Арсений Александрович Тарковский (25 июня 1907 — 27 мая 1989)—русский поэт и переводчик с восточных языков. Сторонник классического стиля в русской поэзии. Отец кинорежиссёра Андрея Тарковского.
Мир поэзии Тарковского не прост и не легок. Он говорит о сложных чувствах, о сложных явлениях, о сложности человека и условий его существования, о сложных перипетиях истории. Естественность интонации поэта отнюдь не упрощает сложности мира, в котором существует человек, но делает естественной даже эту сложность, и человек пред ней не пасует, не теряется, а встает твердо и прямо, ко всему готовый, ничего не страшась.
Тарковский и своё творчество, и само время ощущал не в линейном развитии, но в неком монолите. Отсюда и отсутствие ярко контрастных и духовно разнящихся один от другого творческих периодов, и резкой разницы в самой манере письма, и даже дат под стихами. Сколь скрупулезно датировали свои лирические пьесы Мандельштам и Ахматова (вплоть до дня написания). Тарковскому подобный временной педантизм чужд совершенно, время для него едино, непреходяще, автобиография цельна.
Тарковский возвращал словам их истинную цену и весомость, умение избирательно и бережно вкраплять в свой словарь новое слово или новое понятие. С органическим мастерством и упорством выбирал он из хаоса лирически совершенную речь.
Власть от века есть у слова,
И уж если ты поэт,
И когда пути другого
У тебя на свете нет.
Другое сразу ощутимое свойство поэзии Тарковского – поразительная весомость. Она в мыслях и чувствах его поэзии – он никогда не пишет о мелочах, о несущественном. Все написанное им становится столь существенным и значительным благодаря весомости фактуры стиха: интонации, ритмов, отдельного слова. Строительный материал, из которого Тарковский возводит стихи, отличается прочностью, надежностью, плотностью каждой строфы. Вот как он сам пишет о своей работе:
Я любил свой мучительный труд, эту кладку
Слов, скрепленных их собственным светом, загадку
Смутных чувств…
Полная естественность во всем — еще одна из характернейших черт этого поэта. Естественность чувств, мыслей, естественность их выражений, естественность интонаций, о чем бы он ни говорил. У Тарковского есть стихотворение «Фонари», где он описывает весну, но это такое описание, где нет изящности и безупречности. Наоборот, слова резки, но резки настолько, насколько ненастна природа. Поэт не рисует для нас идеальный образ весны, сложившийся за многие столетья в литературе, а передаёт нам обычный сырой и ещё холодный день, предаёт всю правду. Именно поэтому поэзия Тарковского вызывает такие сильные чувства – он пишет мир без преувеличений, но и не умаляя его достоинств, пишет то, что мы сами частенько чувствуем, да только не умеем сказать столь лаконично, ярко. Природа, как и весь мир, у Тарковского своя, правдивая; это как свой Петербург у Достоевского в романе «Преступление и наказание» - «отвратительный и грустный колорит» городского дня, вместо традиционных великолепных архитектурных ансамблей или пленяющих сумерек белых ночей.
В слове правда мне виделась правда сама
Был язык мой правдив, как спектральный анализ…
Почему, скажи, сестрица,
Не из Божьего ковша,
А из нашего напиться
Захотела ты душа?
Человеческое тело
Ненадежное жильё,
Ты влетела слишком смело
В сердце тесное моё.
В предисловии к книге избранных произведений Арсения Тарковского "Благословенный свет" (1993 год) поэт Юрий Кублановский писал: "Поэтика Тарковского сурова и лапидарна, но в этом ее особый, своеобычный драматизм, она именно драматична (…). Есть явный "минимализм" и в средствах выражения, и в жизненных установках лирического героя Тарковского, в в этой (…) негромкости – величие и четкая мудрость, противостоящие балагану жизни".
В мироощущении присутствуют определенные доминанты, определенные "векторы напряженности", вокруг которых выстраивается вся поэтическая вселенная. В поэзии А.Тарковского такими доминантами, или категориями мироощущения, являются категории "земного" и "небесного". О значимости первой из них свидетельствует хотя бы тот факт, что один из сборников поэта так и назван "Земле – земное". Символизирующий земное начало образ "земли" вообще выступает в качестве одного из центральных сквозных мотивов поэзии Тарковского. С этим образом связаны и конкретные представления о Родине ("Вы нашей земли не считаете раем, // а краем пшеничным, чужим караваем", "мы землю родную у вас отбираем, // а вам за ворованный хлеб умереть" ; "равнодушием отчей земли не обидим"), и более широкое представление о жизни в целом, когда последняя осознается именно как пребывание на земле ("мне на земле ни почета, ни хлеба не надо, //если мне царские крылья разбить не дано" , "и как ты ни жила, но мало, // так мало на земле жила").
В стихах Тарковского мы встречаем и землю, увиденную с высоты "птичьего полета" глазами падающего с неба Фаэтона (сына древнегреческого бога солнца Гелиоса): "Еще навстречу мне стремглав летела // и птицы прядали, заслышав конский храп".
Земля у Тарковского – это и та материя, из которой человек слеплен: "Скупой,охряной, неприкаянной //я долго был землей, а вы // упали мне на грудь нечаянно // из клювов птиц, из глаз травы" (С. 52), – и то последнее прибежище, в котором он возвращается после окончания жизненного пути: "Кончаются мои скитания. // Я в лабиринт корней войду // и твой престол найду, Титания, // в твоей державе пропаду").
Земля для человека и тяжесть ("…что тяжек явсей тяжестью земною" (С. 191), и источник духовных сил ("Мне грешная моя, невинная // земля моя передает // свое терпенье муравьиное // и душу терпкую, как йод").
К таким знакам "земного" принадлежат прежде всего слова, обозначающие явления флоры: деревья, поскольку они дети земли: "и крепнет их живая сила, // двоятся ветви, их деля // тот груз, которым одарила своих питомцев мать-земля". Цветы – и отсюда конкретизация понятия "родимой земли" в образе "скошенной мяты": "Давно мои ранние годы прошли // по самому краю, // по самому краю родимой земли, // по скошенной мяте, по синему раю…").
Вторая центральная категория поэзии А. Тарковского – "небесное" – самым непосредственным образом соотнесена с категорией "земное". Если с "земным" началом мира у Тарковского связаны представления о надежности, прочности, устойчивости (хотя все эти качества и могут обернуться для человека тяжестью и мукой: "…что тяжек я всей тяжестью земною, // как якорь, волочащийся ко дну"), то "небесность" – это полюс бытия, притягивающий к себе своей изначальной незамутненной духовностью, одаряющей человека другим (по сравнению с земным измерением) аспектом существования. Не случайно в небесный ряд, в противовес земному ("тяжесть"), втягивается представления о легкости: "И пожелал я легкости небесной…").
Категории "небесное" соответствует свой ряд знаков-представителей. Это, во-первых, ряд собственно небесный (звезды, облака и проч.): "Гостья-звезда" (название раздела в собрании стихотворений 1974 года); "Звездный каталог" (название стихотворения); "надо мною стояло бездонное небо, // звезды падали мне на рукав" (С. 54); "меня бы небесная мамка вспоила святым молоком облаков") и т.д. И, во-вторых, ряд "небесных жителей" (птицы, мотыльки, бабочки, стрекозы), нашедший отражение в названии стихотворений ("Ласточки", "Мамка птичья и стрекозья", "Ночная бабочка "Мертвая голова", "Бабочка в госпитальном саду", "Мотыльки"), и в следующих стихах: "Ребенок стоит на песке золотом; // в руках его яблоко и стрекоза…"); "…и когда запевала свой гимн стрекоза…"); "здравствуй, хлеб без меня и вино без меня, // сновидения ночи и бабочкидня"; "…вас, для кого я столько жил на свете, // трава и звезды, бабочки и дети" и т.д.
