Двадцать второй съезд положил начало реформам. Для того чтобы в большей степени вовлечь партию в процесс производства, Хрущев преобразовал партийные комитеты областного и районного уровня в соответствии с “производственным принципом”, т.е. разделив их на “промышленные” и “сельскохозяйственные”. Разделение промышленной и сельскохозяйственной структур доходило вплоть до самого ЦК. Данная реформа означала интенсификацию труда и ограничение служебных полномочий.
Можно было бы подумать, что реформа повлекла за собой назначение многих партийных работников, но на самом деле Хрущев собирался, напротив, сократить их число. Он рассчитывал заменять многих получавших постоянную заработную плату партийных аппаратчиков на добровольцев, которые работали бы безвозмездно. Целью, которую он преследовал при этом, было вовлечение в высшую партийную политику как можно большего числа простых членов партии.
Новая концепция взаимоотношений между партией, государством и народом требовала также и переосмысления отношений между законом и обществом. Прежде всего, реформы законодательства, начиная с конца пятидесятых годов, преследовали две цели: сделать закон более постоянным и предсказуемым, т.е. исключить произвольность его толкования и террор, и вовлечь простой народ в большей степени, чем это было раньше, в законодательный процесс. Разумеется, две эти цели вовсе не всегда и отнюдь нелегко было совместить: само собой разумеется, что часто они вступали в прямой конфликт между собой. Более того, хотя партийное руководство желало предотвратить возврат к террористическим методам управления, оно вовсе не собиралось лишать себя возможности применения законных методов, необходимых для сохранения монополии на власть. По этим причинам имела место некоторая напряженность и двусмысленность реформы законодательства.
Наиболее важным было новое уголовное законодательство, обнародованное в декабре 1958 г. Его основным принципом стало то, что гражданин мог быть осужден только законным судом и только на основании определенной статьи уголовного кодекса. Таким образом, военные и чрезвычайные трибуналы отныне не рассматривали обычные гражданские и уголовные дела. Приговор теперь не мог быть вынесен на основании таких смутных понятий, как “враг народа “ и ”контрреволюционная деятельность”. Никто не мог быть осужден на основании принадлежности к какой-либо социальной группе или как родственник осужденного. Преступные “намерения”, ”аналогичные” тем, что предусматривались статьями уголовного кодекса, также не могли быть основанием для вынесения приговора. Человека теперь нельзя было осудить исключительно на основе его собственной исповеди, но требовались доказательства преступных действий, утвержденных судом. Сроки наказания были резко сокращены - максимальный срок составлял теперь десять лет (вместо двадцати пяти). Смертная казнь предусматривалась только за государственную измену.
Для того чтобы вовлечь как можно больше простых людей в отправление правосудия, был восстановлен институт 1920-х гг. - “товарищеские суды”. Такие суды могли созываться местными советами, профсоюзными организациями и домовыми комитетами для разбора дел о мелких правонарушениях. Такие суды состояли из трех членов, которые в каждом случае набирались из пятидесяти заседателей, переизбиравшихся ежегодно. Товарищеские суды не имели полномочий выносить приговоры о тюремном заключении, но могли назначать штрафы до пятидесяти рублей и выносить приговоры по месту службы. Они также могли рекомендовать понижение в должности и увольнение с работы или выселение с занимаемой жилплощади.
В газетной кампании, которая сопровождала введение товарищеских судов, подчеркивалось, что со временем они должны будут заменить собой обычные суды, что происходило бы в рамках общего движения к “самоуправлению”. Началась кампания по юридическому просвещению общественности, для чего было использовано общество “Знание”, организовывавшее лекции и выставки. Все это сопровождалось кампанией против прогульщиков, жуликов, хулиганов и пьяниц.
Опыт работы товарищеских судов показал, что они прекрасно подходят для сведения личных счетов и мелкой мести и на работе, и в своем жилом массиве. Поэтому они постепенно лишились доверия со стороны официальных юридических органов. Их стали применять реже, не говоря уж о постепенной замене обычных судов.
Да и власти действовали вполне двусмысленно, применяя ими же утвержденные законы. Прекрасным примером тому может послужить законодательство против “тунеядцев”, в некоторых союзных республиках принятое уже в 1957 г. Оно было направлено против тех, кто официально не состоял на государственной службе и соответственно регулярной заработной платы не получал. Как и законы против бродяг в Англии шестнадцатого века это законодательство можно было обратить против любого, кто вызывал недовольство властей: не составляло особого труда выгнать человека с работы и сделать невозможным его поступление на любую другую. Однако юристы отвергали расплывчатые и неопределенные фразы вроде “существование на нетрудовые доходы” или “работа для вида”. Словоупотребление было уточнено, но законы существовали все же в кодифицированном виде.
Ясно, что и сам Хрущев сомневался относительно принятых под его эгидой законов. В 1961 г. он восстановил смертную казнь за широкий набор экономических преступлений - это могло означать и подпольное производство, и торговлю, и валютные операции в широких масштабах. Вообще это показывало, насколько советское руководство было озабочено в то время расцветом черного рынка. Практически все профессиональные юристы восстали против введения смертной казни, но их голос не возымел никаких последствий. Более того, Хрущев вознамерился задним числом применить этот закон к двум известнейшим валютчикам и спекулянтам - Рокотову и Файбишенко. Нет более яркого примера того, что политика все еще превалировала над законностью.
Но все же простые граждане в результате кампании борьбы за ”социалистическую законность” стали лучше осознавать свои права. Бесспорно, теперь закон защищал их лучше, чем при Сталине. Нет сомнений и в том, что теперь и закон, и общественные нравы исключали террор как средство консолидации общества. Все это сделало манипулирование законом для властей затруднительным.
Социальная политика Хрущева шла вровень с его политической программой. Он старался направить энергию народа на производство, избавить его от тех крайних форм принуждения, что применялись при Сталине, и хоть как-то смягчить ту абсолютную бедность, которая была до 1953 г. нормой существования. Так, например, уголовная ответственность более не угрожала рабочим за прогулы и добровольный уход с работы, т.е. они обрели большую степень свободы в поисках подходящих для них условий труда и оплаты. Были значительно усилены и меры социальной защиты населения: в стране, где после войны осталось так много инвалидов, сирот и полусирот, это было особенно важно.
Страшная жилищная проблема также, по крайней мере, начала решаться. Между 1955 и 1964 гг. национальный жилищный фонд вырос почти в два раза - с 640 до 1184 млн.кв.м. Кроме той жилплощади, что строилась на средства местных предприятий и советов, была и та, что возводилась на деньги рядовых граждан, которые теперь получили право вступать в жилищные кооперативы. При этом следовало внести сумму, составляющую 15-30% стоимости жилья, после чего, уже вселившись в квартиру, люди платили оставшуюся часть при фантастически низкой ставке в 0,5%. Люди с высшим образованием могли легче, чем простые рабочие, выплатить вступительный взнос. К тому же кооперативы часто организовывались профессиональными ассоциациями того или иного рода. Таким образом, обладание квартирой в кооперативном доме стало в некотором смысле знаком промежуточного социального положения - между привилегированной элитой, которой кооперативы не были нужны, и простыми рабочими, которые в смысле жилья зависели от предприятий или местных советов. Советское общество стало расслаиваться и приобретать новые измерения.
В сфере образования также были смягчены наиболее резкие формы неравенства благодаря решению отменить плату за высшее и среднее образование. Это помогало детям рабочих и крестьян продвигаться по социальной лестнице. Хрущев собирался пойти даже еще дальше, изменив саму основу среднего образования: предполагалось упразднить старшие классы средней школы вообще, так что в пятнадцать лет все школьники должны были заняться физическим трудом. Те, кто хотел продолжить свое образование, должны учиться в вечерних школах и через два года, пройдя практическую подготовку, получить право поступать в высшие учебные заведения. Таким образом, Хрущев рассчитывал свести на нет те преимущества, которые от рождения получали дети лиц с высшим образованием, и побудить как можно большее число молодых людей избирать квалифицированные рабочие специальности - в этих профессиях экономика нуждалась особенно остро.
Очень интересно, что в этом вопросе Хрущев до логического конца не дошел. Это случилось потому, что он впервые столкнулся с оппозицией тех, кто первоначально его поддерживал. В советском обществе, где личная собственность была минимальной, добиться привилегий и высокого общественного положения для детей проще всего было, дав им хорошее образование. Реформы, которые Хрущев предполагал провести, делали эту задачу более сложной, поскольку процесс обучения прерывался, а школу и институт разделял тигель, который сплавлял все социальные классы в одно целое.
В сильно разбавленном виде хрущевские предложения получили законодательное оформление в 1958 г. Однако они никогда не выполнялись целиком, даже будучи сильно урезанными. В 1965 г. они вообще были отменены, не прибавив сколько-нибудь заметного количества квалифицированных рабочих на производстве и не изменив социального состава студентов университетов. Пожалуй, в последние годы при Хрущеве развитие системы образования пошло даже в противоположном направлении:начали бурно развиваться специализированные школы, где углубленно изучались иностранные языки, некоторые науки, математика, балет и искусства. Поскольку образование, полученное в подобных школах, открывало возможность добиться в последствии блестящих успехов на профессиональном поприще, они сделались чрезвычайно популярны.
В целом после войны советская система образования, несомненно, и в качественном, и в количественном отношении добилась блестящих успехов, что является одним из самых замечательных достижений советского общества.
Число студентов высших учебных заведений выросло с 1,25 млн. в 1950-1951 гг. до 2,4 млн. в 1960-1961 гг. и до 3,6 млн. в 1964-1965 гг. Устойчиво развивалась система среднего образования: цель обеспечения десяти - одиннадцатилетним образованием всех лиц, достигших семнадцати - восемнадцати лет, была осуществлена к середине семидесятых годов. Тяга простых людей к образованию была весьма сильна, и поскольку многие из наиболее талантливых людей искали себе карьеру в системе образования, то этот спрос был удовлетворен. Парадоксальным образом наибольший прогресс был достигнут именно в тех областях, которым Хрущев уделял наименьшее внимание, - в традиционном академическом образовании в городских школах, институтах и университетах. Лучшие советские ученые соответствовали самым высоким международным требованиям, и каждый год высшие учебные заведения выпускали людей с прекрасной профессиональной подготовкой.
Самое вопиющее неравенство в советской жизни, и прежде всего поразительно низкая производительность труда была в сельском хозяйстве. Это объясняется во многом произволом и тем пренебрежением, с которым относился к нему Сталин. В целом причины слабости сельскохозяйственного сектора советской экономики можно подразделить на два типа: первые связаны с его авторитарно-коллективной структурой, вторые проистекают из отношения к нему правительства как к чему-то второстепенному. Хрущев энергично взялся за решение второй проблемы, но, несомненно, он лишь частично осознавал всю серьезность первой.
Став первым секретарем, Хрущев сразу решил поднять значение сельского хозяйства в глазах общественности. Для этого он затеял весьма живописную кампанию освоения “целинных земель”.Это были степные районы на севере Казахстана, в Западной Сибири и на юго-востоке Европейской части России. Хрущев собирался превратить “целинные земли” в крупнейший зернопроизводящий регион страны, а Украину, которая всегда играла эту роль, сделать производителем кукурузы для животноводства. Это должно было увеличить производство мясных и молочных продуктов.
Первоначально в освоении целины были достигнуты действительно большие успехи. В течение трех лет, до 1956 г., целина давала зерна в три раза больше, чем до 1953 г. Сотни тысяч молодых людей были мобилизованы комсомолом для уборки урожая - некоторые из них ехали на пару месяцев, другие устраивались надолго. На целину были отправлены тысячи тракторов и комбайнов.
С течением времени, однако, стало ясно, что лишь в 1956 г. удалось получить максимальный урожай. Первоначально очень высокое естественное плодородие почвы стало быстро падать, начали сказываться порожденные лихорадочной поспешностью недостатки. Для того чтобы добиться немедленных результатов, Хрущев запретил правильный севооборот и чистые пары, а удобрений, которые должны восполнить истощение земли, в достаточном количестве не было. Между тем ученые предупреждали Хрущева об опасности. Разумеется, результатом стала эрозия почвы: после ряда пылевых бурь в 1960 и 1965 гг. в Казахстане было потеряно около 4 млн. га, и еще 12 млн. га было повреждено - все вместе это составило почти половину” целинных земель”. Неучтенными оказались также проблемы механизации, а равно и человеческие, порожденные массовым переселением.
Несмотря на то, что в целом компания по “освоению целины” провалилась, она действительно дала рост производства зерна в самый критический момент и таким образом создала передышку, которая позволила повсеместно провести реформу сельского хозяйства. К тому же это был первый случай в истории СССР, когда сельское хозяйство привлекло к себе львиную долю скудных ресурсов, оказавшись в центре внимания государственной политики.
В традиционно сельскохозяйственных регионах Хрущев создал для колхозников более благоприятные, чем раньше, условия. За продукцию колхозов заготовители платили теперь больше, и колхозники могли быть уверены, что получат за свои трудодни нечто существенное. Что касается приусадебных участков, то налоги на них были снижены, а ограничения на их пользование смягчены, так что отдача их тоже повысилась. Все это повлекло за собой увеличение капиталовложений в сельское хозяйство, причем они росли постоянно: между 1953 и 1964 гг. Хрущев увеличил их приблизительно в четыре раза. Он старался использовать в с/х в большей степени, чем раньше, партийные кадры - часто к их большому неудовольствию.
К несчастью, Хрущев не мог добиться более или менее существенных успехов без того, чтобы не прибегать к кампаниям того или иного рода. В традиционно сельскохозяйственных регионах главными были кампании по разведению кукурузы и повышению поголовья скота, по мнению Хрущева, взаимосвязанные.
Кульминация кукурузной кампании настала после возвращения Хрущева из США в 1959 г. На него очень большое впечатление море кукурузы в прериях Айовы. Вероятно забыв о том, что Айова находится южнее любой точки на территории Европейской части России, Хрущев распорядился разводить кукурузу повсеместно использовать ее на силос для корма скоту там, где она не успевает вызреть. Был открыт специальный институт кукурузоводства.
В самый пик кукурузной кампании, в 1962 г., ею было засеяно не менее 37 млн. гектаров, а вызреть она могла на лишь на 7 млн. га. Но поскольку лето выдалось холодное и сырое, даже там, где она могла бы созреть, спелые початки попадались не везде. В то же время упали заготовки прозаического, но необходимого сена, был нарушен севооборот, а луга заброшены. Мнение председателей колхозов и агрономов игнорировалось.
Животноводческая кампания, развивавшаяся параллельно кукурузной, была даже еще опрометчивой. В 1957 г. Хрущев объявил, что за четыре года СССР должен перегнать США по производству мяса, молока и масла. Но и данные великие помыслы не привели, ни к чему хорошему: поголовье скота, во многих областях, было уничтожено.
Но все, же Хрущев смягчил до некоторой степени нищету и беспросветность крестьянской жизни. К тому же он вернул сельское хозяйство, как объект политики, на подобающее ему место.
Но производя эти перемены, Хрущев проявил в гипертрофированной форме все черты советского политика - он всегда преувеличивал любое поправление курса и очертя голову бросался в ту сферу политики, которой раньше все пренебрегали.
