Язык и мышление. Если представления Вильгельма фон Гумбольдта о путях развития языков уже в основном принадлежат истории, то другая его идея — о связи между языком и духовной природой человека — намного опередила своё время. Современная наука только пытается подступиться к её раз работке. Конечно, Гумбольдт писал свои труды более полутора столетий назад, когда ещё не предъявляли строгих требований к научной точности. Многие его мысли изложены очень нестрого и имеют характер скорее гениальных догадок, чем последовательной научной теории. И всё-таки его идеи до сих пор остаются актуальными и привлекают внимание специалистов. До Гумбольдта, а часто и после него, считалось, что язык представляет собой лишь внешнюю оболочку для мысли. Например, по мнению авторов «Грамматики Пор-Рояля», единая мыслительная основа существует для всех языков, которые имеют лишь частные различия.
Гумбольдт же высказал иную идею: Мышление не просто зависит от языка вообще... до известной степени оно определяется каждым отдельным языком». Он не отрицал универсальность человеческого мышления, но считал, что представления человека о мире зависят от того, на каком языке он мыслит. Гумбольдт первым увидел, что язык не сводится ни к логическому мышлению, ни к копированию мира, и выдвинул множество аргументов в пользу новой точки зрения. Мир, как отмечал Гумбольдт, по-разному членится в различных языках. Даже при сравнении, например, русского языка с английским видны различия такого рода. Русскому слову рука в английском соответствуют два слова: hand («кисть руки») и arm («рука от кисти до предплечья»). Конечно, можно считать, что слову hand соответствует кисть, но это слово явно более специальное, a hand часто можно перевести только как рука. Слову arm в русском языке вообще нет однословного соответствия. Напротив, английскому глаголу wash соответствуют и мыть, и стирать.
Ещё больше различий в членении мира выявляется, например, если сравнить русский язык с японским или арабским. Гумбольдт утверждал, что язык помогает человеку познавать мир, но и само познание зависимо от языка: «Как отдельный звук встаёт между предметом и человеком, так и весь язык в целом выступает между человеком и природой, воздействующей на него изнутри и извне. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять в себя и переработать мир вещей... Человек … живёт с предметами так, как их преподносит ему язык..». Поскольку же языки несходны, разным будет и восприятие мира людьми разных культур: «Каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку. поскольку он тут же вступает в круг другого языка». Если человек хорошо освоил чужой язык то такое освоение «можно было бы уподобить завоеванию новой позиции в прежнем видении мира». Однако чаще всего «мы в большей или меньшей степени переносим на иностранный язык своё собственное миропонимание и, больше того, своё собственное представление о языке».
Можно добавить, что такой перенос будет менее заметен, если изучать язык со сходной картиной мира, например, когда англичанин учит французский. А вот в языке далёкой культуры всегда гораздо легче освоить фонетику и грамматик}', чем чужую картину мира, необходимую для подлинного владения языком. Проблема, связанная с языковыми картинами мира, с влиянием языка на мышление и поведение человека, в течение полутора веков оказывалась за пределами внимания большинства учёных, хотя бывали и исключения — замечательные американские лингвисты первой половины XX в. Эдвард Сепир и Бенджамин Уорф. Сейчас лингвистика имеет множество фактов такого рода, но при этом не было и до сих пор нет сколько-нибудь разработанных методов для изучения этих проблем. По крайней мере, нет ничего, что можно было бы поставить в один ряд с достаточно строгими методами описания фонетики и грамматики языков или сравнение родственных языков. Только в последнее время лингвисты начали нащупывать подходы к данным вопросам.
