Анализ любого рассказа Хемингуэя — дело сложное. Даже при самом тонком подходе можно легко разрушить художественную целостность произведения, непосредственность его эмоционального воздействия. В этом оотношении Хемингуэй близок Чехову. У них важна авторская интонация и подтекст.
В рассказах передаются оттенки настроений и чувств героев. О них не говорится прямо, нет описания событий, писатель не рассказывает о них, не повествует, а показывает, изображает какой-то момент в жизни героя, упоминает как бы и незначительные детали, но из всего этого складывается образ мира и времени. Важную роль играет подтекст, то есть все то, что прямо в тексте не выражено, но подразумевается, становится понятным из деталей и реплик, из интонаций, из самого тона повествования. Так, добиваясь краткости и выразительности, Хемингуэй уже в самом начале своего творческого пути выработал прием, который он сам назвал "принципом айсберга": "Если писатель хорошо знает то, о чем он пишет, он может опустить многое из того, что знает, и, если он пишет правдиво, читатель почувствует все опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды".
Это сообщает прозе Хемингуэя изумительную лаконичность. Писатель "опускает"огромный и абсолютно необходимый материал, но "опущенное"не пропадает, а сохраняется для читателя, который часто обнаруживает многозначительность в самом, казалось бы, простом эпизоде. Эта особенность хемингуэевского стиля и явилась в большой мере причиной того, что многие критики давно уже пытаются отыскать в творчестве писателя аллегоричность или даже вообще объявить его символистом.
«Кошка под дождем». Обращает на себя внимание незначительность внешних событий, переданных в тексте рассказа. Вполне очевидно, что дело не в них, а в движении и изменении настроений героев, в передаче психологических нюансов. Классическая литературная традиция знает подобные примеры использования событий повседневности для раскрытия человеческих драм. В рассказах и пьecax Чехова люди обедают, а в это время решаются их судьбы, и они переживают значительные моменты своей жизни. Нечто похожее встречаем мы и у Хемингуэя.
Сжатость изложения, лаконичность описаний достигают своего предела. В рассказе есть экспозиция, завязка, кульминация и развязка (2-3 фразы на каждый компонент). «В отеле было только двое американцев. Они не знали никого из тех, с кем встречались нa лестнице, поднимаясь в свою комнату». Начало = экспозицией к рассказу об одиночестве человека вдали от родины, к рассказу о женщине, ощутившей потребность в тепле домашнего очага в момент приближающегося разрыва с мужем. Нарастает взаимная отчужденность двух основных героев рассказа.
Лаконична и завязка: «Американка стояла у окна и смотрела в сад. Под самыми окнами их комнаты, под зеленым столом, которого капала вода, спряталась кошка.
— Я пойду вниз и принесу киску, — сказала американка».
После неудачных поисков кошки, проходя через вестибюль и минуя поклонившегося ей хозяина отеля, женщина почувствовала: «Что-то в ней судорожно сжалось в комок». Эта короткая фраза — кульминация рассказа. Все дальнейшее — пересдача внезапно прорвавшегося потока прежде сдерживаемых чувств. Женщина говорит о своих желаниях человеку, который не слушает ее, лишь изредка прерывая двумя репликами, неопределенным мычанием, советом замолчать и почитать книжку. Последний вопрос, обращенный к Джорджу: «Если уж нельзя длинные волосы и чтобы было весело, то хоть кошку-то можно?», остается без ответа — «Джордж не слушал, он читал книгу».
Развязка — появление в комнате служанки, прижимающей к себе «большую пятнистую кошку», и ее слова: «Padrone посылает это синьоре».
Нетрудно заметить, что все выделенные моменты рассказа, хотя в тексте они выступают довольно рельефно, могут быть определены как эксп-я, завязка, кульминац. и развязка довольно условно, так как завершенности действия, как, впрочем, и четко обозначенного начала его, в рассказе нет. Взят кусок жизни, у которого еще будет конец и было начало, но и то и другое вынесено за рамки рассказа, о них можно лишь догадываться. Предыстории героев не дано, ничего не говорится о биографии героев. Известно, что они американцы, на какое-то время остановились в отеле одного из приморских городов Италии, путешествуют, очевидно, давно, потому что женщина устала от гостиниц и мечтает о доме. Тема дома звучит в рассказе.
Отсутствуют традиционные портретные характеристики. О внешности женщины сказано несколько слов; муж роняет: «Ты сегодня очень хорошенькая», — и, подняв глаза от книги, видит ее затылок «с коротко остриженными, как у мальчика, волосами». «Мне так надоело быть похожей на мальчика», — говорит женщина. И это все. Даже имени ее не названо. Она просто «американка».
Хемингуэй избегает определений, за редким исключением отказывается от прилагательных. Даже в сцене, когда женщина рассматривает себя в зеркале, он удерживается от возможности сказать что-либо о ее внешности. «Она подошла к туалетному столу, села перед зеркалом и, взяв ручное зеркальце, стала себя разглядывать. Она внимательно рассматривала свой профиль сначала с одной стороны, потом с другой. Потом стала рассматривать затылок и шею». Каким был профиль женщины, ее глаза, шея? Все это предоставляется дорисовать читателю. О внешности Дж. не говорится вовсе. Важно другое — показать отношение Дж. к происходящему, к словам и желаниям женщины. Это равнодушие. Однако прямо об этом не говорится.
Хемингуэй избегает разъяснений. Но прием повтора делает свое дело. Настроение и отношение Дж. к женщине становится понятно без комментариев. Всякий раз, как речь заходит о Дж., в разных вариантах повторяется одно и то же: «Муж продолжает читать, полулежа на кровати, подложив под голо- у обе подушки». Затем: «Дж. лежал на кровати и читал», «Дж. уже снова читал». И только когда раздались слова женщины «Мне надоело», Дж. переменил позу и некоторое время не сводил с нее глаз. Но это продолжалось недолго, скоро «он уже снова читал». Лишь когда вошла служанка, «он поднял глаза от книги».
Это все, что сказано о Джордже. Есть еще пять коротких реплик, из которых главная, несущая основную смысловую нагрузку, — «Мне нравится так, как сейчас». Этими словами Дж. отвечает на вопрос женщины, не стоит ли ей отпускать волосы и изменить прическу. Но в них звучит и нечто большее, ем ответ на этот вопрос. Разговор о прическе — это внешнее, о существу, разговор идет о дальнейшей жизни. И как только Дж произносит: «Мне нравится так, как сейчас», женщина говорит: «Мне надоело быть похожей на мальчика». И сразу -лед за этим: «Хочу крепко стянуть волосы, и чтобы они были гладкие, и чтобы был большой узел на затылке, и чтобы можно было его потрогать... Хочу кошку, чтобы она сидела у меня а коленях и мурлыкала, когда я ее глажу... И хочу есть за своим столом, и чтобы были свои ножи и вилки, и хочу, чтоб рели свечи. И хочу, чтоб была весна, и хочу расчесывать волосы перед зеркалом, и хочу кошку, и хочу новое платье». В "их словах тоска по спокойной и устойчивой жизни, вполне естественная для женщины, уставшей от отелей, ощущающей утрату любви и надвигающееся одиночество. Важную роль играют повторы. Функция их различна. Впервые втор встречается в самом начале рассказа: «Их комната была на втором этаже, из окон было видно море. Из окон были видны также общественный сад и памятник жертвам войны». Уже это задает ощущение некой монотонности, но пока — это лишь намек на характер отношений героев. Следующий повтор укрепляет сложившееся впечатление: «Волны под дождем длинной полосой сбивались о берег, откатывались назад и снова набегали и развались под дождем длинной полосой». Конец фразы повторяет начало, но слова в этом повторе переставлены, чем достигается двоякая цель: во-первых, самый порядок слов передает плеск волн, и, Во-вторых, усугубляется впечатление о повторяемости одних тех же событий. И как подтверждение этой сковывающей монотонности, ощущение которой усиливается дождем, звучат настойчиво повторяемые слова «хочу, хочу», передающие состояние героини: «Хочу крепко стянуть волосы... хочу кошку... хочу есть за своим столом... хочу, чтоб горели свечи».
Рассказ строится на диалоге, особенность которого — в его двуплановости. Прямо говорится не о том, что глубоко волнует, а о чем-то поверхностном и внешнем. Поэтика подтекста составляет существенную черту мастерства Хемингуэя. Все становится понятным без комментариев, без описаний, без развернутой экспозиции. Особо важную роль играют ключевые фразы. в речи женщины — «мне надоело», в реплике мужчины — «мне нравится так, как сейчас». Этого достаточно для выражения несхожести желаний американки и Джорджа. Пространные монологи оказываются неуместными, в них нет необходимости. Неуместны и экскурсы в прошлое, детальный анализ психологических переживаний героев. Особенность творческой манеры Х. И.Кашкин определяет так: лаконичное закрепление внешнего мира и внешних проявлений сложных психологических состояний через подтекст или намеком ключевой фразы.
Важна группировка героев. Американка показана рядом с двумя мужчинами — Джорджем и хозяином отеля. И если об отношении американки к Джорджу прямо не говорится ничего, то целый абзац состоит из фраз о том, как ей нравится старик — padrone. «Он нравился американке. Ей нравилась необычайная серьезность, с которой он выслушивал все жалобы. Ей нравился его почтенный вид. Ей нравилось, как он старался услужить ей. Ей нравилось его старое массивное лицо и большие руки». Повтор слов «ей нравился» выполняет двойную функцию. Не только автор констатирует тот факт, что хозяин нравился американке, но и сама женщина как бы убеждает себя в том, что он ей нравится. Авторская речь сливается с несобственно прямой речью героини. Выражено ее стремление к самоутверждению. Хозяин посылает за ней служанку с зонтиком, чтобы укрыть ее от дождя, он кланяется ей из-за своей конторки, и в этот момент женщина чувствует себя и очень маленькой, и очень значительной: «На минуту она почувствовала себя очень значительной». И именно после этого, рассматривая свой профиль в зеркале и рассуждая о новой прическе, она произносит «мне надоело». Минута, когда женщина ощутила себя значительной, помогла ей четко выразить то, что томило и мучило ее, очевидно, давно. Лишь на мгновение оказалась она в атмосфере симпатии padrone, его внимания и заботливости, однако этого оказалось достаточно для кристаллизации ее чувств и настроений, вернее, для завершения процесса кристаллизации. Очевидно, и финал рассказа — заключающая его фраза служанки, принесшей женщине кошку («Padrone посылает это синьоре»), — приоткрывает завесу в будущее: новое проявление внимания к ней будет еще одним стимулом для усиления зреющего в ее душе протеста. Эта фраза может быть истолкована как неизбежность разрыва. Через весь рассказ проходит мотив дождя и сгущающихся сумерек. Действие происходит при дожде и под аккомпанемент дождя. Усиливается дождь и все больше сгущаются сумерки. Движение времени фиксируется несколькими лаконичными фразами. В начале рассказа американка смотрит в окно и ясно видиит площадь, сад, пальмы и скамейки. Она замечает кошку, е разговора с Джорджем она вновь подходит к окну и смотрит . «Становится темно». А затем американка замечает, что «уже сем стемнело». Через несколько строк вновь повторяется эта фраза, но с таким завершением: «Она смотрела на площадь, зажигались огни». Усиливается атмосфера тоски и с трудом сдерживаемого отчаяния. Надвигающаяся ночь созвучна настрого героини. В этих образах закреплены основные психологи- кие этапы состояния женщины.
О многом говорит поэтика заглавия «Кошка под дождем». Кошка — символ домашнего уюта и семейного очага — оказывается под дождем. Женщине жалко кошку и жалко себя. Хемингуэю понадобился лишь один штрих, чтобы в начале сказа определить время его действия. Упоминается памятник жертвам войны, силуэт которого врезан в панораму города, «Итальянцы приезжали издалека, чтобы посмотреть на памятник жертвам войны. Он был бронзовый и блестел под дождем». Как и другие рассказы, вошедшие в первую книгу Хемингуэя, «Кошка под дождем» посвящена людям, пережившим войну, ощущающим ее последствия. Об этом напоминает и предваряю - рассказ миниатюра, в нескольких строках воспроизводящая сцену боя быков. Образ израненного коня, обливающегося вью, но все еще скачущего по арене на виду у тысяч зрителей , предваряет внешне вполне обычную, тривиальную и вместе с тем глубоко драматичную историю, изображенную лаконично.
