей Искренности И Убедительной Доказательности.
http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/im9/im9-100-.htm
