пользователей: 30398
предметов: 12406
вопросов: 234839
Конспект-online
РЕГИСТРАЦИЯ ЭКСКУРСИЯ

Д. Г. Лоуренс о назначении романа и задачах романиста. Традиции и новаторство в романе Г. Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей».

 

 

В жанре романа созданы его основные произведения. Э. Билл: для Лоуренса роман — это не только явление литературы, но и движущая сила жизни.

Место и назначение романа в литературном процессе Лоуренс определял, исходя из категорий морально-этического характера, и в этом отношении он был связан с традицией английского ро­мана XIX века. Однако сам он видел свою задачу в разрушении викторианской традиции умолчания, проявлявшейся при изображении, а вернее в отказе от изображения интимных отношений людей. Лоуренс одним из первых в английской литературе напи­сал откровенно об отношении полов, ломая лед предрассудков и ханжества.

В послевоенные годы написаны статьи Лоуренса о романе — «Мораль и роман», «Роман и Чувство», «Почему роман имеет зна­чение». Не составляя завершенную теорию, высказанные в этих статьях суждения о романе и его функциях помогают понять эсте­тическую программу писателя.

«Мы не знаем ничего или почти ничего о нас самих», — эти­ми словами Лоуренс определяет направление своих рассуждений о задачах романиста в статье «Роман и Чувство». Познать неизведанный мир чувств, заключенных в каждом из нас, - вот считает Л. самым важным. Что пользы в знаниях по географии, экономике или технике, если человек не знает себя? Самопознание — долг человека, а романист помогает его выполнить, помо­гает вглядеться в тьму таящихся в наших глубинах «африканских джунглей».

Смыслом нашего существования Л. считает саму жизнь во всей полноте и многогранности ее проявлений, а роман называет «книгой жизни». В этом смысле он и Библию называет «великим всеобъемлющим романом». Он ставит романиста выше ученого, философа, проповедника и даже поэта, поскольку каж­дый из них трактует «какую-то часть человека, но не может ох­ватить его в целом». Всеобъемлющего понимания человека в его отношениях с окружающим миром может достигнуть лишь ро­манист, ибо он знает, что в человеке значительно все — не только интеллект и не только дух, но и его тело, его руки, пальцы,.. Романист пробуждает «инстинкт жизни». Каким образом можно сделать это?

Л. отвечает на этот вопрос: надо отказаться от каких бы то ни было схем, догм, заранее сконструированных шаблонов, т.к. они убивают жизнь, вечно изменяющуюся, находящуюся в постоянном движении. Передать это движение, эти изменения — вот что важно. «Мои слезы сегодня не те, что вчера, и мое сегод­няшнее «да» странным образом отличается от вчерашнего... И если та, которую я люблю остается неизменяющейся, я перестану ее любить. Ведь только потому, что, меняясь сама, она изменяет ме­ня, преодолевает мою инертность, и сама изменяется под моим влиянием, — только потому я продолжаю любить ее».

Из всего, что может случиться с человеком, самым страшным Л. считает превращение его в живого мертвеца, а происхо­дит это, когда творимую ими схему люди принимают за настоя­щую жизнь. Можно есть, спать и даже любить, но не быть при этом живыми, а роман помогает человеку «быть живым, быть жи­вым человеком — вот что самое главное». Стремление к обновлению романа, к обогащению его изобра­зительных возможностей проявилось в творческом использовании Л-ом художественных открытий живописцев. В этом отноше­нии он продолжил национальную традицию взаимодействия лите­ратуры и живописи, которая всегда был сильна в культуре Англии. Лоуренс был наделен талантам восприятия жизни в ярких зри­тельных образах. Его новаторство во многом основано на использо­вании достижений художников. Для него важное значение имели полотна Констебля и Тернера, Ван Гога и Сезанна. Так же, как Блейк и Рёскин, Лоуренс считал живопись тем видом искусства, который с наибольшей полнотой и выразительностью запечатлевает самые существенные изменения в эмоциональной жизни личности. Он с вниманием относился к деятельности прерафаэлитов, к новаторству импрессионистов, к исканиям экспрессионистов и дерзкому вызову футуристов. Сезанн и Ван Гог были его учителями и наставниками после пережитого увлечения Констеблем и Терне­ром. Под их влиянием складывалась поэтика нескольких его романов.  Он восхищался «Подсолнухами» Ван Гога, как о великом реформаторе, утвердившем новое виде­ние мира, писал о Сезанне. Они оба дороги ему своим умением передать трепетное движение жизни, складывающиеся в опреде­ленный момент отношения между художником и предметом его изображения (сам был художником).

Л. не раз обращался к вопросу о достижениях, утратах и современном состоянии романа. Исчерпаны ли возможности это­го жанра? Имеет ли он будущее? Какие пути для его дальнейшего развития наиболее перспективны? Есть ли основания считать, что роман вступил в период кризиса? Все эти вопросы поднимаются в статьях Л. В статье «Исцеление или гибель романа» (1923) Л. говорит о романах Пруста, Джойса и англичанки Доро­ти Ричардсон как о явлениях кризисных. Проявление кризиса он видит в «болезненно углубленном самоанализе», в излишнем внимании к переживаниям и чувствам, мало значительным. Путь  рождения романа Л видит в слиянии его с философией: «Приходится сожалеть о том, что философия и художественная литература разъединились, — пишет он. — Они были единым целым со времен мифов, а затем взяли и разошлись, как повздорившая супружеская пара... В результате роман становится обескровленным, а философия абстрактно сухой. Они должны снова соединиться».

Л. никогда не писал для избранных, он обращался к ши­роким читательским кругам; он не хотел быть, подобно Джойсу, «высоколобым», как он не раз его называл, его не увлекали экспе­рименты Гертруды Стайн или футуристов. «Мне они нравятся, толь­ко я в них не верю. Я согласен с ними, когда речь идет об отжив­ших традициях, инертности. Но я не согласен с ними в вопросах лечения и освобождения... Их искусство вовсе не искусство, а уль­транаучная попытка создать диаграммы, отражающие определен­ное физическое и психическое состояние. Оно ультра-ультра ин­теллектуально, превосходит в этом и Метерлинка и символистов. В их произведениях нет ни капли наивности, хотя ее очень много в самих авторах».

Глубже XIX века в своих работах о судьбах романа Лоуренс не заглядывал, а среди романистов XIX столетия выделяет Бальзака, Дж. Элиота, Льва Толстого и Томаса Гарди; его любимый драма­тург — Ибсен, любимые поэты — Шелли и Суинберн. «Читайте, мой друг, читайте Бальзака, Ибсена и Толстого и думайте над ними... все они были великие люди», «Бальзак прекрасен и ве­лик», — утверждает он. «Безжалостный реализм» Бальзака поко­ряет его. И все же, сколь бы ни ценил Лоуренс своих предшественни­ков, он звал современных ему романистов освободиться от их вли­яния, называл их «выдохшимися». Только для Гарди из всех англи­чан делал он исключение. Томас Гарди всегда оставался ему бли­зок, а герои романов Гарди импонировали ему присущей им импульсивностью, той полнотой жизни, которая никогда не ос­тавляла Лоуренса равнодушным.

Томасу Гарди Л. противопоставлял Джона Голсуорси, ни один из героев которого не является, с его точки зрения, живым существом. Форсайты — «существа социальные», — утверждает Л., ибо деньги заменяют им жизнь и ограждают от нее.

Л. жил в эпоху, когда интерес англичан к русской куль­туре и особенно литературе был силен. Л. читал в переводах Л. Толстого,.Достоевского, Турге­нева, Чехова, Куприна, Андреева, Горького, любил Бунина

Русские писатели воспринимаются Л-ом «как сама жизнь». Его привлекает и покоряет .присущая романам русского писателя стихия страстей.

В 1926 году Лоуренс писал: «Недавно я думал о том, что при­шло время вновь перечитать Достоевского: не как художественную литературу, а как жизнь. Я так устал от этой английской манеры читать все только как литературу. Я обязательно закажу «Братьев Карамазовых». Л. всегда воспринимал роман как книгу жизни.

      Еще одной и уже последней попыткой Л. выступить в роли творца «новой религии» стал его роман «Любовник леди Чаттерли». Эта книга завершает творческий путь писателя, вбирая в "себя его многолетний опыт поэта и романиста. Особенности ранних  и поздних произведений Л. синтезируются в «Любов­нике леди Чаттерли».

            Ни об одном своих романов Л. не писал так много, как о «Любовнике леди Чаттерли». Начиная с 1927 года, в его пе­реписке встречаются многочисленные упоминания о романе, ра­бота над которыми захватила его. Вновь и вновь разъясняет он свой замысел, рассуждает о стоящих перед ним задачах. В 1929 году он пишет по поводу «Любовника леди Чатгерли», где излага­ет свои взгляды  на характер отношений между людьми в современном обществе. «Жизнь приемлема только тогда, — пишет Л, — когда тело и разум находятся в гармонии и когда между ними уста­навливается естественное равновесие».

В письмах Л. напряженность: какое впечатление произведет его роман на читателей? Он не обольщался, заранее зная, что реакция не будет положи­тельной. Он нарушил викторианские традиции умолчания, по­смел вторгнуться в такие сферы жизни, на освещение которых было наложено табу. И если во Франции Золя, Мирбо, Гюисманс, Мопассан весьма смело писали об интимных сторонах жиз­ни своих героев, то английские писатели викторианской эпохи в такие сферы не вторгались. Л, как и Джойс, нарушал запреты.

В «Любовнике леди Чаттерли» передана атмосфера жизни по­слевоенной Англии. «Наш век в основе своей — трагический век, поэтому мы отказываемся воспринимать его трагически. Катастро­фа свершилась, мы находимся среди руин и пытаемся возвести новые стены, обрести новые надежды. Это тяжелая работа: гладкой дороги в будущее нет; но мы обходим препятствия или перебира­емся через них». Эти слова звучат в начале романа, и история героев предстает перед нами как результат пе­режитой катастрофы. Она в самом прямом смысле определила судьбу Конни, ее му­жа Клиффорда, бывшего участника войны Меллорса.

 

СЮЖЕТ И ОБРАЗЫ(чтение по желанию): Конни вышла замуж за Клиффорда Чаттерли в разгар войны. Клиффорд снова уехал на фронт и через полгода, получив тяжелое ранение, вернулся. Его жене было в то время двадцать три, а ему двадцать девять лет. Два года Клиффорда выхаживали врачи. Ему спасли жизнь, но он уже навсегда был прикован к креслу на коле­сах. Вместе с женой сэр Клиффорд поселился в своем родовом по­местье Рэгби-Холл, унаследовал титул баронета, а Конни стали называть леди Чаттерли. Но подлинной жизни не было, сколько бы ни старалась Конни поддерживать мужа и помогать ему. Любовь со всеми сокровенными тайнами открылась для нее в скромной хижине лесничего Меллорса.

Характеры героев конкретны и вместе с тем каждый из них – символ. Противопоставление Меллорса Клиффорду — это проти­вопоставление жизни и анти-жизни, порожденной механической цивилизацией. Конни предстоит сделать выбор, что и определяет драматическую напряженность повествования. В романе утвержда­ется право человека на жизнь.

Образ Клиффорда воплощает в себе то, что подлинной жиз­ни враждебно. Клиффорд — жертва войны и антигуманной ци­вилизации, но он и сам превращается в одно из уродливых ее порождений. Выявляется несоответствие между внешней внуши­тельностью и внутренним бессилием. Благообразная внешность, широкие плечи, сильные руки, воля, сквозящая во взгляде его проницательных глаз, — и мертвые ноги, безжизненность тела, бессилие паралитика, навсегда прикованного к своему креслу. И какие бы формы деятельности он для себя не выискивал, Клиф­форд мертв. «Какое странное существо, — пишет о нем Лоуренс, с сильной, холодной, непреклонной волей и абсолютно лишен­ное тепла. Одно из тех существ далекого будущего, у которого нет души, а только необычайно напряженная воля, холодная воля!»

Сравнение Клиффорда с существом из будущего в контексте романа (и всего творчества Л.) имеёт глубокий смысл. Вот оно — будущее, к которому ведет людей развивающийся техни­цизм, механизация существования. В восприятии Конни образ Клиффорда сливается с ненавистным для нее промышленным Мидлендом с его угольными шахтами, погубившими в своей подземной паутине тысячи жизней, с покрытыми копотью городскими зданиями. Все это несет на себе знак вырождения, ги­бели.

Жизнь, человечность, тепло вополощены в образе шахтера Меллорса. Он – сын шахтера и в молодости сам работал под землей. Оли­вер Меллорс добровольцем ушел на военную службу, вместе с колониальными войсками побывал в Египте, Индии, был про­изведен в офицеры, но военной карьеры не сделал. Семейная жизнь сложилась неудачно. Он служит лесничим в поместье Клиффорда, превыше всего пенит одиночество, общение с при­родой. Жизнь глубоко ранила этого человека — забившись в лес­ную глушь, он залечивает свои раны. Встреча с Конни означала возрождение и для него. Они нужны друг другу- «Сказать тебе, что есть у тебя и чего нет у других и от чего зависит буду­щее?» — спрашивает его Конни. И сама же отвечает: «Это сме­лость твоей нежности». А Меллорс в своем письме к Конни пи­шет о том, во что он верит: «Я верю в огонек, вспыхнувший между нами».

 

            Со страниц романа встает образ Англии, истерзанной войной. На всем лежит тень смерти и запах тления. «Конни казалось, что все великие слова не существуют для ее поколения: любовь, ра­дость, счастье, мать, отец, муж, — все эти большие слова были теперь наполовину мертвы, они умирали с каждым днем». Над всем царил культ денег, «деньги вы просто обязаны были иметь». «По­требуется много лет, чтобы все это прошло. Нужны новые надеж­ды». Обо всем этом думает Конни, в судьбе которой заключены судьбы множества женщин.

            На обложках книг Лоуренса,  издаваемых в Англии, изображен феникс — волшебная птица с распростертыми над пламенем костра  крыльями. Феникс сжигает себя и вновь возрождается из пепла. Это символ жизни-горения и символ человека, стремящегося к проявлению полноты своего «я», полноты своей личности со все­ми ее особенностями. Этот рисунок стал эмблемой. В нем выражена суть творчества Лоуренса.


17.01.2014; 16:20
хиты: 331
рейтинг:+2
Гуманитарные науки
литература
мировая литература
для добавления комментариев необходимо авторизироваться.
  Copyright © 2013-2024. All Rights Reserved. помощь