В романе продолжается тема подпольного человека, но Раскольников здесь пытается выйти к людям. Раскрывается идея одного избранного, стоящего над всем человечеством и предписывающего ему свои законы. Это тема гордыни: во что бы то ни стало добиться равенства с богатыми. По теории Раскольникова, все люди делятся на две группы: обыкновенных и необыкновенных, тварей дрожащих и право имеющих.
Достоевский ставит вопрос: допустимо ли, чтобы один человек взялся сделать счастливыми других? Если человек берется за уничтожение меньшинства ради счастья большинства, простой арифметики недостаточно. Следовательно, будут несчастливы безвинные.
Важный момент в романе – встреча Раскольникова с Мармеладовым, монолог Мармеладова. Мармеладов признает свою вину и кается. Раскольников поражен сильной, живой верой Мармеладова. Раскольников думает о том, чтобы таких людей, как Мармеладов, было меньше. Письмо матери, встреча с Мармеладовым, сон Раскольникова подталкивают его к преступлению, но эти же моменты предупреждают его: нельзя достигнуть цели любыми средствами.
Страсть идет впереди Раскольникова. Мысленно он уже совершил преступление. Идея парализовала его мысли и чувства.
Раскольникова погубил свою душу, убив старуху-процентщицу. Он всех отталкивает. Но внутренняя совесть его жива.
Во второй части романа самое страшное: духовное потрясение Раскольникова. Он страдает оттого, что сознает себя тварью дрожащей. Он не такой сильный, каким хотел быть. Начинаются страшные муки совести. Он боится, что его будут подозревать.
В третьей части романа усиливается борьба так называемого «сильного человека» с его натурой, с его совестью. Все поражаются, как можно совершить кровь по совести. Раскольников считает, что не Бог, а человек решает, быть другому человеку или не быть.
Происходит срыв правоты теории Раскольникова. Он мучается, переживает, что его подозревают в убийстве. Его муки не в том, что он совершил преступление, а в том, что эксперимент не удался.
В четвертой части происходит кульминационный момент в противоречии между совестью и теорией. Открыты последующие пути Раскольникова. В судьбе Свидригайлова Раскольников видит свой путь, если бы не мучался муками совести. Свидригайлов – двойник Раскольникова, один из путей, по которому он мог пойти. Раскольников ужасается тому, что перед Свидригайловым тупик.
Открывается второй путь – путь покаяния и спасения души: Соня Мармеладова читает Раскольникову отрывок из Евангелия от Иоанна.
Впервые в русской литературе Достоевский использует большой отрывок об исцелении Лазаря.
Соня Мармеладова верит, что Раскольников может воскреснуть, если обретет веру.
Но Раскольников пока не воспринимает Евангелие, считает Соню сумасшедшей. Он не может понять, как Соня смогла сохранить веру. Благодаря Соне, Раскольников приходит к возрождению своей души, но позже.
В пятой части Раскольников признается Соне. Это замедление действия между катастрофой, падением его теории.
Соня открывается Раскольникову его путь: принять страдание и искупить им вину. Но здесь опять взяла верх гордыня Раскольникова. Соня выносит ему приговор: «Вас Бог оставил, и дьявол предал». Раскольников близок к явке с повинной.
В шестой части происходит гибель двух «сильных людей»: самоубийство Свидригайлова и разоблачение Раскольникова. Под влиянием любви и веры Сони Раскольников идет с явкой с повинной. Христианская любовь Сони подталкивает Раскольникова. Суть этой любви: благо не ради себя, а ради Раскольникова.
Соня ждут терпеливо, молится о возрождении Раскольникова.
Достоевский показывает, что не логика Порфирия Петровича, а сила христианской любви Сони, ее веры подталкивает Раскольникова к признанию. Но Раскольников уходит на каторгу нераскаянным.
В эпилоге в Раскольникове совершается переворот его души после полутора лет гордыни и издевательства над Соней. Каторжники ненавидят Раскольникова, но уважают и любят Соню. Вместе с любовью в Раскольникове просыпается раскаяние. Достоевский говорит: «Их воскресила любовь». Как дальше сложится жизнь Раскольникова, Достоевский не говорит, потому что мало кто из преступников становится на путь покаяния и воскресения в новую жизнь. Раскольников не признает ничьего суда, кроме суда Сони. Бесценность личности человека, его неприкосновенности Достоевский утверждает через образ Сони.
В произведениях Достоевского нет единой правды. Он показывает две точки зрения: правду высшую и правду низшую. Все бунтари Достоевского вызывают у автора уважение. Достоевский уважает Раскольникова за неравнодушие, за горячность сердца, за благородство целей. Но Достоевский не уважает пути достижения этих целей, отрицает путь насилия.
Все романы Достоевского связаны друг с другом внутренними мыслями. Основной вопрос: кто эти избранные, что смогут спасти мир?
Любовь к людям без веры в Бога приводит к презрению. Гуманизм Раскольникова приводит к антигуманизму. Достоевский порицает теорию гуманизма. Трагедия Раскольникова – трагедия его сознания, трагедия ума без сердца.
По статье И.А. Есаулова «Пасхальный архетип в поэтике Достоевского». Знаменитый эпизод со чтением Соней Евангелия Раскольникову происходит почти в самом центре романа: в четвертой главе четвертой части. Соня читает четвертое Евангелие (от Иоанна). В самом тексте автором выделено слово «четыре», говорящее о четырех днях, проведенных Лазарем во гробе, что, как уже неоднократно отмечалось, сопоставлено с четырьмя днями Раскольникова после убийства.
Соня «энергично ударила» (сделала словесное ударение) на слово «четыре». Тем самым данный эпизод выделяется тем, что речь героев, евангельский текст и авторская композиционная организация романа сходятся в некоей соборной высшей словесной точке (вершине), где повествуется о евангельском чуде – воскресении умершего Лазаря. Поэтому корректно рассматривать этот эпизод как своего рода романную «формулу» Достоевского.
Следует подчеркнуть, что в духовном контексте, имманентном русской словесности, для того, чтобы воскреснуть, неизбежно необходимы страдания и – в пределе – полная, понятая отнюдь не метафорически гибель: Воскресения без смерти, увы, не бывает.
Воскресение – это совсем не второе Рождение, не возрождение заново. Это, напротив, спасение как переход в иное (духовное) измерение, в иное качество.
«Убийца» и «блудница» в духовной перспективе уже являются мертвыми душами. Однако инвариант смерти проникает также и в смысловые глубины собственно поэтики Достоевского.
Однако Воскресения не бывает не только без смерти, но и без твердой веры в реальную возможность этого чуда.
Тогда как до евангельского чтения именно вера в возможность чуда и отрицается Раскольниковым. Само слово «чудо» возникает в «немых» монологах героя. Но характерно, что вера в чудо спасения для Сони понимается Раскольниковым как признак помешательства, т.е. наделяется ярко выраженными отрицательными коннотациями. Рассматривая 3 варианта судьбы Сони (самоубийство, сумасшествие и разврат), герой останавливается именно на помешательстве как аналоге веры в чудесное спасение. Согласно рациональной, рассудочной установке упование на Божью волю и молитва Богу является вариантом помешательства.
Очень существенно, что в этой же части текста имеется определение Раскольниковым Сони как юродивой, однако это предполагаемое юродство героини также рассматривается в чисто позитивистском смысле – как деривантное, недолжное поведение.
Почему уже после чтения Соней Евангелия Раскольников отнюдь не «воскресает» к новой жизни, но возвращается к мысли о власти «над всей дрожащею тварью и над всем муравейником» как своей «цели»? Испытания героя – как раз в соответствии с литургическим циклом – еще далеко не закончены, его «наказание» растягивается вплоть до финала. однако одновременно этот «путь» героя становится, начиная с рассматриваемого эпизода, уже своего рода паломничеством к Пасхе, к «новой жизни», что укореняет Раскольникова в определенной духовной традиции, имманентной русской словесности.
Испытания не закончены и для Сони. Очень часто при анализе этого романа упускается из виду, что сама Соня до евангельского чтения также характеризует Раскольникова именно как сумасшедшего.
Таким образом, автором как бы намеренно демонстрируется по крайней мере 2 полярных контекста понимания веры в чудо воскресения, о котором говорит евангельский текст: 1) как некое недолжное утопическое упование, вариант помешательства, психический аффект, от которого надлежит рационально освободиться; 2) как единственная возможность для Раскольникова и Сони преодолеть собственные прегрешения. В одном случае предполагается внешнее воздействие на действительность, во втором – внутреннее прозрение.
Однако далеко не случайно, что сама возможность этого прозрения наступает в результате не индивидуального чтения Евангелия, но именно совместного чтения.
Соня и Раскольников «не знают», что их разговор «подслуживается» двумя субъектами. Причем этот диалог «нравится» не только читателю, но и герою. Возникает эффект театрального зрелища с актерами и зрителем. Свидригайлов прослушивает исповедь героев, а также и само евангельское чтение, будучи отделен от их мира этической и даже пространственной дистанцией: закрытой дверью.
Надо полагать, чтение Евангелия является испытанием не только для героев, предоставляя им христианскую свободу пути, но и для читателя.
Сама структура романа, оставляя полную свободу читателю и исследователю в толковании текста, все-таки имеет имплицитно весьма жесткие векторы пути: свободу пасхального воскресения и свободу самоубийственной гибели.
