Литерату́ра ру́сского зарубе́жья — ветвь русской литературы, возникшая после 1917 года за пределами СССР и России.
Литература русского зарубежья делится на три периода, соответствующие трём волнам в истории русской эмиграции:
1918—1940 годы — первая волна,
1940—1950-е (или середина 1960-х) годы — вторая волна,
1960 (или середина 1960-х) — 1980-е годы — третья волна.
Социальные и культурные обстоятельства каждой волны оказывали непосредственное влияние на развитие литературы русского зарубежья и её жанров[2].
1 волна. Бунин - Антоновские яблоки, Окаянные дни, Лёгкое дыхание, Тёмные аллеи, стихи Канарейка, Потерянный рай; Шмелёв - Солнце мёртвых, Лето господне; Мережковский - Христос и антихрист; Газданов - Вечер у Клэр
После революции 1917 года в связи со сложившейся политической обстановкой из страны отъезжало большое количество граждан, которые стали создавать за рубежом «вторую Россию»[3]. Начавшаяся в 1918 году первая волна русской эмиграции была массовым явлением (более двух миллионов эмигрантов[3]) и продолжалась до начала Второй мировой войны и оккупации Парижа[1]. В этот период значительная часть русской интеллигенции (философы, писатели, художники) эмигрировали или были высланы из страны[1]. Одна из наиболее известных акций по высылке интеллигенции вошла в историю под названием «Философский пароход».
Расселение представителей русской эмиграции происходило вокруг следующих основных центров: Константинополь, София, Прага, Берлин, Париж, Харбин, Шанхай. Эмигранты уезжали также в Латинскую Америку, Канаду, Польшу, Скандинавию.
Жители Финляндии и прибалтийских государств оказались в положении эмигрантов, не меняя места жительства. Там тоже образовались заметные очаги русской культуры[4].
Несмотря на отсутствие массового читателя и непростое материальное положение большинства писателей, русская зарубежная литература активно развивалась. Выделялось старшее поколение, которое придерживалось направления «сохранения заветов» (И. Бунин, Д. Мережковский), младшее поколение, ценившее драматический опыт эмиграции (Г. Иванов, «Парижская нота»), «незамеченное поколение», писатели, осваивавшие западные традиции (В. Набоков, Г. Газданов).
Некоторые исследователи считают, что работы писателей первой волны эмиграции имеют большее культурное и литературное значение, чем творчество авторов второй и третьей[1].
Среди прозаиков старшего поколения наиболее известны М. Алданов, И. Бунин, Б. Зайцев, А. Куприн (в 1937 г. вернулся в Россию), Д. Мережковский, М. Осоргин, А. Ремизов, Н. Тэффи, И. Шмелев, а также А. Аверченко, А. Амфитеатров, М. Арцыбашев, Г. Гребенщиков и др. В последнее десятилетие этот список пополнился еще одной персоной: М. Агеевым (М. Леви), автором нашумевшего в России "Романа с кокаином".
Среди поэтов старшего поколения наиболее известны К. Бальмонт, З. Гиппиус, Вяч. Иванов, И. Северянин, В. Ходасевич, М. Цветаева (в 1939 г. вернулась в Россию), Саша Черный и др.
Среди прозаиков младшего поколения наиболее известны Н. Берберова, Г. Газданов, В. Набоков, В. Яновский. Большое значение имеет также проза таких поэтов, как Г. Иванов, Б. Поплавский.
Среди поэтов младшего поколения наиболее известны Г. Адамович, И. Одоевцева, Н. Оцуп, Б. Поплавский, П. Ставров и др.
2 волна.В конце Второй мировой войны началась вторая волна эмиграции, которая уже не отличалась такой массовостью, как первая[1]. Значительная её часть состояла из так называемых «перемещённых лиц» («ди-пи»). Большая часть эмигрировала в Германию и США. Оказавшиеся в тяжёлых условиях эмиграции поэты и писатели посвящали немалую часть своего творчества теме войны, плена, большевистского террора[1]. Среди эмигрировавших авторов — Д. Кленовский, В. Синкевич, Б. Ширяев, Н. Моршен, Н. Нароков, одним из наиболее видных поэтов второй волны критиками считается И. Елагин.
Некоторые исследователи относят к второй волне эмиграции Ю. Иваска, И. Чиннова, Б. Нарциссова[5], живших в 1920—1930-х годах в прибалтийских государствах, находившихся на окраине литературной жизни русского зарубежья.
Литература «второй волны» русской эмиграции формировалась в период послевоенного десятилетия. Вторая волна эмиграции, порожденная второй мировой войной, не отличалась таким массовым характером, как эмиграция из большевистской России. Со второй волной СССР покидают военнопленные, перемещенные лица – граждане, угнанные немцами на работы в Германию. Большинство эмигрантов второй волны селились в Германии (преимущественно в Мюнхене, имевшем многочисленные эмигрантские организации) и в Америке. К 1952 в Европе насчитывалось 452 тысячи бывших граждан СССР. 548 тысяч русских эмигрантов к 1950 прибыло в Америку.
Среди писателей, вынесенных со второй волной эмиграции за пределы родины оказались И.Елагин, Д.Кленовский, Ю.Иваск, Б.Нарциссов, И.Чиннов, В.Синкевич, Н.Нароков, Н.Моршен, С.Максимов, В.Марков, Б.Ширяев, Л.Ржевский, В.Юрасов и др. На долю выехавших из СССР в 1940-е выпали тяжелые испытания. Это не могло не сказаться на мироощущении литераторов: самыми распространенными темами в творчестве писателей второй волны становятся лишения войны, плен, ужасы большевистского террора.
В эмигрантской поэзии 1940–1950-х преобладает политическая тематика: Елагин пишет Политические фельетоны в стихах, антитоталитарные стихи публикует Моршен (Тюлень, Вечером 7 ноября). Виднейшим поэтом второй волны критика наиболее часто называет Елагина. Основными «узлами» своего творчества он называл гражданственность, беженскую и лагерную темы, ужас перед машинной цивилизацией, урбанистическую фантастику. По социальной заостренности, политическому и гражданскому пафосу стихи Елагина оказывались ближе советской поэзии военного времени, нежели «парижской ноте».
К философской, медитативной лирике обратились Иваск, Кленовский, Синкевич. Религиозные мотивы звучат в стихах Иваска. Принятие мира – в сборниках Синкевич Наступление дня, Цветение трав, Здесь я живу. Оптимизмом и гармоничной ясностью отмечена лирика Д.Кленовского (книги Палитра, След жизни, Навстречу небу, Прикосновение, Уходящие паруса, Певучая ноша, Теплый вечер, Последнее). Значителен вклад в эмигрантскую поэзию и Чиннова, Т.Фесенко, В.Завалишина, И.Буркина.
Герои, не сжившиеся с советской действительностью, изображены в книгах прозаиков второй волны. Трагична судьба Федора Панина в романе Юрасова Параллакс. С.Марков полемизирует с шолоховской Поднятой целиной в романе Денис Бушуев. К лагерной теме обращаются Б.Филиппов (рассказы Счастье, Человеки, В тайге, Любовь, Мотив из «Баядерки»), Л.Ржевский (повесть Девушка из бункера (Между двух звезд)). Сцены из жизни блокадного Ленинграда изображает А.Даров в книге Блокада, об истории Соловков пишет Ширяев (Неугасимая лампада). Выделяются книги Ржевского Дина и Две строчки времени, в которых повествуется о любви пожилого человека и девушки, о преодолении непонимания, жизненного трагизма, барьеров в общении.
Большинство писателей второй волны эмиграции печатались в выходившем в Америке «Новом журнале» и в журнале «Грани».
- встретились две волны эмиграции (1-ая - ещё дореволюционная)
Следует отметить , что у представитель 2ой волны – более тяжёлая судьба. Их считали предателями, бежавшими из своей страны в период её упадка.
Катков «Жертвы Ялты»
Существует точка зрения что в плане таланта 2я волна уступает 1ой.
Публицистическая книга «Народная монархия»
*калоборционизм – сотрудничество с врагом
Русская литра зарубежья вся ушла в подполье в Европе.
Союз советских патриотов. Газеты «Советский патриот», «Русские новости»
Во 2ой эмиграции меньше культуры.
Роман Редлиха «Предатель»
Елагин сборник «Под созвездием топора» (1976г) http://www.vekperevoda.com/books/elagin/elagin_5.htm
Выдающийся поэт второй волны эмиграции. Настоящая фамилия – Матвеев. Сын Венедикта Марта (Матвеева) – известного поэта-футуриста, расстрелянного в 1937 году. При рождении получил имя Зангвильд. Интересно, что крестным отцом Венедикта Матвеева был ссыльный народоволец Иван Ювачев, сын которого вошел в русскую культуру под именем Даниила Хармса. Бог щедро наградил поэтическим даром и других членов этой семьи – двоюродной сестрой Елагина была поэтесса Новелла Матвеева, а дедом – известный Владивостокский писатель, поэт и переводчик-японист Николай Петрович Матвеев (Амурский). Подробную биографию Ивана Елагина можно найти в предисловии Е. Витковского к двухтомному собранию его сочинений.
«Поэзия Кленовского питается тремя источниками: религиозно-духовным достоянием русского православия, антропософией, а также отношением к языку, каким оно было у акмеистов; при этом в творчестве Кленовского сказывается его собственный религиозный опыт (самые подробные тексты об ангелах в литературе). Его произведения отличаются самостоятельностью и в языке. Н. Гумилёв, которого Кленовский очень уважал как старшего товарища по Царскосельской гимназии и как жертву большевистского насилия, служил ему духовным образцом. В своих поздних циклах стихов («Костер») Кленовский рассматривает земную жизнь лишь как отрезок духовного бытия человека, откуда он происходит и куда возвращается после смерти. Для него, как и для А. Белого, Ходасевича, Гумилёва, Волошина, несомненна многократность рождения человека, позволяющая ему развиваться дальше и дальше. Поэтому его поэзии не свойственно выражение страха смерти, она скорее свидетельствует о знании смысла, заданного земному существованию и познаваемого благодаря смерти. Восхищение природой, исповедание любви и служения ближнему, иногда — воспоминания о Царском селе и Италии — таковы другие мотивы его поэзии, которая с самого начала (1945) отличается большой зрелостью, что обусловлено возрастом и обстоятельствами жизни автора; наибольших удач Кленовский достигает в сборнике 1967 года. Ясность языка и скромность выразительных средств сочетается в стихах Кленовского с экономным введением разных картин и неологизмов». (с) Вольфганг Казак - немецкий славист, литературный критик.
Леони́д Дени́сович Рже́вский (настоящая фамилия Суражевский; 1905—1986) — русский писатель второй эмиграции, литературовед.
«Прозе Ржевского свойственна описательность; подробные описания и длинные диалоги нанизываются в ней на простой однолинейный сюжет, часто обретая значение самостоятельных эпизодов» (с) – В.Казак
3 волна. Третья волна связана в большей степени с поколением «шестидесятников» и их не оправдавшимися надеждами на перемены после хрущёвской оттепели[1]. После посещения Н. С. Хрущёвым в 1962 году выставки художников-авангардистов начался период гонений на творческую интеллигенцию и ограничений свобод. В 1966 году был выслан первый писатель — В. Тарсис. Многие деятели науки и культуры стали выезжать из страны после изгнания А. Солженицына в 1974 году, эмигрируя в основном в США, Францию, Германию, Израиль[6].
Представители третьей волны отличались от «старой эмиграции», часто были склонны к авангарду, постмодернизму, находясь под впечатлением не русской классики, а модной в 1960-х годах американской и латиноамериканской литературы, произведений М. Цветаевой, Б. Пастернака, А. Платонова[1]. Среди крупных представителей третьей волны — А. Солженицын, И. Бродский, С. Довлатов, В. Аксёнов, Г. Владимов, В. Войнович, А. Зиновьев, Ю. Мамлеев, А. Синявский.
Юрий Михайлович Кублановский (30 апреля 1947) — русский поэт, публицист, эссеист, критик, искусствовед. Был в числе организаторов неофициальной поэтической группы СМОГ. В советское время печатался в основном в самиздате, а также за рубежом.
Литературное творчество Юрия Михайловича Кублановского (родился в 1947 г.) представляет собой своего рода культурный феномен, свидетелями и современниками которого мы являемся. В 1981 году в предисловии к первому сборнику стихов поэта И.А. Бродский написал, что творчество Кублановского – «событие чрезвычайно значительное, с последствиями которого русской поэзии придется считаться на протяжении многих десятилетий».
И.А. Бродский отметил тот факт, что Кублановский «обладает самым насыщенным словарём после Пастернака». Стихи Кублановского не поддаются ни тематической, ни жанровой классификации, поскольку для его поэтического мышления характерно преобладание личного начала над какой бы то ни было тенденцией, и он способен «говорить о государственной истории как лирик и о личном смятении тоном гражданина». Личное начало – условие лирической поэзии, оно распространяется и на публицистику.
Неотъемлемыми качествами лирики Кублановского А.И. Солженицын считал «глубинную сроднённость с историей и религиозную насыщенность чувства». В эссе о Кублановском, написанном по поводу вручения поэту литературной премии 2003 года, он назвал отличительной особенностью поэзии своего младшего современника «верность традициям русского стихосложения, ненавязчиво, с большим чувством меры обновлённой метафоричностью».
В1975 году выступил в самиздате с открытым письмом «Ко всем нам», приуроченным к двухлетию высылки Солженицына, которое было в 1976 году опубликовано на Западе. Это окончилось вызовом на Лубянку и лишением возможности работать по профессии. Трудился дворником, истопником, сторожем в московских и подмосковных храмах. Печатал переводы под псевдонимом.
Необходимость покинуть Москву, работа экскурсоводом в «пропитанных историей» географических точках страны – на Соловках, в Кирилло-Белозерске, Муранове – подтолкнула поэта к глобальному анализу отечественной истории.
Тема России присутствует у Кублановского постоянно, находит воплощение во всех книгах стихов, открывается разными гранями. Даже любовная лирика почти всегда трепетно устремлена к образу России, соединена с этим образом. Разные по времени создания и тематике литературные произведения «вписываются» не только в биографический контекст, но и прослеживается эволюция образа Отечества – от “программного”, вошедшего в большинство изданных сборников поэта стихотворения «Россия, ты моя!..» (1978), содержащего предвидение опыта изгнания и возвращения, до «Ночи в Ярославле» (2001), где сквозь призму большого жизненного и творческого опыта всё так же прямо обозначены глобальные пространственно-временные параметры России.
Кублановский исследует не только события истории и культуры России, но и специфические черты национального менталитета. В современной России Кублановского удручает ставшая повсеместной ошеломляющая моральная, социальная и демографическая деградация. И в нашей сегодняшней действительности Кублановский демонстрирует, что поэт способен своей творческой деятельностью влиять на процессы общественной жизни. Так Кублановский вычленяет самую суть, некое высшее задание, мерило любой государственной идеи: «Народ вымирает. И нет задачи выше и актуальнее, чем его сбережение».
В лирическом пространстве поэзии Кублановского особое место занимает исследование «Души России как религиозно-философской и лирической темы». Подступы к этой проблеме у Кублановского интуитивны, и связаны с поиском наиболее точных художественных образов. Они рождаются, очевидно, в таком времени и пространстве, где сходятся прошлое, настоящее и будущее.
Тема души России в философском плане была разработана В.С. Соловьевым, И.А. Ильиным, Н.А. Бердяевым. Каждый из больших русских поэтов по-своему понимал и трактовал этот предмет. Что касается Кублановского, то его интуитивный поиск наиболее ярко проявляется в раскрытии картины детства и мотивов обретения веры. Дом детства («Этого домика нет», 1978) имеет у Кублановского вполне определенные, не идеализированные очертания. Его интерьер наполнен предметами, каждый из которых может стать своего рода материалом в рассказе о конкретном историческом времени – послевоенной срединной России, об особенностях скромного быта, остро воспринимаемых сердцем ребенка и запечатлевшихся в памяти на всю жизнь. Однако эти простые подробности теперь – достояние вечности, антураж пространства («на льду огнедышащей Леты»), в котором нет времени. Каждая деталь – одновременно характеристика свойств пространства, в котором персонаж чувствует себя защищенным, понятым, любимым, – пространства души его Родины.
Саму же концепцию искусства и творческой личности Кублановский выразил чётко:«настоящая поэзия не может без сверхзадачи. Это и только это придает ей лирическую и культурную глубину, без которой она всего лишь более-менее удачная словесная вязь».
Для Кублановского характерно драматическое ощущение конца русской литературной традиции последних трех столетий, автор связывает с резким изменением социокультурной ситуации в России и в мире в первом десятилетии XXI века. В то же время, эта ситуация не представляется поэту безысходной. Кублановский видит задачу сегодняшнего литературного творчества в создании религиозно-философской концепции бытия, в развитии литературного направления реализма, а также в освоении художественного опыта модернизма, отчасти и постмодернизма.
Настоящее стихотворение, как считает Кублановский, – откровение, плод вдохновения. «Зависит ли вдохновение от внешних причин – вопрос разом и деликатный, и интересный, потому как природа вдохновения – и это говорю я, имеющий сорокалетний опыт стихослагательства, – загадочна. Не было, конечно, поэта, который не пытался б об этом думать. Это все-таки сверхъестественно, когда полгода двух слов связать не можешь, как писал Пушкин, “насильно вырываешь у Музы дремлющей бессвязные слова”, и вдруг – идут строки, образы, только успевай записывать. Есть ощущение, что это свыше. Вот почему поэт, если он не полный версификатор, не может быть, по-моему, атеистом...».
Особенность его поэтики – в обилии качественных метафор. Знаковыми являются те метафорические конструкции, которые отражают авторское представление о действительности («Славянизмы, восковые соты / строф и звуков позабудь, пиит. / Есть иные
образы и ноты, / стих – как дом Романовых – убит»).
Особенность метафоры Кублановского – её глубина и многомерность. Автор не под- чёркивает её, а напротив – предпочитает тонкую ассоциативность, даже нарочитую прикровенность смысла. В результате воз- никает объёмность образа, которая ведёт чи- тателя к философскому обобщению: «Наше оконце терний /гнёздами заросло. / Павы слетелись в иней. / Феникс когтит стекло. / Ночи, они, что птицы / алчные, – любят плоть. / Милая, у божницы / пальцы сведи в щепоть./ Перья черны и сизы… Как задубел – спаси! / – край у небесной ризы / со стороны Руси» («На казнь майора Глебова», 1978).
Одна из особенностей поэтического язы- ка Кублановского – разностопный стих, «который под его пером обретает характер эха, доносящего до нашего слуха через полто-ра столетия самую высокую, самую чистую ноту, когда бы то ни было взятую в русской поэзии». Один из примеров – стихотво- рение 1986 года, посвящённое Иосифу Брод- скому: «…Белое – это полоски под кольцами, / это когда пацаны добровольцами, / это ког- да никого / нет пред открытыми Богу божницами, / ибо все белые с белыми лицами / за спину стали Его».
