Послед.и высочайшая вершина творчества Д. – роман «БК», над которым писатель работал в 1878-1880. Роман связан с давним замыслом «Жития великого грешника», и перед его центральным героем — Алешей — также открывался путь испытаний, который должен был привести к выстраданному праведничеству в конце эпопеи. В таком состоянии предстает жизнь в «Братьях Карамазовых». Плотские инстинкты, цинизм и юродство Федора Павловича, карамазовский «безудерж» Митеньки, идеологический бунт Ивана, «инфернальная» красота Грушеньки — все вышло из обыкновенных границ, драм-ки напряглось, обнажая в себе возмож-ть и необходимость возмездия за грех, очищающего страдания, веры в разумность бытия. Но чтобы возможность лучшего осущ-сь, наличная действительность должна исчерпаться до конца, отдать всю себя новой стадии развития. Эту диалектику в романе формулирует и подчеркивает эпиграф — одна из глубочайших евангельских метафор, связывающая в бытийное целое разложение, смерть с зачатием новой жизни и будущими плодами ее. Без разложения и умирания «карамазовщины» не высвободятся ее собственные могучие силы, не пойдут в рост, не принесут плодов добра и истины. Рисуя картину современного разложения, Достоевский достигает в своей манере предельной выразительности, создавая сильные колористические эффекты. В общую мрачную атмосферу (столь же сгущенную, как и в «Бесах») он вводит зловеще яркие краски порока и преступления, распределяет свет и тень по принципу резкой контрастности. Такое художественное освещение нужно ему затем, чтобы рельефнее выступил психологический рисунок каждого образа в мельчайших его изгибах и оттенках и одновременно — чтобы рядом с вершинами духа темнее и таинственнее зияли бездны человеческой природы. Общий для всех романов писателя, этот прием особенно значим в «Братьях Карамазовых». За литературными приемами, за психологическими гротесками Карамазовых» стоят подлинные факты эпохи, отмеченной вырождением дворянства, моральной деградацией личности, эпидемией уголовных преступлений и самоубийств, небывалым идейным разбродом. Все эти тенденции сфокусированы в образе Федора Павловича Карамазова. Он олицетворяет источник всяческого растления и вместе с тем — погибель зараженного безверием и развратом соц-го организма. Чувственная разнузд-ть вместе с циническим умом побуждают героя совершить насилие над городской юродивой Лизаветой Смердящей — и этот эпизод приобретает символическое значение как в отношении Карамазова-отца, так и в структуре всего романа. Кощунством над природой, над душой, над юродивой, «божьим человеком», Федор Павлович покушается на изначальные основы, подрывает корни родового древа человеческого. Он — носитель той тенденции развития, которая ведет к самоистреблению. И рожденный от него Лизаветой сын — Смердяков — существо вполне выморочное, лишенное сокровенного человеческого содержания и в чувственной, и в нравственной, и в умственной сфере. Смердяков убивает породившего его Карамазова-отца: круг разложения, таким образом, замкнулся. Но образ Смердякова этим в романе не исчерпывается. В нем Достоевский пророчески указывает на множащуюся породу «выморочных» людей, оторв-х от нац-х и общечел-х корней, лишенных уже не только веры, убеждений, сердечных привязанностей, но и самой способности и потребности их иметь. Смердяковы примут и исполнят любые идеи и лозунги, дающие ход их низкой и злой натуре, они станут «передовым мясом» (как называет его Иван) во всяком деле общественной смуты и разрушения, предпринятом каким-нибудь очередным Верховенским. В старшем сыне, Дмитрии, дух и плоть безудержно устремлены к красоте — к венцу и главной тайне мироздания. Но красота здесь, в отличие от «Идиота», предстает героям глубоко двойственным явлением. И Дмитрий поражен этой двойственностью и переживает ее как внутренний разлом, как мучительный душевный «надрыв». Его жизнь — метание между двумя идеалами и наконец выбор одного, обретение «нравственного центра», без которого могучие стихии жизни превращаются в карамазовщину.Кульминация романа, кульминация философских и художественных исканий самого Достоевского в той критической точке диалога между братьями, достигающей высшего напряжения. Эмоциональные и идейные мотивы его творчества связаны здесь в драматичнейший узел. Он помещен в пятой книге романа, архитектонически самой ответственной: уже назрели все конфликты, выяснились хар-ры, выступили на сцену главные силы и в остающихся семи книгах открывается простор для жизн-х исходов и великих идейных решений. Замечательно и то, что диалог братьев в этой книге предваряется и заключается их встречей со Смердяковым — тот словно подстерегает Ивана и ждет от него ответа на роковой вопрос. От этой точки братья расходятся в разные стороны, но чем противоположнее их нравственно-философские позиции, тем нужнее они друг другу,— это подчерк.писатель дальнейшим развитием сюжета романа. Главные перспективы жизни в романе связываются, конечно, с Алешей, в котором все языческие, «земляные» стихии карамазовской породы преображаются под влиянием его духовного отца, старца Зосимы, в могучую жизнеустрояющую силу. Таким «устроителем» душ и дел людских выступает Алеша между героями романа — при всей внешней бесплодности его усилий. Но достаточно уже одного того, что именно Алеша возвращает Ивану его истинную человеческую сущность. «Раннему человеколюбцу», Алеше предстоит не теоретически, а практически доказать, что идеал высшей гармонии не противостоит природе человека и возможен в мире. Затем его и посылает в мир Зосима. Однако, чтобы доказать это (а только беспрестанно доказывая это, человек живет по-настоящему), необходимы трагические опыты и Митиного «горячего сердца», и исполненного сомнений Иванова ума.
